Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Поговорим спокойно, Нина Александровна. Вы же умный человек.
Решив сменить тактику, он пересел поближе к столу, приподнял очки и, склонившись над пасьянсом и ловко переложив семерку на восьмерку, по-свойски улыбнулся. Его безусловная неискренность раздражила и обидела еще больше: почему-то раньше он относился к теще исключительно как к поварихе, подавальщице, уборщице или как к части неодушевленного интерьера, теперь же, когда потребовалась ее содействие, она вдруг стала «умной», а ее мещанские увлечения уже не подвергались иронии.
— Нина Александровна, у меня безвыходное положение. Мы не можем уехать без Ильи!
— Я не очень понимаю, что значит «безвыходное положение»? Вы напрасно думаете, что ваше желание покинуть родину вызывает у меня большое сочувствие.
— Родину? Вы ли это говорите? У вас же отец погиб в лагере, деда расстреляли большевики!
Мудрый Ленечка совершенно правильно подметил: Борис не только циник, но и дурак. Когда умный человек хочет добиться расположения, он не допустит подобной бестактности: не теща рассказывала ему о трагической истории своей семьи, а, конечно же, болтушка Женька.
— Для меня большевики и родина — разные понятия. Если бы сейчас был девятнадцатый или тридцать седьмой год, я сделала бы все возможное, чтобы помочь вам.
— А какая разница? Вы думаете, эти — не большевики? Вы что, верите их трепотне про перестройку и гласность?
— Почему я должна не верить? По-моему, все нормальные радуются тем переменам, которые происходят в последние годы.
Когда речь заходила о политике, ленивый, вялый, равнодушный ко всем и вся, кроме собственной персоны, Борис становился неузнаваемым: в раздражении подскочив, он заметался вокруг стола, темпераментно потрясая руками.
— Что вы за железное, непрошибаемое поколение! Какие перемены? Все тот же бардак и голод! Народ убивается за «чайной» колбасой, скоро введут карточки, а вы все ждете светлого будущего! Вот когда вашего внука пошлют воевать в Афганистан и там убьют, тогда, может быть, вы наконец поймете, что это за родина!
Разговор начинал напоминать давнишние жаркие словесные баталии Бориса с «коммунякой» Лией Абрамовной. Абсолютно бессмысленные. Но, с другой стороны, промолчать сейчас, не возразить ему, значило бы поступиться своими убеждениями.
— Не говорите глупостей! Война в Афганистане скоро закончится.
— Закончится там, ваши любимые большевички затеют бойню где-нибудь еще! За свободу и независимость другого дружественного народа! А Илюша через семь лет может загреметь в армию! Поэтому я и хочу увезти его из этой проклятой страны!
— Как вам не стыдно, Боря? Вы же родились в этой «проклятой» стране!
Следовало бы добавить: и всю жизнь сибаритствовали! — однако Борис и без того уже завелся и, похоже, забыл, зачем пришел. Возможно, он пытался оправдать свое постыдное желание эмигрировать, продолжая яростно критиковать советскую власть, КПСС и тупоголовых генералов из Министерства обороны, но договорился до того, что у России нет будущего и что все, у кого есть башка на плечах, сваливают отсюда…
— Хватит, Боря! Я не желаю вас слушать! Уходите, пожалуйста, иначе мы поссоримся.
Он не стал дожидаться повторного «уходите», но в последний момент, видимо, испугался, что наговорил лишнего, и, как человек расчетливый и беспринципный, решил вернуться — за спиной опять забухали его тяжелые ботинки.
— Что вы тут изображаете из себя патриотку и читаете мне мораль? Вы, очевидно, забыли, что это не я бросил своего ребенка, а ваша замечательная дочь! Илюшку вырастила Роза Соломонна, слышите? Мы с мамой! Так теперь вы еще хотите диктовать нам, как жить?!
Борис громко хлопнул дверью. И самое ужасное — он имел на это полное право.
