Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Насыпав в огромный котел раскаленные уголья, кок положил на них перевернутый черепаший панцирь. Все мясо, которое не удалось от него отделить, поджаривалось, распространяя восхитительный запах. Сочтя, что мясо уже дошло, кок соскреб его с панциря, но не выбрал оттуда, а, нарезав кубиками, добавил в эту импровизированную кастрюлю горячего риса и немного пряного соуса.
Мы сидели вокруг жаровни прямо на палубе. Вместе с нами ужинали еще трое-четверо юнг. Под отеческим присмотром кока нам нечего было бояться, так что мы не спешили уйти с палубы. Я тогда еще не нажила того мужества, которое проявила в конце путешествия.
Дамы и офицеры, отужинав, как обычно, в своей компании, подошли к нам, и капитан поднес нам вина.
— Я бы охотно разделил вашу трапезу, если б вы меня пригласили, — сказал он.
Эта мысль не имела успеха у дам.
— О нет капитан, вы не позволите себе так унизиться! — сказала госпожа Дюмангаро, приняв чопорный вид.
Это так позабавило первою помощника, что он откровенно расхохотался.
— Но это же, — вставила госпожа Фитаман, — это же большое удовольствие хотя бы раз в жизни забыть о тех, кто вас окружает, и поступить по собственному усмотрению!
— Ну уж вы-то себе позволяете и не такое! Да и не раз! — заметила госпожа Дюмангаро.
В ее голосе явно слышалась неприязнь. Муж, призывая ее к спокойствию, положил руку ей на плечо. Они отошли и облокотились на ограждение.
— Идите сюда, — сказал капитан госпоже Фитаман. — Не обращайте внимания на весь этот вздор. Жизнь взаперти, очевидно, действует этой даме на нервы. Несмотря на то что она заплатила за свой проезд, это будет, конечно, первое и последнее ее путешествие под моим командованием. Придется подать, кому следует, рапорт.
Я не уловила ответа госпожи Фитаман, но ее смех, когда она удалялась в сопровождении капитана, звенел победными нотками, замутившими для меня эту дивную ночь. Они замутили также и радость, которая переполняла меня до этой минуты.
— Да что они нас не оставят в покое? — тихо сказала Мари Офрей.
— Можно подумать, они нам завидуют, — сказала Перрин Лемунье.
— Завидуют нам? — воскликнула я. — Они глубоко презирают нас, и госпожа Фитаман даже больше другой.
— Но почему, почему? — спросила Перрин.
Вопрос повис в воздухе. На полубаке ударили в колокол, возвещая о смене вахтенных и давая нам указание возвращаться в каюту.
То же и здесь, на берегах Большой Гавани, звонит колокол, да не раз, а многажды в день. Удары идут один за другим, потом замирают. Я сразу же научилась разгадывать эту секретную речь дисциплины, к которой прониклась с тех нор большим уважением. Коль скоро я снова мысленно возвращаюсь к тем временам, придется уж мне осветить те несколько месяцев нашей жизни, вполне безмятежной и мирной, хотя мы тогда вели на нолях нескончаемую борьбу то с крысами и обезьянами, то с озверелой стихией. Надо было к тому же нести караул, дабы нас не застали врасплох рабы, которые, убежав от своих хозяев, скрывались в окрестных лесах; ставить капканы, разбрасывать яд на подходах к плантации; зажигать костры, одновременно следя за тем, чтоб не вызвать пожаров.
Я, со своей стороны, старалась освоиться с морем. Училась с помощью весел или шеста управлять долбленкой. Училась и пользоваться ружьем. Время счастливой беспечности! Нас было двое. И я не знала еще, что воспоминания, подозрительность, страхи, что-то похожее на недоверие могут быть более пагубными, чем реальность.
Первый наш урожай был снят, спасен почти чудом и с надежным конвоем отправлен в Порт-Луи по суше и по морю. Впервые с тех пор, как мы поселились возле Большой Гавани, я осталась одна. Это-то одиночество, несомненно, и подтолкнуло меня разобраться в своем положении. С одной стороны, между нами царит согласие… Однако первоначальная дымка рассеялась, и я осознала, какое затеяно трудное дело, в котором и я принимаю участие: покорить эту землю, требующую такого большого ухода, такого упорного, долгого. Эту неблагодарную землю, которая не приняла, оттолкнула уже все покушения голландской колонизации. Прогуливаясь по окрестностям — пешком ли, на лошади, — мы обнаружили покинутые владельцами хижины, наполовину осевшие под грузом разросшихся лиан, остатки фундаментов, высохшие колодцы. Печальные следы заранее предначертанного поражения, поскольку ничто из сделанного не могло противостоять векам и векам. Одновременно, однако же, с просветлением разума меня стали мучить какие-то смутные чувства. Я чего-то не понимала. И продолжала держаться настороже, как и в последние дни в Порт-Луи. И тогда-то мне и блеснул слабый лучик…
Я впервые услышала стук копыт на дорожке и испытала волнение, от которого словно пристыла к месту. Но едва он вошел в гостиную, как у меня возникло странное ощущение. Будто бы с ним вошел кто-то еще.
Ощущение, которое не покидало меня до самого того дня… Но об этом скажу в свое время.
После Бразилии потянулась долгая вереница дней и ночей, погоды и непогоды, терпения и нетерпения. Но вот появилась перед нами необозримая земля Африки. Порою мы видели совершенно пустынный берег, длинные, белые песчаные пляжи, порой — отвесные скалы. Заговорили было об остановке на мысе Доброй Надежды, потом отказались от этого. Перед тем как принять такое решение, офицеры вели бесконечные прения в кают-компании. Команде и пассажирам казалось, что время еле-еле ползет. Но хоть то хорошо, что частенько лили дожди, и воды на борту хватало, не то что в начале плавания. С приближением к Иль-де-Франсу, однако, мои подруги и я ощутили какую-то непонятную, непреодолимую тревогу. Выражалась она то в странной нетерпеливости, то в содроганиях при малейшем шуме, даже при звуке голоса в коридоре. Теснота в каюте выводила нас из себя. Если одна из нас забывала убрать в чемодан свою юбку, прочие приходили в неистовство. По разным причинам каждая ожидала конца путешествия как с облегчением, так и с досадой. Видимо, перед отъездом все мы мечтали отнюдь не о той развязке, какая была предречена настоятельницей и хозяевами Вест-Индской компании. Путешествие
- Вечера на хуторе близ Диканьки - Николай Гоголь - Русская классическая проза
- Последний сон - Майя Анатольевна Зинченко - Периодические издания / Русская классическая проза / Разное
- Ожидание праздника - Марина Леонидовна Сушилова - Русская классическая проза
- Споткнуться, упасть, подняться - Джон Макгрегор - Русская классическая проза
- Переводчица на приисках - Дмитрий Мамин-Сибиряк - Русская классическая проза
- Под каштанами Праги - Константин Симонов - Русская классическая проза
- Девять жизней Роуз Наполитано - Донна Фрейтас - Русская классическая проза
- Падение в неизбежность - Ирина Борисовна Оганова - Русская классическая проза
- Тряпичник - Клавдия Лукашевич - Русская классическая проза
- На лоне природы - Николай Лейкин - Русская классическая проза