Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И действительно, в это время уже началось.
Это случилось накануне Нового года.
В церкви Покрова Богородицы, куда в сопровождении конвоя на первый день Рождества первого революционного года пришла Семья, заканчивалась торжественная служба. И вдруг в переполненной церкви зазвучали когда-то столь знакомые, еще не забытые слова. Дьякон торжественно возгласил: «Их Величеств Государя Императора и Государыни Императрицы»... а потом пошли имена их детей, и все с прежними титулами... а в конце мощно зазвучал дьяконский бас: «Многие лета!» Так в тобольской церкви, впервые после Февральской революции, было возглашено древнее «многолетие» Царской Семье.
Церковь ответила гулом. Старший конвоя и комиссар Панкратов, дождавшись конца службы, вызвали дьякона. Дьякон сослался на распоряжение священника отца Алексея. «За косы его да вон из церкви!» – ярился стрелок конвоя.
И уже на следующий день Тобольский Совет, возглавляемый большевиками, создал следственную комиссию. Обвиняли Панкратова, требовали ужесточить режим, и впервые зазвучало: «Романовых в тюрьму!» Взялись и за священника. Но архиепископ Гермоген не отдал на расправу отца Алексея – он выслал его в один из дальних тобольских монастырей.
Как все поразительно увязано в Романовской истории... Имя «Гермоген» стоит у истока Романовской Династии. В Смутное время Патриарх Гермоген бросил клич – изгнать поляков из Руси. За то был ими заточен и принял мученическую смерть.
И вот через 300 лет архиепископ с тем же именем – Гермоген – здесь, в Тобольске, при последних Романовых. «Владыка... Ты носишь имя Святого Гермогена. Это предзнаменование», – писала ему вдовствующая императрица. Она ждала решительных шагов от решительного архиепископа.
Императрица-мать была права. Это было предзнаменование: предзнаменование конца. Круг истории завершился.
В это время русская церковь вела себя независимо. Тон задавал Патриарх Тихон.
В начале 1918 года он предал анафеме большевиков. В это же время через Гермогена Патриарх послал просфору и свое благословение низложенному царю. И многие пастыри (и в том числе Гермоген в Тобольске) вели себя под стать Патриарху.
Большинство из них погибнет в дни Красного террора... Но сейчас конец 1917 года. Еще оставалась в городе власть, установленная Февральской революцией. Еще велика сила тобольского архиепископа: Гермоген отказывается признать виновным отца Алексея. И с вызовом пишет Совету: «По данным Священного Писания... а также истории находящиеся вне управления страной бывшие императоры, короли и цари не лишаются своего сана». Он писал о сане, дарованном Богом, над которым не властно мирское.
В это время Гермоген хотел и мог помочь Семье бежать. Сибирь, тайные тропы, дальние монастыри, похожие на крепости, реки со спрятанными лодками...
Но Аликс! Нет, она не может вручить судьбу Семьи заклятому врагу «Старца».
«Гермоген каждый день служит у себя молебен для папы и для мамы», – пишет она Подруге. «Папа и мама» – так называл их Распутин... Отдавая должное Гермогену, она, тем не менее, даже в этой строчке, даже хваля Гермогена, подсознательно вспоминает «Старца», ненавидевшего его. Нет, она не может...
Так, за гробом Распутин не дал им соединиться, может быть, с единственным человеком, который мог им реально помочь. Вместо этого «Святой черт» направил к ним другого посланца.
Осенью 1917 года в Тобольске появляется Борис Соловьев («Боря», как будет звать его царица в письмах к Подруге).
Отец «Бори» – казначей Святейшего синода. Мать входила в кружок самых верных прозелиток «Старца».
Впоследствии, создавая свою биографию, Борис Соловьев расскажет о своих приключениях. Сначала он учился в Берлине, потом оказался в Индии. В Индии он теософ – последователь знаменитой Блаватской.
Во время войны Соловьев сумел остаться в Петрограде, устроившись в запасной пулеметный полк. Он – частый гость на квартире Григория Распутина. И здесь он знакомится с его дочерьми Варварой и Матреной. После Февральской революции завсегдатай распутинского кружка оказывается в революционном Таврическом дворце. Прапорщик привел своих солдат присягать Думе. Теперь он обер-офицер в Думской военной комиссии. Последователь Распутина становится революционером.
В это время Подруга начинает собирать деньги для Семьи. Деньги дают охотно, лучше давать деньги, чем самим принимать участие в заговорах. И кроме того, деньги давать нужно: а если вдруг все опять – повернется?!
У графа Бенкендорфа и Ани скапливаются большие суммы для Семьи. И когда появились деньги, из водоворота петроградской жизни выскакивает Соловьев.
Его прошлое говорит за него. Его рассказ о том, как солдаты силой привели его присягать в Думу, Вырубова должна была слушать с усмешкой – ей не нужны оправдания. Именно так и надо теперь действовать, чтобы выжить. Она оценила его поступок Она решает поставить на Соловьева.