2
Тридцать первый троллейбус пришел из Лужников пустым — лето. Танечка вприпрыжку поскакала вперед, устроилась у окошка, однако про бабушку не забыла: чтобы кто-нибудь не сел рядом, положила на сиденье обе ладошки.
— Куда мы направляемся с тобой сегодня? В Третьяковскую галерею или в Музей изобразительных искусств? — Хорошенькая мордашка была такой уморительно-серьезной, что стоило большого труда, чтобы не улыбнуться и тем самым не обидеть Танечку: она старается говорить по-взрослому и страшно обижается, когда взрослые посмеиваются над ее велеречивостью.
— Помнишь, дружочек, я обещала тебе показать наш старый дом? Тот, где жила еще твоя прапрабабушка?
— Ура! — Моментально превратившись в маленькую, Танечка на радостях подпрыгнула и обхватила за шею. — А ты расскажешь мне про Пелагею? А про бабушку Эми? А про твою куклу Мари? Только, чур, смешное! Договорились? Я буду смотреть в окошко, а ты придумывай!
Скоро и впрямь придется придумывать! Рассказано, кажется, уже обо всем. Каждый вечер, пока Инуся с Танечкой гостят в Москве, повторяется одно и то же: еще не дочитана последняя строчка сказки, а толстая книжка уже в нетерпении захлопывается: «А теперь расскажи мне, как ты была маленькой!» Разве можно отказать такой благодарной слушательнице? Если обещана забавная история, смешливая девочка начинает хихикать с первого слова. Потом заливисто хохочет и от переполняющей ее веселой энергии подпрыгивает на кровати: «Пожалуйста, еще раз! Ну, пожалуйста!» Почему дети так любят повторения? Если делишься с ней своими детскими секретами и переживаниями, теперь уже такими далекими, что они перестали быть тайной, ясные серые глазки полны сочувствия: «Да-да, я тебя хорошо понимаю. Я тоже ужасно плакала, когда папа однажды совершенно напрасно рассердился на меня». Иногда маленькая задает очень неожиданные вопросы: «Скажи мне, тебе хорошо было дома?.. А ты никогда не жалела, что родилась девочкой, а не мальчиком?» Вряд ли Танечка вкладывает в них глубокий смысл, но бабушка совсем не прочь философствовать на заданную тему и в результате кое-что переосмысливает и для себя самой. Наверное, она не объективна в своих рассказах о былом, чересчур мифологизирует прабабушек и прадедушек, приукрашивает прошлое — ведь жизнь, конечно же, была куда сложнее и будничнее, — однако не нарочно: именно такими, сказочными, и сохранились в памяти дни далекого детства.
Светлая головка с прелестными волнистыми волосиками склонилась на плечо, и сердце сразу же затопила бесконечная, щемящая нежность. Жаль, шестилетняя егоза не с состоянии долго сидеть в обнимку с бабушкой, уже завертелась, поглядывая по сторонам.
— Как называется эта улица? А что это за красивый дом?
— Улица называется Метростроевской. В честь строителей московского метро. Раньше она называлась Остоженкой. В этом красивом доме учатся студенты, изучают разные иностранные языки. Например, английский, французский, немецкий.
- А упало, Б пропало, или Как ростовский машиностроитель секвестировал русскую азбуку - Александр Сидоров - Русская классическая проза
- Тоннель - Яна Михайловна Вагнер - Русская классическая проза
- Монолог - Людмила Михайловна Кулинковская - Прочая религиозная литература / Русская классическая проза / Социально-психологическая
- Под каштанами Праги - Константин Симонов - Русская классическая проза
- Холостячка - Кейт Стейман-Лондон - Прочие любовные романы / Русская классическая проза
- Трое - Валери Перрен - Русская классическая проза
- Как поймали Семагу - Максим Горький - Русская классическая проза
- И в горе, и в радости - Мег Мэйсон - Биографии и Мемуары / Русская классическая проза
- Сказки Ледяного спокойствия - Алексей Смирнов - Русская классическая проза
- Бегство к себе - Галина Леонидовна Одинцова - Русская классическая проза