Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это мой дом! – заходился он в пьяном оре.
– Ах да. Как я могла забыть. Ты купил эту квартиру до брака. Она абсолютно и полностью твоя. А я была малолетней дурой, не «просёкшей фишку». – Женька была спокойна. Впрочем, как всегда. – Я пойду покурю куда-нибудь туда. Туда, где можно и где я могу купить квадратный метр столика в собственность. Пусть и на короткое время.
И она уходила. Чтобы вернуться через сутки или двое. После этого они неделю вели молчаливое сосуществование. Дольше у него не выдерживали нервы, и он «делал шаги к примирению». Так он это называл.
– Ты никогда не делаешь шагов к примирению! – умильно-укоризненно говорил Миша жене.
– Я не умею.
– Но это же так просто!
– Как? Топ-топ-топ? – Она смеялась тем самым смехом, который сводил с ума не только его. Что, в свою очередь, сводило его с ума остатков. Но не «до степени», как говорится. Благо он имел крепкую психику, являющуюся продуктом безукоризненного функционирования любого тела, внутри которого есть кости, суставно-мышечный аппарат, внутренние органы, эндокринные железы, кровеносная, лимфатическая и нервная системы. И нет загадочного «чего-то ещё».
– Как тебя угораздило выйти за меня замуж? – изредка спрашивал Мишка непонятную ему жену.
– Кажется, это случилось где-то между Станиславом и Сашкой. Я как раз тогда была влюблена в Вадима.
– Ну ты и тварь!
– А ты меня выгони.
– Не дождёшься.
– Хочешь, я сама уйду?
– Нет. Не хочу. Мне кажется, что ты – моя жизнь.
– Когда кажется, это не жизнь.
– Я просто не умею так изящно выражаться, как ты.
– Я не выражаюсь. Я чувствую. А ты – нет. У нас с тобой межвидовой барьер, понимаешь? Не может кролик жить с собакой. Они могут существовать на одной территории, но никогда не проникнут друг в друга.
– Но мы-то проникаем.
– Я не имею в виду физиологию. К тому же ты знаешь…
– Знаю. Я и в этом тебе надоел. Последний раз был больше месяца назад. Ты не можешь жить без новых ощущений, а мне лишь позволено подбирать крохи с барского стола. Я не в обиде. Только делай так, чтобы я не знал. Поверь, мне бывает больно, как это ни странно.
– Бывает? Мне не перестает. Я проститутка. И что обидно, всего лишь за крышу над головой. И за кухонный комбайн.
– Можно подумать, я тебе ничего не покупаю! – бурчал Миша, не понимая, почему лицо его супруги искажает такая брезгливая гримаса.
– Покупаешь. Разговор окончен. От этих хабальских пересчётов мне ещё отвратительнее. Мы прекрасная пара, живущая в любви и согласии с кухонным комбайном в модно отремонтированной квартире, где мне нельзя курить. Я езжу на твоей машине, в которой мне нельзя курить и упаси бог что-то ужасное, вроде грязи, прилипшей к сапогам, уронить на коврик. Нами восхищается вся больница. Мы любим друг друга под густой сенью ненависти твоей матери. У нас всё как у людей. Ты доволен?
– Я был бы доволен, если бы ты родила ребёнка.
– От кого? – иронично усмехалась Женька. – Конечно, у нас с тобой может получиться смелый кролик с благородным собачьим сердцем. Но примерно с такой же вероятностью мы можем подарить миру некондиционного пса с кроличьей душой. А миру этого добра и так хватает. Но когда я найду красивого, мудрого и нищего музыканта, я непременно рожу тебе дочь.
– Всё твои идиотские шуточки. У меня уже давно иммунитет. К тому же я хочу сына.
– Да? А я думала – ребёнка. Впрочем, тот самый мужчина не обязательно должен быть музыкантом. Мне будет достаточно, если он будет мудр и красив. Он ли это, я пойму, лишь раз заглянув в его глаза. В них будет Вечность. – Женька начинала говорить сама с собой.
– А что ты поняла, взглянув в мои глаза?
– Что они у тебя карие. И мне до сраки, из поговорки слов не выкинешь, извини.
– Я пойду телевизор посмотрю. Выйдешь из психоза, приходи.
– Смотреть в глаза телевизору?
Он добросовестно смотрел телевизор, пока не засыпал безмятежным сном смирившегося благополучного рогоносца. Во сне к нему приходила спасительная для его разума мысль, что в жене не от мира сего есть определённый шарм. К тому же такая безупречно красивая вещь в собственности – гордость владельца. Не надо пачкать и царапать! Перебесится со временем. И у них всё станет действительно как у людей.
* * *– Доброе утро, Виталий Анатольевич. Как ночь?
– Да как обычно – не по-людски. Трое родов – и все закончились кесаревым. Что-то интересное на «пятиминутке» было? Я тут отъехал ненадолго по делам.
– Ничего. Обычные втыки по тем же самым поводам.
– Понятно. Ладно, минут через пять обход. У тебя есть ответственные?
– Да, пара-тройка. И девица-олигофренка с первого этажа на поздний аборт по социальным показаниям. Виталик, перестал бы ты меня уже бомжами потчевать – ни удовольствия мне, ни заработка. Есть же и другие ординаторы.