Вряд ли у Ани был опыт постижения характеров. Тем более что всю свою жизнь Аня была занята постижением одного характера – императрицы. Соловьев получает от нее письма к царице и большие деньги.
Уже осенью Соловьев – в Тобольске. Здесь он легко налаживает связь с Семьей. Главным его агентом и становится тот самый отец Алексей, который на Рождество прикажет провозгласить многолетие Царской Семье. Он часто совершал богослужения в Доме Свободы. Через него Соловьев и передает царице свои письма.
Вот тут он ошибся. Да, царица уважала отца Алексея. Но все-таки знала: отец Алексей – от Гермогена... И оттого все предложения Соловьева, переданные через священника, встречены не более чем с осторожностью. Без всякого энтузиазма отнеслась она и к его проектам организовать их бегство. За нее ответил Николай (точнее, она предложила ему ответить): надо избегать опасностей, которые непременно возникнут для детей при любых попытках освобождения.
Уезжая из Тобольска, Соловьев придумал свою Игру. И осуществил ее при помощи, видимо, ничего не подозревавшего отца Алексея. Поверил Соловьеву простодушный священник, что провозглашение «многолетия» Семье станет его подвигом (но безопасным подвигом, ибо защитит его власть Гермогена).
А в результате этого «многолетия» и случилось то, чего так добивался Соловьев: закончилось спокойное житье Семьи, и теперь уже многое будет толкать их к бегству, заставлять искать его помощи... Опять Игра? Сколько еще будет – этих хитроумных Игр с последним царем! Но в основе всех их с утомительным однообразием будет одно и то же – провокация!
А пока Соловьев возвращается в Петроград. И, вероятно, жалуется Ане на недоверие царицы и невозможность организовать побег. И Аня (она знает свою царственную подругу) подает Соловьеву блестящую мысль: жениться на дочери «Старца». Это станет его пропуском к сердцу Аликс. Соловьев женится немедля.
Впоследствии у Соловьева и его жены, арестованных белогвардейцами в Чите, были конфискованы дневники. Вот что писал новобрачный: «Продолжая жить с ней, надо требовать от нее хотя бы красивого тела, которым, к сожалению, не может похвастаться моя супруга. Значит просто для половых сношений она служить мне не может, есть много лучше и выгоднее ее...» Отношения ясны...
С Матреной Соловьев возвращается в Сибирь, в Покровское, и здесь как бы соединяется с образом «Старца». И только после этого он связывается с Домом Свободы.
Теперь его ждет совсем иной прием... За ним встала любимая тень: муж его дочери хочет спасти их. В этом, конечно, Аликс увидела великий знак. Имя «Старца», как всегда, перенесло ее в знакомый фантастический мир: Могучее Воинство ведет к ним из-за гроба ее Григорий.
Всей душой она поверила в Соловьева.
И уже бережливая Аликс сама щедро переправляет ему царские драгоценности для их освобождения.
В Петрограде Вырубова посылает в помощь Соловьеву еще одного офицера – Сергея Маркова. Марков – «крымец», то есть офицер Крымского конного полка, шефом которого была императрица. Аня знает – фигура Маркова должна завоевать доверие романтической Аликс: офицер ее полка спасает свою императрицу!
12 марта Аликс радостно записывает в дневнике «Была на балконе, видела: прошел мой экс-крымец Марков, также Штейн...»
Кто такой Штейн, о котором пишет Аликс? Это легко узнать из дневника царя – Николай, как всегда, все записал в своем дневнике (и то, что не надо было ни в коем случае записывать):
«12(25) марта: Из Москвы вторично приехал Влад[имир] Николаевич] Штейн, привезший оттуда изрядную сумму от знакомых нам добрых людей, книги и чай. Он был при мне в Могилеве вторым вице-губернатором. Сегодня видели его проходящим по улице».
Штейн, посланец Подруги и Бенкендорфа, действительно привез большую сумму – на жизнь и на освобождение.
Но главное – «мой экс-крымец»! Аня рассчитала безошибочно: Аликс в восторге. Они соединились – посланец «Старца» и посланец доблестных русских офицеров, верных своей императрице (один из Могучего Воинства). И вот тогда после очередного письма Соловьева она начинает бредить «Тремястами офицерами», «которые собрались где-то в Тюмени». Близится, близится освобождение.
- Николай II: жизнь и смерть - Эдвард Радзинский - Историческая проза
- Все загадки истории - Эдвард Радзинский - Историческая проза
- Последняя ночь последнего царя - Эдвард Радзинский - Историческая проза
- Царство палача - Эдвард Радзинский - Историческая проза
- Пляска Св. Витта в ночь Св. Варфоломея - Сергей Махов - Историческая проза
- Молодые годы короля Генриха IV - Генрих Манн - Историческая проза
- Повесть о смерти - Марк Алданов - Историческая проза
- День гнева - Артуро Перес-Реверте - Историческая проза
- Русь против Тохтамыша. Сожженная Москва - Виктор Поротников - Историческая проза
- Князь Гавриил, или Последние дни монастыря Бригитты - Эдуард Борнхёэ - Историческая проза