Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Греки такой народ, что тоже своей выгоды не упустят. О красоте люди думали. А теперь забыли!
Помолчав, Данилыч мог заговорить о международной политике, обнаруживая превосходный здравый смысл, или перескакивал вдруг на какую-нибудь рыбацкую историю. Истории были ветхозаветные — об ушедшем обилии «белой рыбы», о черноморской акуле — катране, сломавшей кормовую банку, — и часто жестокие:
— Запросто утонуть могли. Кто ж в лодке бьется! Дед старый, я малый, а те двое как сдурели…
— А из-за чего началось?
— Белая шла, скумбрия. Коля — толстый, губастый, говорил басом — он вообще снасти отличные вязал. Самодур поднимет — полный, — вот оно! — а тот, чернявый, злится, взял и пихнул под локоть. Картина! Крючок у Коли в губе застрял, ниже висит скумбрия, одна качалка здоровая прямо в рот лезет, а он руками водит и не знает, за что хвататься: или кровь унимать, или скумбрию снимать…
— Сразу много возможностей, — в скобках заметил Сергей.
— Да… А деда кричит — я ж старый человек!.. Вы ж меня утопите!..
— Погодите, Данилыч! — знакомое слово «Деда» заставило меня вздрогнуть. — Ваш дед лоцманом был, а не рыбаком. Нам тетя Патя говорила…
— То родной дед. А Дедой я старика одного звал. В основном он меня морю учил, вот оно…
Бывают же совпадения!.. Вначале я удивился, но потом, подумав, решил: все правильно. Наверное, у каждого мальчика был свой Деда, учивший реке, или степи, или горам. По специальности «море» Данилыч давно сам перешел в разряд учителей. Мальчики растут, мужают, потом старятся — и рано или поздно становятся Дедами для новых мальчиков.
По-видимому, Цимлянское море напоминало капитану Днепро-Бугский лиман, его родные места. К середине дня берега стали выше и немного сошлись. От Волгодонска до этого узкого места, цимлянской талии, «Гагарин» прошел километров семьдесят — успеем или не успеем? Шкипер продолжал добродушно болтать. За этот день я многое узнал о его юности.
Собственно, мы вправе гордиться. Между людьми разных возрастов дружба не такая уж редкость; реже возникает дружба наравне. Возможность высказать все, что думаешь, не заботясь о том, какое это произведет впечатление, — ее первый признак. Мы занимались всего лишь болтовней, но что с того? Так называемые «сокровенные мысли» вовсе не о судьбах мира; в семье о проблемах буддистской философии не говорят. И когда Данилыч вспоминал, что его отец стограммовый граненый стаканчик называл «севастопольским шалабаном», я гордился доверием шкипера не меньше, чем если бы он излагал свое жизненное кредо.
Он стал насмешливей, резче. Часам к пяти вопрос о том, кто будет готовить обед, назрел и повис в воздухе. Сергей задумался:
— М-минуточку! Такое чувство, что очередь Баклаши…
— «Шестое чувство моряка», — довольно ехидно заметил Данилыч. Помолчали.
— Какое это? — недоверчиво спросил судовой врач.
— Ну, у всех людей зрение, слух… всего пять. А у моряка, говорят, есть еще шестое: чувство, что могут заставить работать.
— М-минуточку! А кто позавчера картошку чистил — Баклаша?
— Не нужно делать из меня дурака, — загорячился и я.
— М-минуточку? Ч-шшш?..
— Если ты хочешь делать из кого-то дурака…
— Вы неплохие ребята, — с неожиданной серьезностью перебил шкипер, и я понял, что должно последовать нечто неприятное, — веселые, образованные… вот оно. Но должен сказать: до хрена еще не хватает.
Раньше он так не сказал бы, так прямо и коротко. Неделю назад была бы прочитана лекция, где в третьем лице, обиняками осуждается леность «тех, кто не хочет идти на яхте». Я вспомнил все изменения, которые произошли с капитаном в этот день. Он стал мягче — и резче; говорить стал больше — и короче; стал насмешливей, доверчивей, проще, ехидней… Противоречий не было: просто после отъезда Дани мы стали ближе. Со всеми вытекающими последствиями.
