Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несколько человек у платформы торговали молочком, ягодой, грибками, яблочками, свежей рыбкой – всё это, понятное дело, выставлялось для тех, кто проезжает мимо на электричке из одного города в другой; местных таким добром было не удивить.
– Купим мамке ягод, что ли, – предложил братик. – Тут дёшево всё, наверно.
Мы пошли на яркий запах лесной ягоды и, порадовавшись виду её, поискали глазами продавца, он стоял неподалёку – тот самый дед, у которого мы ночевали.
Я признал его по костистым рукам, а братик – по каким-то своим приметам, может, и по запаху.
– А вы здесь, голуби? – обрадовался дед. – А я думаю: куда делись, ушли ни свет ни заря. Постеснялись разбудить нас? Хозяйка встала, щей для вас наварила, пошла будить, а там пусто.
Мы молчали, разглядывая деда. У меня взмокли ладони.
– Ягод, что ли, хотите? – улыбался дед, удивляя хорошими зубами. – А я и угостить могу. Вот держите, – и он выдал нам бумажный кулёк, чуть отёкший красным соком.
Я отшатнулся было, но дед ловко подцепил меня, как крюком, костистым пальцем за рукав, притянул к себе и ягоды в руку вложил.
И с другого лукошка, зацепив одной рукой сразу три яблока, братику выдал.
– Спасибо! – сказал я.
– Бог спасёт, Бог спасёт, – отозвался дед.
Глаза его были добры и лучисты. В одном собиралась и никак не могла собраться мутная слезинка, словно старику было смертельно жаль чего-то.
Мы сидели в электричке и держали яблоки и ягоды в ладонях, не решаясь попробовать.
Станция отчалила и уплыла.
– Ну что, съедим по яблочку, – разговелся наконец братик.
Он вытер о рукав одно и дал мне. Вытер второе и надкусил сам. Брызнуло живым из-под зубов.
Убийца и его маленький друг
Мы, ментовский спецназ, стояли в усилении на столичной трассе, втроём: Серёга по кличке Примат, его дружок Гном, ну и я.
Примат недавно купил у срочников пуд патронов и на каждую смену брал с собой пригоршню – как семечки. Загонял в табельный ствол патрон и выискивал, кого бы пристрелить.
Где-то в три ночи, когда машин стало меньше, Примат заметил бродячую собачку, в недобрый свой час пробегавшую наискосок, посвистел ей, она недоверчиво откликнулась, косо, как-то боком попыталась подойти к пахнущим злом и железом людям и, конечно же, сразу словила смертельный ожог в бочину.
Собака не сдохла сразу, а ещё какое-то время визжала так, что наверняка разбудила половину лесных жителей.
Блокпост находился у леса.
Я сплюнул сигарету, вздохнул и пошёл пить чай.
«Наверняка сейчас в башку её добьёт», – подумал я, напрягаясь в ожидании выстрела – хотя стреляли при мне, ну, не знаю, десять тысяч раз, быть может.
Вздрогнул и в этот раз, зато собака умолкла.
Я не сердился на Примата, и собаку мне было вовсе не жаль. Убил и убил – нравится человеку стрелять, что ж такого.
– Хоть бы революция произошла, – сказал Примат как-то.
– Ты серьёзно? – вздрогнул я радостно – я тоже хотел революции.
– А то. Постреляю хоть от души, – ответил он. Спустя секунду я понял, в кого именно он хотел стрелять.
Я и тогда не особенно огорчился. В сущности, Примат мне нравился. Отвратительны тайные маньяки, выдающие себя за людей. Примат был в своей страсти откровенным и не видел в личных предрасположенностях ничего дурного, к тому же он действительно смотрелся хорошим солдатом. Мне иногда думается, что солдаты такие и должны быть, как Примат, – остальные рано или поздно оказываются никуда не годны.
К тому же у него было забавное и даже добродушное чувство юмора – собственно, только это мне в мужчинах и мило: умение быть мужественными и весёлыми, остальные таланты волнуют куда меньше.
На своё погоняло Примат, как правило, не обижался, особенно после того, как я объяснил ему, что изначально приматами считали и людей, и обезьян, и австралийского ленивца.
У самого Примата, впрочем, было другое объяснение: он утверждал, что все остальные бойцы отряда произошли именно от него.
– Я праотец ваш, обезьяны бесхвостые, – говорил Примат и заразительно смеялся.
Ну а Гном, хохмя, выдавал себя за отца Примата, хотя был меньше его примерно в три раза.
Примат весил килограммов сто двадцать, ломал в борьбе на руках всех наших бойцов; лично я даже не решился состязаться с ним. На рукопашке его вообще не вызывали на ковёр после того, как он сломал ребро одному бойцу, а другому повредил что-то в голове в первые же мгновения поединка.
Пока Гном не пришёл в отряд, Примат ни с кем особенно не общался: тягал себе железо да похохатывал, со всеми равно приветливый.
А с Гномом они задружились.
Гном был самым маленьким в отряде, и на кой его взяли, я так и не понял: у нас было несколько невысоких пацанов, но за каждого из них можно было легко по три амбала отдать. А Гном и был гном: и ручки у него были тонкие, и грудная клетка, как скворечник.