– Ты не просто ординатор. Ты – старший ординатор. Практически мой преемник. А заведующему не только кошерная чёрная икра достается, а и весь тот гембель, который ничей и никому не нужен. Компрене? Так что не ной, Евгения Владимировна. В полдень плановое кесарево наверху буду делать. Проассистируешь?
– Поделишься?
– Ну ты жопа! А ещё так недавно бегала, ах, Виталий Анатольевич, возьмите! Научите!
– Ты же сам сказал, что я практически твой преемник.
– Михаил Петрович стал мало зарабатывать? Вы ведь только что купили новую машину.
– Не мы, а он. Кроме того, Михаил Петрович копит на постройку дачи в светлом «потом», а мне нужны деньги хотя бы на табачную независимость. Причём прямо в текущем безотлагательном преходящем «сейчас». И, да, чуть не забыла. Я от него вчера ушла.
– Как ушла?! Ладно. Прооперируем, разберёмся. Через пару минут обход. Пойду переоденусь.
– Виталик… – Женька зашла за ним в кабинет заведующего и прикрыла дверь. – Ты можешь одолжить мне тысячу долларов на неопределённый срок?
– Что-то случилось?
– Виталик! Первое, что ты сделал, – задал вопрос. К тому же я тебе сказала – вчера я ушла от Миши.
– Так ты не шутила?.. О, вас кинется мирить вся больница. Прости, Жень. Но мне надо знать – это важно? Деньги. Потому что именно сейчас я не могу так просто, с кондачка. Ты же знаешь.
– Знаю. Ты родил второго ребёнка, купил квартиру в «блатном» районе и делаешь ремонт. Забудь. Неважно. Просто мне надо срочно снять квартиру и рассчитаться хотя бы за первые два месяца. А я никогда не копила, потому что, во-первых, не слишком много зарабатывала, во-вторых – никогда не могла отказать себе, любимой, ни в чём иррациональном. – Женька разозлилась на себя за то, что позволила вовлечь «человека из общего круга» в исключительно свои проблемы.
– Правда очень надо?
– Нет, блин. Я пошутила. Виталик, сколько лет ты меня знаешь?
– С десятку уже вроде.
– Я хоть раз просила у тебя денег?
– Ни разу.
– Как ты думаешь, если я впервые за десять лет прошу у тебя… Забудь! Я тебя люблю и обожаю, на свои текущие нужды я найду и где-то подальше, чем у тебя… И у нас через две минуты обход. Виталий Анатольевич, я жду вас у первой палаты, – сказала Женька наигранно официальным тоном и улыбнулась самой непринуждённой улыбкой. Быстро вышла и аккуратно прикрыла за собой дверь. Как там пишут в романах? «Мозг лихорадочно искал выход…» Ерунда. Мозг вообще не работал. Лишь надпочечники бесперебойно крутили неоновую бегущую строку: «Не думай! Не думай! Не думай!»
* * *Думать было некогда. И не о чем. Во-первых, разумные пути решения проблемы отсутствовали. Во-вторых – разум полностью поглотили профессиональные задачи.
Акт о прерывании беременности в позднем сроке был подписан начмедом, заведующим отделением и лечащим врачом. «В соответствии со статьёй такой-то…» – и так далее.
«Что ты можешь знать о реальных проблемах, бесчувственная тупая сытая сука!» – думала Женька, механически заполняя историю.
«Елена Петровна Ничейная, 15 лет. Поступила по направлению врача социального интерната для умственно отсталых сирот с предварительным диагнозом «беременность I, 28–29 недель» для искусственного прерывания беременности в позднем сроке по социальным и медицинским показаниям. Дата последних mensis неизвестна».
– Свет, что за мудаковатые остряки выдумывают сиротам эти безумные фамилии? – Женька взяла с инструментального столика заполненный грамицидином шприц.
– Не знаю, Евгения Владимировна. – Акушерка отточенным профессиональным движением перехватила живот пациентки, продолжая удерживать вагинальное зеркало.
– Несчастный ребёнок. – Олигофренка, оглушённая лёгким наркозом, слегка захрипела и пошевелилась. – Представляешь, что она мне рассказала, умильно-слюняво сюсюкая? Со сторожем этого самого интерната. За пластмассовые детские часики. Ладно, она-то – расторможенная самка, способная только есть, испражняться и сношаться. Но как можно быть таким вот… человеком? Обидеть беззащитное животное, что может быть гаже?! – Убийственный грамицидин ушёл в плодный пузырь, откуда прежде было выпущено около 30 мл светлых околоплодных вод, составлявших среду обитания человеческого детёныша – совместного творения слабоумной сироты и неизвестного сторожа.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Психоз - Татьяна Соломатина - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза
- Роддом, или Неотложное состояние. Кадры 48–61 - Татьяна Соломатина - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- Секс в большом городе - Кэндес Бушнелл - Современная проза
- Требуется героиня - Зоя Журавлева - Современная проза
- На Верхней Масловке (сборник) - Дина Рубина - Современная проза
- На Верхней Масловке (сборник) - Дина Рубина - Современная проза
- Кот, который всегда со мной - Питер Гитерс - Современная проза