живую стену, однако на этот раз стена не расступилась. Хейворд продолжала идти, думая, что люди отступят, но люди не отступили. Несколько рук резко толкнули капитана в грудь.
— Я пришла с миром! — сказала она, стараясь, чтобы голос не дрожал. — И я уйду с миром!
Хейворд шагнула вперед и встретилась лицом к лицу с Тоддом. Страж преподобного сжимал в руке… камень.
— Не делайте глупостей, — предупредила она.
Парень поднял руку, и Хейворд быстро подошла к нему, глядя прямо в глаза — как собаке. Впереди всегда идут самые отчаянные: задние ряды надеются на удачу и ждут, пока противник не будет сломлен и побежден, но передние — это убийцы.
— Сучка иудская! — Потрясая камнем, Тодд отступил на шаг.
Пытаясь успокоиться и привести мысли в порядок, Хейворд быстро оценила ситуацию. Оружие бесполезно. Выстрел в воздух лишь на мгновение отпугнет толпу; шок пройдет, люди набросятся на капитана, и от нее не останется мокрого места. Рокер будет только через десять минут, к тому времени поселенцы уже отведают крови и встретят полицию яростным сопротивлением. А пока комиссар доберется до самой Хейворд… Господи, она не то что десяти минут не продержится — не выстоит и пяти.
Сдержать толпу мог только Бак, а он сейчас в палатке.
Хейворд начала пятиться. Кольцо сжималось, оттесняя ее от палатки, которой уже не было видно. Своими спинами они словно ограждали Бака от ужаса того, что собирались сотворить с капитаном. Со всех сторон в Хейворд летели проклятия и насмешки.
Хейворд отчаянно вспоминала лекции по психологии толпы. Проблема в том, что поведение толпы отличается от поведения отдельно взятого человека. На толпу нельзя воздействовать подсознательно, языком тела. Толпа слушает только себя. С ней не поспоришь. Она запросто совершит такой акт насилия, на который одиночка никогда бы не осмелился.
— Центурион! — Чувствуя поддержку, Тодд шагнул к Хейворд. Люди позади него кричали, размахивая палками.
— Бак!
Бесполезно. Он ее не слышал.
— И вы называетесь христианами?! — выкрикнула Хейворд. — Посмотрите на себя!
Толпа еще больше рассвирепела.
— Богохульство! — потряс камнем Тодд.
Вот теперь она испугалась по-настоящему.
— В Библии сказано…
— Богохульница поносит Библию!
— Все слышали?!
— Заткните ей рот!
Все. Времени не осталось. Надо уходить. Стоит кому-то из толпы первому бросить камень, и они не остановятся, пока с врагом не будет покончено.
Хейворд исчерпала запас вариантов, и больше идей не осталось.
Не осталось совсем.
Глава 77
Д'Агоста отвернулся от окна. Было без пяти минут девять.
Пендергаст спокойно встал с дивана, на котором пролежал последние полчаса. Еще раньше агент убедился, что с легкостью может отпереть дверь отмычкой. Однако исследовать замок он не спешил, поэтому предпочел вновь запереть комнату.
— Хорошо вздремнули? — спросил д'Агоста. Он не понимал, как вообще можно спать в такой ситуации.
— Я не спал, Винсент. Я размышлял.
— А, ну да. Я тоже. О том, как слинять отсюда.
— Вы ведь не думаете, что я привез нас сюда, не подготовив план побега? Но даже если он не сработает, я верю в силу импровизации.
— В силу импровизации?
— Старые замки кишат тоннелями и потайными ходами. Мы сбежим отсюда, прихватив доказательства, а позже вернемся с подкреплением. У нас был выбор, Винсент: либо принять приглашение, либо закрыть это дело.
— Паршивый, скажу я, выбор.
— Полностью с вами согласен.
В дверь постучали.
Вошел Пинкеттс при полном параде. Рука д'Агосты непроизвольно дернулась к кобуре. Но лакей только поклонился и объявил:
— Прошу к столу.
Он повел пленников вниз по лестнице, потом через несколько комнат и коридоров — в большой зал, где желтые стены и высокий сводчатый потолок разгоняли сумрак поместья. На столе сверкали серебро и фарфор, а в центре благоухали свежие розы. Ужин был накрыт на троих.
Фоско дожидался в дальнем конце комнаты, у гигантского камина, украшенного резным фамильным гербом. Граф отвернулся от слабого огня, и вверх по его руке резво взбежала белая мышка.
— Добро пожаловать. — Фоско опустил мышь в проволочный домик. — Мистер Пендергаст, будьте добры, сядьте справа от меня, сержант д'Агоста, вы — слева, пожалуйста.
Д'Агоста присел, отодвинув стул подальше от графа. В присутствии Фоско ему всегда становилось не по себе, а теперь было просто невыносимо.
— Немного игристого? Из моих погребов…
Напарники молча отказались. Граф пожал плечами, а Пинкеттс наполнил его бокал.
— За «Грозовую тучу», — предложил Фоско. — Жаль, вы отказываетесь. Выпейте хотя бы воды.
— Мы с сержантом д'Агостой решили сегодня вечером воздержаться, — ответил Пендергаст.
— А у нас чудесная трапеза. — Граф осушил бокал, и Пинкеттс внес большое блюдо с ломтиками холодного мяса. — Affettati misti toscani, — сказал Фоско. — Мясное ассорти по-тоскански. Окорок борова, которого, к слову, я застрелил сам. Ну же, попробуйте. Финоккьона[96] и сопрассата[97] тоже мои.
— Нет, благодарю.
— Мистер д'Агоста?
Д'Агоста не ответил.
— Нам бы сюда слугу-карлика — пробовать пищу. Так не люблю есть в одиночку.
— Фоско, — подался вперед Пендергаст, — перейдем прямо к делу. Ни я, ни сержант д'Агоста не сможем задержаться здесь на ночь.
— Я настаиваю.
— Это не аргумент. Мы уйдем, когда сочтем нужным.
— Вы не уйдете в эту ночь, как, впрочем, и в любую другую. Предлагаю разделить со мной ужин — сегодня вы едите в последний раз. Не бойтесь, еда не отравлена. Я уготовил вам кое-что утонченное.
Д'Агоста и Пендергаст ответили графу молчанием.
Пинкеттс наполнил бокал хозяина красным вином. Граф отпил и кивнул. Взглянув на фэбээровца, он спросил:
— Когда вы догадались?
— Рядом с трупом Балларда, — тихо заговорил Пендергаст, — я нашел конский волос. Я понял, что он — от скрипичного смычка, вспомнил название яхты Балларда — «Грозовая туча», — и в тот же момент все встало на свои места: искать следовало вора, который убил жертву, предварительно ее напугав. Тогда мои мысли обратились к вам, хотя я долгое время был уверен, что преследовать стоит Балларда.
— Умно. Я не ожидал, что вы так быстро доберетесь до сути, а потому позволил себе недостойную поспешность — приказал ликвидировать священника. Мне ужасно жаль. Совершенно ненужный и глупый поступок. Я тогда на мгновение поддался панике.
— Совершенно ненужный? — взорвался д'Агоста. — Глупый? Вы как будто не о человеке говорите!
— Избавьте меня от морального абсолютизма. — Фоско отпил вина, насадил на вилку кусок свинины, съел и, вернувшись в доброе расположение духа, взглянул на Пендергаста. — Еще во время нашей первой встречи я за пять минут разговора понял, что от вас будут одни неприятности.
Не дождавшись ответа, Фоско поднял бокал.
— Едва познакомившись с вами, я пришел к выводу, что вас придется
