Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пребывание А. Льюис и М. Гибсон в Каире было прервано из-за вспышки эпидемии и опасения, что им придется подчиниться унизительным условиям карантина. Им, впрочем, удалось приобрести там несколько обрывков рукописей. Добравшись до Иерусалима, они купили большой древнееврейский текст Пятикнижия, и, когда пересекали равнину Шарона близ побережья, один торговец предложил им целую связку разрозненных обрывков рукописей, большинство из которых было написано на древнееврейском языке. Собираясь уже сесть в Яффе на корабль, они столкнулись в таможне с непредвиденными осложнениями в связи с эмбарго на вывоз палестинских древностей, особенно книг. Обрывки древнееврейских текстов в первую очередь привлекли к себе внимание чиновников. На выручку дамам пришел их проводник Иосиф, местный житель, который знал, что Библия и Коран не подпадают ни под одну из статей ограничительного законодательства как молитвенные книги личного пользования. Исполненный негодования, он воскликнул, указывая на тщательно исследуемые листки: «Разве вы не видите, что они на древнееврейском? Дамы произносят свои молитвы на древнееврейском языке. Вы что же, хотите лишить их возможности произносить молитвы?» Этим было одновременно спасено и положение, в котором оказались шотландско-пресвитерианские дамы, и интересы науки. Им было позволено выехать со своими рукописями, и в мае они добрались до Англии. Вскоре после возвращения они привели в порядок и систематизировали свои многочисленные приобретения. Те обрывки текстов на древнееврейском языке, которые сестры не могли отнести к Ветхому Завету, они откладывали в сторону, полагая, что тексты эти, возможно, относятся к Талмуду или представляют собой частные еврейские документы. Они решили передать их для дальнейшего изучения своему другу, видному гебраисту Соломону Шехтеру.
Шехтер, читавший курс по Талмуду и заведовавший собранием древнееврейских рукописей при Кембриджском университете, вырос в одном из восточноевропейских гетто. До двадцати с лишним лет он не имел никакого светского образования. Наконец, уже будучи слушателем университетов Вены и Берлина, он впервые столкнулся с западной наукой, но в отличие от большинства одаренных евреев своего времени не оставил своих прежних убеждений и не проникся взамен типичным образом мыслей западной интеллигенции.
Кое-чем религия Шехтера была обязана радостному мистицизму хасидской секты восточного еврейства. На нем как будто совсем не сказывались последствия эмоциональных травм, полученных во время жизни в гетто или нанесенных суровой дисциплиной, сопровождавшей изучение Талмуда, которое он начал в возрасте трех лет. Его мощное телосложение и впечатляющая голова с бородой и косматой гривой темно-рыжих волос привлекали всеобщее внимание. Человек, близкий ему в ранние годы его деятельности, припоминал: «Он обрушился на нас, как начиненная взрывчаткой бомба, и готов был с присущей ему смесью энтузиазма и негодования заглушить любое резонерское или циничное высказывание. Я и сейчас живо представляю себе, как он встает со стула и, словно раненый лев, мечется взад и вперед по комнате, выкрикивая громоподобные возражения».
Древнееврейский фрагмент (№ 51) Книги премудрости Иисуса, сына Сирахова из каирской генизы, ныне хранящийся в коллекции Тейлора — Шехтера университетской библиотеки Кембриджа (Англия)
Годом рождения Шехтера считают 1847, 1849 или 1850-й. Он родился в маленьком румынском городке Фокшаны, в Карпатских горах, куда выехал из России его отец, занимавший скромный пост ритуального забойщика скота. Несмотря на свою репутацию самого буйного мальчишки в городе, молодой Шехтер был вскоре признан вундеркиндом, необыкновенно одаренным ребенком, проявившим удивительные способности к изучению Талмуда. В возрасте пяти лет он знал Пятикнижие наизусть. Затем потянулись томительные годы обучения в религиозных школах — рутина, которая часто выводила из себя молодого романтика, но все же не отвратила его от той строго логической дисциплины, в овладении которой он достиг таких высот совершенства. Жажда знать больше гнала его сначала в Польшу, затем в Вену и наконец привела в Берлин.
Огромное влияние на Шехтера оказало знакомство с точным аналитическим методом германской исторической школы. Одним из первых он подверг памятники еврейской религиозной литературы тщательному текстологическому исследованию. Одновременно он проникся неослабевающим интересом к древним рукописям, которые составляли основу любой подобной работы. Так было положено начало предприятию, ставшему делом всей его жизни, — работе по изданию некоторых древних текстов Талмуда и Мидраша.
