Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Все будет хорошо, — уверенно сказал Денисов. — Ты же видел пополнение: народ хороший, а если между ними и попадется малодушный, так наши бойцы заставят итти за собой. Я в наших людей крепко верю.
— Я сейчас пройду в батальон Зарубина, — сказал, помолчав, Денисов, — посмотрю, как там новых устроили.
— Хорошо, — кивнул Шубников, — а я в первый батальон загляну.
— Между прочим, — сказал Корчагин замполиту, — к Зарубину корреспондент пришел.
— А что ему там делать? — вдруг спросил Шубников. — Ведь ничего не увидит. Ты, Семен Иванович, — обратился он к Корчагину, — позвони в батальон, пригласи этого корреспондента сюда. Скажи, что я прошу его зайти.
Наблюдательный пункт командира полка находился на скате соседней высоты. В нем было просторно и прохладно. Возле узкой смотровой щели, замаскированной снаружи ветвями кустарника, была укреплена на подвижном кронштейне стереотруба и стояла высокая табуретка для наблюдателя. Когда пришел Серегин, на НП был Корчагин и связные. Увидев Серегина, Корчагин воскликнул:
— Смотрите-ка! Друзья встречаются вновь. Капитан Серегин, если мне память не изменяет?
— Память у вас завидная, — ответил Серегин, польщенный тем, что начальник штаба запомнил его фамилию.
— Опять вы с нами наступать решили? Командир полка будет рад. Он вас вспоминал. Хотите взглянуть на поле будущего боя?
Серегин взобрался на табуретку и приник к стереотрубе. Очень близко он увидел серый от пыли склон, перерезанный наискось ходом сообщения, по которому медленно плыли вверх две каски. Следя за их неторопливым передвижением, Серегин поднимал линзы стереотрубы выше, выше — и вдруг потерял из виду и каски и ход сообщения. Перед его глазами возник первозданный хаос. Освещаемая ярким солнцем, черно-серая, похожая на прах земля, как взбаламученное и внезапно застывшее море, зыбилась высокими волнами. Кое-где глаз находил детали: развернутый тюльпаном ракетный стакан «катюши», полузасыпанную землей, смятую каску, стабилизатор бомбы. Но они сейчас же терялись, и снова — найти их в этом месиве было уже невозможно.
С большим трудом Серегин обнаружил линию наших траншей, но, как ни пытался, не смог различить обороны противника. Плоская макушка высоты была видна с НП под очень маленьким углом, и к ее дальнему краю все сливалось и рябило.
— После войны, — сказал Корчагин, — на этой высоте нашим гвардейцам должны обелиск поставить. Недаром ее высотой героев назвали. Если найдете на ее вершине хоть одну травинку или нетронутый кусочек земли размером в пилотку, — отдаю вам месячный паек табаку… И кто знает, сколько еще сегодня на этой высоте крови прольется.
Он глянул на часы, Серегин машинально сделал то же. Было 15 часов 40 минут.
Вошел Шубников в сопровождении подполковника с артиллерийскими эмблемами на погонах.
— Кажется, старый знакомый? — спросил Шубников, вглядываясь в Серегина и пожимая ему руку. — Ну, теперь ничего не поделаешь: поскольку пресса присутствует, надо во что бы то ни стало овладеть высотой.
— Да уж я на вас надеюсь, — в тон ему ответил Серегин.
— Ну, а как там «гитлеры»? — спросил Шубников, устраиваясь на табурете и глядя в стереотрубу. — Обедают? Вот мы им сейчас горячего добавим!
С его лица сбежало шутливое выражение, и Серегин заметил, что Шубников со времени их последней встречи еще больше поседел, а резкие морщины, пересекающие его щеки, стали еще глубже.
Стоя рядом с Шубниковым, Серегин смотрел на высоту «105» невооруженным глазом. Ее грязносерая макушка выглядела совсем безжизненной и пустынной. Зато на скате было заметно оживление: артиллеристы подтягивали на высоту две пушки.
Неожиданно раздался грозный, оглушительный гул, похожий на раскат грома, пронизанный штормовым посвистом. На дальнем краю высоты «105» беззвучно выплеснулись косматые фонтаны земли и дыма, а через несколько мгновений запоздало донесся тяжелый грохот разрывов. Он все нарастал, подобно горному обвалу. Косматые фонтаны слились в черную тучу, которая, медленно расплываясь, закрыла высоту непроницаемой завесой. Но Шубников все еще смотрел в линзы. Он оторвался от них лишь для того, чтобы взглянуть на часы. Будто вызванный этим движением, послышался характерный звук низко летящих самолетов.
— Секунда в секунду, — сказал Шубников одобрительно.
Черную тучу над высотой прорезали молнии ракет, обозначая наши позиции. Шестерка «илов» с устрашающим ревом раз и другой пронеслась над окопами противника.
— Пошли, — сказав Шубников.
Серегин не понял, о ком это было сказано, но понял, что Шубников доволен и что штурм пока развиваете правильно.
Артиллерия перенесла огонь в глубину, изолируя немецкие позиции на высоте и подавляя батарей противника. Сухой треск пулеметных очередей слышался, казалось, отовсюду. Шубников внимательно вслушивался в шумы боя. Серегин тоже вслушивался, но ему эти звуки пальбы ж разрывов говорили только о том, что идет бой, тогда как Шубникову они рассказывали, как бой развивается. Так неопытное ухо слышит лишь слитное звучание оркестра, тогда как дирижер различает партию каждого инструмента.