Я смотрел на него не то чтоб косо, скорее вообще не фиксировал, что он появился среди нас. А ему, вроде, было всё равно; или Гном умело не подавал виду. Но потом, за перекуром, мы разговорились, и выяснилось, что от Гнома недавно ушла жена. Она детдомовская была и нигде подолгу обитать не умела, в том числе и в замужестве. Зато осталась шестилетняя дочь, и с недавних пор они так и жили: отец с девчонкой, вдвоём. Благо мать Гнома ютилась в соседнем домике и забегала покормить малолеточку, когда оставленный женою сынок уходил на работу.
Рассказывая, Гном не кичился своей судьбою и тоску тоже не нагонял, разве что затягивался сигаретой так глубоко, словно желал убить всю её разом. Разом не получалось, но к пятой затяжке сигарету можно было уже бычковать.
Я проникся к нему доброжелательным чувством. И потом уже с неизменным интересом смотрел на эту пару – Примата и Гнома: они и пожрать, и посмолить, и чуть ли не отлить ходили вместе; а вскоре ещё приспособились, катаясь на машине, распутных девок цеплять, хоть одну на двоих, хоть сразу полный салон забивали, так что не пересчитать было визжащих и хохочущих; даром что у Примата была молодая и дородная жена.
Примат, несмотря на своё прозвище, лицо имел белое, большое, безволосое, с чертами немного оплывшими; хотя когда он улыбался – всё обретало свои места: и нос становился нагляднее, и глаза смотрели внимательно, и кадык ярко торчал, а рот был полон больших и жёлтых зубов, которые стояли твёрдо и упрямо.
У Гнома тоже бороды не было, зато наблюдались усики, тонкие, офицерские. И вообще всё на лице его было маленьким, словно у странной, мужской, усатой куклы. А если Гном смеялся, черты лица его вообще было не разобрать, они сразу будто перемешивались и перепутывались, глаза куда-то уходили, и рот суетился повсюду, пересыпая мелкими зубками.
Кровожадным, как Примат, Гном не казался, по всему было видно: сам он убивать никого не собирается, но на забавы своего большого друга смотрит с интересом, словно обдумывая что-то, то с одной стороны подходя, то с третьей.
Я услышал их возбуждённые голоса на улице и вышел из блокпоста.
– Порешили пса? – спросил.
– Суку, – ответил Примат довольно.
Он достал ствол, снял с предохранителя, поставил в упор к деревянному, шириной в хорошую берёзку, стояку крыльца и снова выстрелил.
– Смотри-ка ты, – сказал, осматривая стояк. – Не пробил. Гном, встань с той стороны, я ещё раз попробую?
– А ты ладошку приложи и на себе попробуй! – засмеялся, пересыпая зубками, Гном.
Примат приложил ладонь к дереву, и в мгновение, пока я не успел из суеверного ужаса сказать хоть что-нибудь, выстрелил ещё раз – направив ствол с другой стороны, как раз напротив своей огромной лапы. Я не видел, дрогнула в момент выстрела его рука или нет, потому что непроизвольно зажмурился. Когда раскрыл глаза, Примат медленно снял ладонь со стояка и посмотрел на неё, поднеся к самым глазам. Она оказалась бела и чиста.
Утром на базе нас встретила жена Примата. Лицо её было нежно, влажно и сонно, как цветок после дождя. Она много плакала и не спала.
– Ты где был? – задала она глупый вопрос мужу, подойдя к нему на расстояние удара. Они славно смотрелись друг с другом: большие и голенастые, хоть паши на обоих.
– На рыбалке, не видишь? – сказал он, хмыкнув и хлопнув по кобуре.
Жена его снова заплакала и, приметив Гнома, почти крикнула:
– И этот ещё здесь. Из-за него всё!
Гном обошёл молодую женщину стороной с лицом настолько напряжённым, что оно стало ещё меньше, размером с кулак Примата.
– С ума, что ли, сошла? – спросил Примат равнодушно. – Тебе чего не нравится? Что я на работу хожу?
– Ещё и в Чечню собрался, гадина, – сказала жена, не ответив.
Примат пожал плечами и пошёл сдавать оружие.
– Ты хоть ему скажи что-нибудь! – сказала мне она.
– Что сказать?
Я понимал, что она его дико и не без основания ревновала, вот даже не верила, что он на работу ходит, а не по девкам; но последнее её слово было всё-таки за Чечню. «При чём тут Чечня?» – подумал я; потому и ответил вопросом на вопрос.
- Хризантемы. Отвязанные приключения в духе Кастанеды - Владислав Картавцев - Русская современная проза
- Бруно Сикерз – маленький таксеныш. Истории и сказки одной хитрой таксы - Ольга Трушкина - Русская современная проза
- 14. Женская проза «нулевых» - Алиса Ганиева - Русская современная проза
- Захар Ковалёв и противостояние сил. Книга первая - Виктория Мингалеева - Русская современная проза
- Четыре месяца темноты - Павел Волчик - Русская современная проза
- Бил и целовал (сборник) - Александр Снегирёв - Русская современная проза
- Полиция Бога - Виталий Васильев - Русская современная проза
- Alter Ego. Другое я - Дмитрий Сенницкий - Русская современная проза
- Черта ответственного возраста - Сергей Усков - Русская современная проза
- На круги своя (сборник) - Мария Метлицкая - Русская современная проза