Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Покончив с делами, Кручинин решил использовать свое пребывание в живописной стране - отдохнуть несколько дней в горах. С этой целью он облюбовал скромный пансион на юге страны. Прелесть отдыха у Кручинина удваивалась возможностью посидеть за этюдами среди своеобразной горной природы. Удовольствие могло быть особенно полным благодаря отличному качеству пастельных карандашей Шминке, которые он купил по дороге. Одним словом, Кручинин уже смаковал предстоящий ему отдых, когда произошло нечто, заставившее его бросить этюды, со всей доступной в данных обстоятельствах поспешностью покинуть тихий пансион в горах и перебраться в ближайший большой город. Этим обстоятельством было письмо, доставленное Кручинину неизвестным, скрывшимся тотчас, как он вручил конверт хозяину пансиона. Содержание письма казалось незначительным, не вязавшимся с формой пересылки, обычно подразумевавшей любовную интригу или шантаж. К сожалению, Кручинин не сохранил этого листка в доказательство того, что у него была причина прийти в замешательство. Не удивительно, что он решил еще раз взглянуть на конверт со слабой надеждой на то, что посланный попросту ошибся и записка предназначается кому-либо другому. Адрес соответствовал именно тем координатам, какие определяли на тот момент положение Кручинина на земном шаре. И именно тут, внимательно оглядев конверт, Кручинин не мог не произнести по своему собственному адресу тех магических слов, какими русский человек любит выражать душевные эмоции. Дело в том, что при первом беглом взгляде на адрес, вскрывая конверт, Кручинин не заметил небольшого условного знака, вкрапленного в написанное. Знак этот указывал на то, что отправитель письма - участник подпольной организации заключенных, когда-то существовавшей в нацистском лагере уничтожения "702". Кручинин понял, что принятое им за ошибку или глупую мистификацию было не чем иным, как шифром, простым для знающих его и сложным для непосвященных.
Когда Советская Армия отворила ворота гитлеровского лагеря уничтожения "№ 702", расположенного в болотах Восточной Пруссии, Кручинину пришлось провести расследование преступлений варваров, руководивших мрачной "работой" смерти. В числе других материалов он изучил деятельность подпольной организации сопротивления заключенных лагеря № 702. Вдохновляемая и возглавляемая советскими людьми, организация эта была подлинно интернациональной. Ее структура и методы работы заинтересовали Кручинина. А кое-кого из участников движения Кручинин накрепко включил в список своих друзей. Одним из этих самоотверженных борцов была латышка по имени Эрна Клинт. Кручинин много видел на своем веку и привык анализировать всех и вся. Тем не менее, Эрна Клинт представлялась ему едва ли не идеалом женщины-борца. А когда Эрна, пробыв несколько месяцев в госпитале, вышла оттуда поправившейся, окрепшей физически и заново расцветшей, Кручинин поспешил сойти с ее жизненного пути: ему было за пятьдесят, ей едва тридцать. Сделав усилие воли, он попытался вычеркнуть ее физический облик из своей памяти. Этот образ он подменил тем "идеалом" патриотки и бойца в полосатой одежде заключенной, с космами неприбранных волос, худой и прозрачно-желтой, какою впервые увидел Эрну в лагере. С тех пор прошло десять лет. Мало-помалу Кручинин сумел освободиться от этого воспоминания, пока жизнь не вызвала его на поверхность в связи с делом Круминьша: упоминавшаяся там Вилма Клинт была младшей сестрой Эрны. Кручинин был уверен, что напоминание будет случайным и канет в прошлое с окончанием расследования. И вдруг вот - снова перед ним Эрна Клинт!..
Суть письма, полученного Кручининым, была так же проста, как и неожиданна: оно состояло из двух пунктов. Первый заключал обещание передать Кручинину документ, разоблачающий систему подготовки агентуры для шпионско-диверсионной работы, в первую очередь и главным образом направленной против лагеря мира, то есть против СССР и стран народной демократии. Вторым пунктом была просьба помочь выйти на свободу и вернуться в СССР человеку, не желающему выполнять преступное задание эмигрантской службы диверсий. Этого человека звали... Инга Селга. В заключение указывалось место и время предлагаемой встречи с автором письма - пивной зал на окраине города.
Прочитанное заставило Кручинина задуматься. Шифр был верен. Содержание письма сулило осуществление одной из задач, поставленных участниками международного съезда юристов, разоблачить еще одно гнездо поджигателей войны и помочь человеку, насильно задержанному вдали от родины. Однако кто поручится, что секрет шифра, которым написано письмо, не стал достоянием врагов? Где гарантия, что геленовская разведка не знает, какого рода документ предлагается Кручинину? Сколько шансов за то, что и само письмо не является попыткой втянуть советского человека в трафаретную ловушку? На все это было бы много шансов, если бы... не подпись Эрны Клинт. Испытание огнем и железом, холодом и голодом в застенках гестапо и в лагерных карцерах, следы двух фашистских пуль, полученных при попытке к побегу, - вот что стояло за ее именем! Впрочем?.. Несносное "впрочем" так часто и так некстати встающее на нашем пути! Сколько яда скрывается в этом слове, сколько отравы оно внесло в отношения людей, сколько хороших минут испорчено им! И тем не менее невозможно изгнать его - это "впрочем"!.. Разве в этом письме Эрны Клинт нет ничего подозрительного? Почему она очутилась в том же городе, где находился Кручинин? Откуда пришла она - ведь советские органы репатриации считали ее мертвой? Где она оставалась столько времени в неизвестности? Имел ли Кручинин право подчиниться первому порыву радости встречи? Если Эрна связана с Ингой, значит, связана и с Силсом, а через него и с Круминьшем и... Дальше не хотелось думать.
