Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надо ли говорить, что очередную сводку я принимал с известной тревогой. Ситуация могла сложиться драматично: если все повторится, то хоть бросай работу. Ведь только в одной стране бывает до восьмидесяти тысяч самоубийц в год; а среди обязательных стран в моем исследовании — Венгрия, Дания, Финляндия, Россия, Франция, Германия, Швеция, Норвегия, Австралия, США и Великобритания. Пусть даже по пятнадцать-двадцать тысяч в год на каждое государство, и того с головой хватит, чтобы или в психушку загреметь, или самому в петлю полезть.
Увы, ситуация повторилась — на сей раз с Францией, где самоубийц ровно в два раза больше, чем в Австралии.
Я ли чем провинился перед милосердным Богом? Души ли добровольно покинувших сей мир и похороненных за кладбищенской оградой нашли во мне понимающего, хотя и не оправдывающего их? Или то и другое совместилось?
Какими бы не оказались причины, участь моя была плачевна. Не облегчили ее ни посещения церкви, ни советы приятеля-психиатра. Последний, кстати, осторожней, чем обычно, разговаривал со мной, будто с потенциальным пациентом, и именно эта его осторожность натолкнула меня на мысль об опасном, но необходимом эксперименте. Надо было понять, то ли со мной происходит, о чем я думаю, или это — странные побочные явления? «Коль уж ты ученый, так и давай, доказывай или опровергай, а не строй догадки!» — подначивал я себя.
Короче, собравшись с силами, я запросил данные за последний месяц у коллеги-суицидолога из не очень большого областного города. Тот информировал меня по телефону, и короткий наш разговор едва не стоил приятельских отношений.
— Ты что, сверхконкретикой занялся — по городам? — поинтересовался он.
— Нет, хочу проверить одно наблюдение.
— Если не секрет — какое?
— Извини, Коля, пока секрет, я еще сам точно не знаю, как это назвать.
— Ну, как знаешь, — голос его стал сухим. — Значит, за месяц? Слава Богу, как никогда — всего трое. Другие данные нужны?
— Постой, постой… Парнишка, лет пятнадцати, черноволосый такой, худой; старуха, и еще мужик, чуть за тридцать, астеник?
Наступила пауза. Не знаю, долго ли она длилась — я все еще был под впечатлением от проплывающих передо мною лиц. Наконец в трубке раздался обиженный голос Николая:
— А зачем спрашивал, если сам все знаешь? Или проверить решил? Так ты не прямое, а косвенное начальство, в следующий раз можешь делать официальный запрос. Парню — да, пятнадцать, скрипач, выбросился из окна, я был у родителей, читал его письмо, смотрел фотографии: такому генофонд нации улучшать надо, а он — из окна. Других не видел, но женщине семьдесят восемь, сломала шейку бедра, невестка ухаживать отказалась и она приняла снотворное, две упаковки. С мужиком не все ясно: повесился, и все. Так значит, ты не хочешь объяснить, зачем тебе понадобилось проверять меня?
Как я ни старался убедить его в том, что никакая это не проверка, а всего лишь необходимая мне информация, он не поверил. Сошлись на том, что в ближайшие дни я приеду в командировку и все расскажу. Распрощались, против обычного, с чувством досады, неудобства и вины.
Теперь я знал, что надо делать. Во-первых, конечно, поехать к Николаю и на месте окончательно убедиться в том, что видел именно их. Во-вторых, пока придется оперировать лишь относительными цифрами: все-таки десять-двадцать человек — это не десятки тысяч. И, в-третьих, постараться выяснить сам механизм этих лиц в моем сознании.
«С чего все началось? С данных по Австралии? Или с той девицы студентки с ее «личным выбором»? Надо обязательно разобраться, не то сойду с ума. Пусть это будет научным экспериментом — наблюдение над собой: с фиксацией в журнале, выводами. Какая, к черту, фиксация? Собственного сумасшествия, что ли? Кто мне поверит? Где доказательства, что я их вижу? А разве описания на расстоянии, по одним лишь цифровым данным и географии — не доказательство?» — голова раскалывалась от вопросов и предположений, и на грядущую командировку я смотрел, как на бегство от самого себя, хотя понимал, что в областном центре могут поджидать открытия и похлеще.