И вот что любопытно: когда из Таганрога уехал Саня, в отношениях экипажа мало что изменилось. Но стоило расстаться еще и с мастером по парусам, и сложившаяся иерархия коллектива рассыпалась. Даня — капитанский сын; однако капитан его не выделял. Скорее Даня был младшим, беспутным, любимым сыном команды. Это очень важная должность, ибо какая дисциплина может быть в коллективе без тех нерадивых, кого необходимо с любовью воспитывать?
Теперь, кажется, на Данино место претендовал Сергей. Поторговавшись еще полчаса, он нехотя полез в камбуз.
— Сварю плов из мидий! — донеслось изнутри.
Я ухмыльнулся. Консервированный плов нужно было не «варить», а только разогреть, но я прекрасно знал, что осталось всего две двухсотграммовые банки. Сергей открыл их, вывалил содержимое на сковороду и долго, грустно рассматривал кучку риса.
Он соразмерял величину кучки и своего аппетита.
— Вари борщ, — злорадно посоветовал я.
— Не люблю борща, — мрачно бросил врач-навигатор и, прижатый к стене, начал проявлять чудеса изобретательности.
— Я вылью туда яйца, — сказал он, веселея на глазах.
— Это хорошо, — поддакнул я: мне стало интересно.
Сергей вылил на сковороду четыре яйца и размешал; плов склеился и приобрел грязно-желтый цвет, но больше его не стало. Врач-навигатор не смутился: он мелкими кусками нарезал сыр.
— Это будет ирландское рагу, — сообщил он уже совсем радостно. За сыром последовали помидоры, лук и тушенка.
— Какую кладешь? Свиную? — забеспокоился шкипер.
— Говяжью, — соврал Сергей. Дело в том, что капитан, словно мусульманин, свинину не ел — вернее, ел с удовольствием, но только когда мы выдавали ее за говядину.
Ирландское рагу набирало силу. С каждым новым ингредиентом мрачность повара как бы переходила на сковороду: его лицо теперь сияло чистой, вдохновенной радостью, а блюдо приобрело неповторимый вид закваски для изготовления дешевого самогона. Заинтересовавшись, подошел шкипер, посмотрел, помолчал…
— Добавь помидоров. Хуже не будет, вот оно…
Сергей охотно добавил: он искренне увлекся. Из камбуза доносилось счастливое бормотание и скрежет открываемых банок. Наконец рагу предстало перед нами во всей красе. Жидкое месиво с неожиданными разноцветными вкраплениями напоминало горячий, плохо размешанный клейстер.
— Вкусно? — спрашивал Сергей. — Лично я давно не ел с таким удовольствием!
Мы с Данилычем только хмыкнули. Как ни странно, клейстер и вправду был вкусен, а по калорийности далеко превосходил рацион небогатого космонавта. Но не говорить же об этом повару!
— Ничего… пока, — осторожно заметил шкипер.
— Сначала ничего, — подхватил я. — Это как яд Екатерины Медичи: полгода все хорошо, а потом начинаешь чахнуть.
- Ромашка. Легенда о пропавшем пирате - Гастон Буайе - Исторические приключения / Морские приключения
- Декомпрессия - Владимир Махов - Морские приключения
- Погибшая страна - Г. Берсенев - Морские приключения
- Чтобы не было в море тайн - Жак-Ив Кусто - Морские приключения
- Грозовой фронт - Евгения Александрова - Героическая фантастика / Морские приключения / Прочие приключения
- Марадентро - Альберто Васкес-Фигероа - Морские приключения
- Зеленый луч. Буря. - Леонид Соболев - Морские приключения
- Рыцари моря - Иван Медведев - Морские приключения
- Смотритель и её маяк - Варвара Александровна Фадеева - Морские приключения / Научная Фантастика / Прочие приключения
- Пират королевы Елизаветы - В. Мюллер - Морские приключения