Кручинин вернулся к записке. Даже убедившись в том, что она не сфабрикована врагами, Кручинин мог допустить возможность ловушки: Эрна могла привести за собою агентов вражеской разведки, не подозревая того, что выслежена. В таком случае и само письмо Эрны могло быть умышленно пропущено к Кручинину, а может быть, даже и доставлено услужливо подосланным Эрне человеком чужой секретной службы...
Однако нужно было действовать: ставкой была жизнь человека - жизнь Инги Селга. Значит, не оставалось ничего иного, как идти на свидание с Эрной.
44. ЗНАКОМЫЕ ВСЁ ЛИЦА
Тактика требует приходить на такого рода свидания с опозданием, чтобы не стать предметом внимания каждого, кто наблюдает за местом свидания будь то агент противника или случайный бездельник. Во-вторых, - и это важно, - при известном опыте, приближаясь к месту свидания и оставаясь незамеченным, Кручинин сумеет распознать, не привел ли его контрагент на хвосте слежку. Однако на этот раз Кручинин решил быть в кафе не позже, а раньше назначенного Эрной времени. Он хотел предоставить все преимущества ей. Он пытался уверить себя, будто такое решение вовсе не являлось результатом личных чувств к Эрне и что им руководило только правильное понимание долга, подсказывавшего необходимость оберегать Эрну - товарища, держащего в руках судьбу другого человека - Инги Селга. Инга Селга представлялась Кручинину не просто одною из сотен тысяч "перемещенных", а своего рода живым документом, могущим сыграть существенную роль в разоблачении врагов мира.
И вот, сидя в почти пустом зале пивной на одной из окраинных улиц и отхлебывая пиво, Кручинин делал вид, будто просматривает пачку замусоленных газет. Одновременно он не упускал из поля зрения ни входящих в пивную, ни проходивших под ее окнами. Посетителей было мало. Его внимание привлекли двое шахматистов, с подозрительной медлительностью обдумывавших ходы и значительно чаще поглядывавших по сторонам, чем полагалось сосредоточенным игрокам. В этом было мало хорошего: может быть, место свидания Кручинина с Эрной кое-кому известно? Может быть, даже само это свидание организовано для того, чтобы узнать, кого хотела встретить Эрна и застать ее вместе с ее контрагентом, то есть с Кручининым? Такие мысли Кручинина были законны. И не следовало ли из них, что он должен поскорее покинуть подозрительное место, прежде чем дверь захлопнется перед ним? Может быть, при иных обстоятельствах именно так он и поступил бы. Но не сегодня: он должен был видеть Эрну!
В зале появились новые посетители. Один из них, медленно пройдя мимо Кручинина и внимательно в него вглядевшись, занял столик у витража, вделанного в заднюю стену зала. В свою очередь исподтишка оглядев этого человека, Кручинин решил, что посетитель здесь не впервые. Уж слишком уверенно занял тот именно такое место, где на верхнюю часть лица падал свет, прошедший сквозь стекло, изображающее алый плащ рыцаря. Нижняя часть лица посетителя освещалась лучами, профильтрованными синим чепраком рыцарского коня. Эти яркие блики искажали черты лица и мешали Кручинину разглядеть нового посетителя. Кручинину пришлось очень внимательно всмотреться, чтобы, наконец, сказать: он знает этого человека. Когда-то этот субъект красовался в черном мундире гестаповца со знаками бригаденфюрера. Теперь на воротнике его штатского пиджака не было шитья и приметой служили не дубовые листья, а знак, который нельзя было спороть как шитье или смыть подобно накладным усам: под левой скулой у него виднелся шрам в виде полумесяца, словно бы след глубоко вонзившихся зубов. Укус оказался более прочным, чем все другие знаки, кичливо выставлявшиеся напоказ во времена гитлеризма, и уж во всяком случае прочнее шевелюры, некогда украшавшей его голову, ныне представшую во всем блеске оголенного черепа. Теперь голова походила на шар, отполированный руками тысяч любителей кегельбана. Впечатление этой необыкновенной округлости прочно удерживалось, хотя лицо бригаденфюрера вовсе нельзя было назвать ни круглым, ни гладким. Напротив, оно было скорее удлиненным, словно бы оттянутым вниз рукою физиономиста-насмешника. Как следует понять, что представляло собою лицо бригаденфюрера, может тот, кто видел снимки, сделанные с летчиков-скоростников в момент перехода из пике в крутую горку, когда ускорение переходит за десять "g"1. Сходство с кегельным шаром заканчивалось широкой щелью рта с опущенными краями - ни дать ни взять выточка для руки игрока в шаре для кеглей.
- Война: ускоренная жизнь - Константин Сомов - История
- Старая тетрадь (рассказы) - Николай Шпанов - История
- Отпадение Малороссии от Польши. Том 3 - Пантелеймон Кулиш - История
- Правда Грозного царя - Вячеслав Манягин - История
- Холгол (Край земли - 2) - Николай Шпанов - История
- Льды и крылья - Николай Шпанов - История
- 1941. Пропущенный удар. Почему Красную Армию застали врасплох? - Руслан Иринархов - История
- Северная Корея: вчера и сегодня - Андрей Ланьков - История
- «Отречемся от старого мира!» Самоубийство Европы и России - Андрей Буровский - История
- Трактат о вдохновенье, рождающем великие изобретения - Владимир Орлов - История