…А ночью они пришли. Все трое. Это были уже не фотографии. Происходящее напоминало скорее цветной фильм, в котором и сам я принимал участие, одновременно видя действие со стороны; да, именно так — я видел и себя, и их; причем, в той «действительности» я сидел на том же самом диване, на котором и в реальности. Старушка и мужчина сели в кресла по бокам журнального столика, подросток разглядывал корешки книг.
— Не бойтесь нас, Александр Викторович, — мягко и даже как-то тепло произнесла женщина. Впрочем «произнесла» — не совсем точно, потому что губы ее все так же улыбались, и не понятно было, откуда доносятся слова. Она лишь смотрела на меня спокойными выцветшими глазами.
— Да я уже и не боюсь, — подумал я про себя, — только странно все это…
— Ну вот и хорошо, — посмотрела она на меня, — вовсе не хотелось бы пугать или огорчать столь доброго человека. А что до «странности», то Володя лучше сможет объяснить…
Смугловатый подросток медленно, нехотя оторвался от книжных корешков. Стало ясно, что говорят они глазами, а не губами. Просто смотрят, и слышишь, или понимаешь, о чем они думают. Наверное, там нет необходимости скрывать мысли.
— Вообще-то мы приходим обычно во сне — к близким, которые думают о нас, — послышался его неустоявшийся басок. — Но, говорят, со временем это возможно все реже, я еще не знаю. Мы вот, — он сразу двумя руками показал на мужчину и на старушку, — пока еще рядом со всеми вами, и потому нам пока легко приходить. А потом будем отдаляться.
— «Мы» — это кто? — спросил я.
— Мы — часть вас, которые о нас думают, ваша энергия, мы сотканы из ваших мыслей и чувств. Чем их меньше, тем и мы дальше. Сегодня, например, о Ксении Никифоровне много думали сын и внучка, о Пете — его бывшая жена; а обо мне и вообще многие, потому что — девять дней: вся семья, одноклассники и из музыкальной школы тоже.
При этом его лицо оставалось удивительно спокойным, будто говорил он не о собственной смерти, не о поминках, а о чем-то постороннем, третьестепенном. Так привычно показывают дорогу, продолжая думать о чем-то своем.
— Так вы что же, все видите и знаете? — не поверил я.
— Конечно, — посмотрел на меня молчавший до сих пор Петр.
— Я вот люблю смотреть на свою квартиру — улица Малая, дом три, седьмой этаж, налево. Там пока все так же, но Люся боится в ней жить и хочет обменяться. Все равно вряд ли кто-нибудь будет так любить эту квартиру, как я: так открывать дверь, так входить, любуясь стенами, картиной, занавесками, люстрой… Мы ее семь лет ждали, а пожили меньше года.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Большая книга ужасов. Самые страшные каникулы (сборник) - Елена Арсеньева - Ужасы и Мистика
- Вампир. Английская готика. XIX век - Джордж Байрон - Ужасы и Мистика
- Призраки дождя. Большая книга ужасов (сборник) - Елена Усачева - Ужасы и Мистика
- Там, где рушатся замки - Елена Кипарисова - Ужасы и Мистика
- Большая книга ужасов 2015 (сборник) - Елена Усачева - Ужасы и Мистика
- Хэллоуин (сборник) - Александр Матюхин - Ужасы и Мистика
- Ди, охотник на вампиров - Хидеюки Кикути - Ужасы и Мистика
- У него цвет глаз фиалковый. - Екатерина Фатеева - Ужасы и Мистика
- Каникулы в джунглях (Книга-игра) - Роберт Стайн - Ужасы и Мистика
- Пепел забытых легенд (сборник) - Артем Чуприн - Ужасы и Мистика