Только по выражению лица командира полка Серегин почувствовал, что произошла заминка.
— Зарубина, — коротко кивнул Шубников телефонисту, стоявшему рядом.
Телефонист бешено закрутил рукоятку аппарата и придушенным голосом стал вызывать НП Зарубина. Шубников нетерпеливо протянул руку. Телефонист подал ему трубку. Серегин ожидал, что Шубников начнет сейчас кричать, но командир полка почти буднично спросил:,— Ну, как дела?
В трубке что-то забубнило. На щеках Шубникова обозначились желваки.
— Чувствую, что залегли. А почему? Поливает свинцом? — переспросил он, не повышая тона. — Вот новость! А вы, что же, рассчитывали, что он одеколоном поливать — будет? Надо подавить эти точки и поднять людей.
В трубке опять коротко пробубнило и смолкло. Хотя трубка молчала, а пальба на высоте продолжалась с прежней ожесточенностью, Серегин увидел, что лицо Шубникова вдруг смягчилось, повеселело, и он задвигался, как птица, расправляющая крылья. Серегину послышался в шуме боя далекий крик многих голосов. Телефонная трубка забубнила снова. Шубников довольным голосом перебил:
— Я уже услышал. Молодцы! Да-да… И сейчас же закрепляться. Кто же поднял людей?
Выслушав ответ, он печально сказал:
— Вечная ему память.
Отдавая трубку телефонисту, Шубников ответил на вопросительные взгляды Серегина и начальника штаба:
— Ворвались в траншеи. Высота — наша! Немедленно подбрасывайте туда саперов (это — начальнику штаба)… А тебя, Андрей Сергеевич, голубчик, прошу: сейчас немцы начнут зарубинцев обстреливать, — дави их батареи всеми силами. Следи, чтобы нам не мешали. Нам же на этой высоте до ночи еще чортова уйма работы!
Неразговорчивый артиллерийский подполковник молча кивнул головой.
— А кому вечная память? — с тревогой спросил Корчагин.
На лице Шубникова опять легла тень.
— Смертью героя погиб сержант Донцов, — ответил он.
4После ухода Серегина сухощавый гвардеец спросил Донцова:
— Капитан тебе что — земляк или родственник?
— Знакомый, — сказал Донцов, — из газеты «Звездочка».
— А-а… редактор. Правильный человек, без гонору.
— Эх-ма, не знал я, что он из газеты! — воскликнул Гусаров. — Я б ему дал матерьяльчик!
— Это о чем же? — спросил Донцов.
— Да жинка еще прошлый раз писала… Понимаешь, окопался у них в цеху один сучий сын…
— Вот хватил! — сказал сухощавый гвардеец. — В огороде бузина, а в Киеве дядька. Этот редактор при армии находится, а то — совсем по гражданской линии.
— Ну и что ж?
— Ну и то, что надо к гражданскому редактору обращаться, а этот ничего не может сделать.
— Все может, — убежденно сказал Гусаров, — это ж печать!
— Могут — на расследование и принятие мер послать, — неожиданно сказал новичок с гвардейским значком.
— Ну, не знаю. Может, теперь новые порядки, — неохотно согласился сухощавый гвардеец, у которого лень пересилила желание поспорить. — Что-то меня после еды в сон клонит. Ну хоть на десять минут, а надо прилечь.
— Обыкновенное дело, — сказал Гусаров, — привычка к санаторному режиму.
— Попал пальцем в небо, — возразил сухощавый гвардеец, умащиваясь у стенки, — никогда в жизни в санатории не был. Я и к врачам ближе, чем на сто метров, не подходил.
— Да я и забыл, что к таким сухарям болячка не прилипает.
В ответ послышалось легкое похрапывание.
— Ишь ты, — сказал Донцов, — ни секунды простоя. Отдыхайте и вы, ребята. День сегодня беспокойный…
Он лег, заложив руки за голову, и закрыл глаза, но сразу уснуть не мог. Картины станичной жизни, навеянные письмом жены, проходили перед ним. Станица представлялась в его воображении такой, какой он ее оставил два года назад: вишневые сады и красные хаты на крутом, бугристом берегу; горделиво высящееся над ними трехэтажное здание десятилетки, в огромных окнах которого сверкают десятки ослепительных солнц; пониже, под бугром, розовый Дом культуры — гордость станичников; еще ниже — влажный травянистый берег, развешанный на скрещенных веслах невод, пахнущий смолой и речной сыростью, пенистый бурун от прошедшего парохода и плавная гладь тихого Дона…
- В списках спасенных нет - Александр Пак - О войне
- Сквозь огненные штормы - Георгий Рогачевский - О войне
- Трагедия казачества. Война и судьбы-5 - Николай Тимофеев - О войне
- Присутствие духа - Марк Бременер - О войне
- Генерал Мальцев.История Военно-Воздушных Сил Русского Освободительного Движения в годы Второй Мировой Войны (1942–1945) - Борис Плющов - О войне
- Записки диверсанта - Илья Старинов - О войне
- Какой простор! Книга вторая: Бытие - Сергей Александрович Борзенко - О войне / Советская классическая проза
- Это было на фронте - Николай Васильевич Второв - О войне
- Костры партизанские. Книга 2 - Олег Селянкин - О войне
- Секретная битва - Андрей Семенов - О войне