Шехтер, который так никогда и не акклиматизировался в условиях германской культурной среды, неодобрительно смотрел на процветавшую тогда школу «высшей критики» с ее скептическим подходом к изучению Ветхого Завета. Ему претили националистическое высокомерие и воинственность эры Бисмарка, и он был глубоко уязвлен антииудейской позицией, занимаемой германскими исследователями, такими как Гарнак, Вебер и Делич, которые очерняли еврейскую этику и отрицали ветхозаветные корни христианства. Уже во времена Шехтера Поль де Лагард, знаменитый теолог и ориенталист из Гёттингена, переплел все свои книги в свиную кожу, чтобы «уберечь их от прикосновения грязных еврейских рук», а Гуго Винклер, выдающийся семитолог, получавший щедрые пожертвования от попечителей-евреев, позволял себе антисемитские высказывания, одновременно превознося аккадцев, вавилонян и финикийцев как пионеров цивилизации. Академическая Германия, как писал Шехтер, — это заповедник «ученых-зануд, которые со всей серьезностью обсуждают вопрос, имеется ли у семита душа или нет». Он вспоминал, как некогда подвергался травле со стороны мальчишек-христиан, но гораздо большее негодование вызывали в нем слепой фанатизм и высокомерие того, что он именовал «высшим антисемитизмом», который «сжигает душу, хотя и не приносит вреда телу».
К Англии и всему англосаксонскому миру вообще Шехтер в течение всей своей жизни питал самые теплые чувства. Он также был уверен, что в будущем иудаизм обретет для себя центр тяжести в Америке. По этой и по целому ряду других причин он оставил милые его сердцу академические рощи Кембриджа, чтобы провести последние двенадцать лет жизни на посту президента Еврейской теологической семинарии в Нью-Йорке. Англия привлекала его к себе не только демократическими идеалами ее народа и относительной свободой лидеров ее ученого мира от антисемитских предрассудков, но и чудесными собраниями древнееврейских рукописей. В течение первых лет его жизни там он постоянно работал в Британском музее и Бодлеанской библиотеке. В Англии Шехтер приступил к серьезной научной деятельности, результатом которой явились критические издания ряда древних текстов. В 1890 г. он был назначен преподавателем, а в 1892 г. — руководителем курса по изучению Талмуда при Кембриджском университете. Два года спустя университет направил его в Италию для изучения древнееврейских рукописей. Длительное пребывание в Италии и знакомство с ее архивными материалами стало для него источником постоянного вдохновения. Шехтеру повезло более, чем Ранке и Тишендорфу: ему был предоставлен свободный доступ к ватиканским собраниям рукописей.
В ходе предпринятого им исследования Саадии и подготовки к изданию талмудического сочинения «Абот де рабби Натан» Шехтер заинтересовался второканонической Книгой премудрости Иисуса Бен Сиры (или Бен Сираха, сына Сирахова) — книгой, которая до того времени встречалась лишь в крайне неудовлетворительных переводах. Его длительную и совершенно необычную для исследователя-еврея увлеченность неканонической литературой подтверждает обширная статья в «Джуиш Квотерли Ревью» за 1891 г.; в ней он рассматривает древнееврейские цитаты из Премудрости, встречающиеся в талмудических текстах. Он был теперь полностью подготовлен к тому, что ждало его впереди. Вероятно, никто другой из ученых-гебраистов его времени не был достаточно компетентен, чтобы опознать неожиданно появившийся древнееврейский фрагмент из Премудрости Иисуса Бен Сиры.
Вскоре после того, как А. Льюис и М. Гибсон приняли решение привлечь к работе Шехтера, А. Льюис неожиданно встретила его на королевском параде в Кембридже и сообщила ему о рукописях, которые она хотела ему показать. Затем она продолжила свое хождение по магазинам за покупками, а когда вернулась домой, то застала Шехтера уже за работой, тщательно изучающим фрагменты рукописей, разложенные на ее обеденном столе. Он поднял вверх большой лист пергамена и сказал: «Это часть иерусалимского Талмуда, который очень редок. Могу я взять ее у вас?» Льюис немедленно дала согласие. Затем он стал пристально рассматривать грязный, изорванный клочок бумаги. Бумага как писчий материал с точки зрения палеографии была довольно поздним нововведением, и потому обе дамы относились к ней без особого уважения. «Кто из ученых еще три года назад, — позднее писала А. Льюис, — придавал хоть какое-нибудь значение древнееврейскому тексту на бумаге?»
- Библия. Современный перевод (BTI) - BTI - Религия
- Апология I представленная в пользу христиан Антонину Благочестивому - Мученик Иустин Философ - Религия
- Полное собрание творений - Святитель Иоанн Златоуст - Религия
- Деяния святых Апостолов - Джон Стотт - Религия
- Собрание творений. Покаяние - преподобный Ефрем Сирин - Религия
- Бог не хочет страдания людей - Жан-Клод Ларше - Религия
- Том 1. Аскетические опыты. Часть I - Святитель Игнатий Брянчанинов - Религия
- Избранные творения - Анастасий Синаит - Религия
- Когда небеса молчат - Рональд Данн - Религия
- Творение мира и человека - Илья Мельников - Религия