Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мор нарядился в вечерний костюм. Именно для этого случая он приобрел белую шелковую рубаху, тонкую и мягкую, потому что мучительно не любил крахмальных сорочек; наряжаться ему доводилось редко, и он чувствовал себя не в своей тарелке, отчасти из-за волнения по поводу предстоящего, отчасти из-за того, что с того времени, когда последний раз надевал этот костюм, он, оказывается, довольно заметно поправился. К счастью, старомодный пиджак можно было оставить незастегнутым. И все же он считал, что выглядит неплохо и в иных обстоятельствах с удовольствием покрасовался бы перед Рейн. Эта мысль смутила его своей игривостью, и он поспешил вернуться к своим тяготам. Что случилось с сыном? Он все больше и больше начинал думать, что Дональд никогда не вернется. Воображение рисовало Дональда то утратившего память, то умирающего голодной смертью, то где-то скитающегося, то трагически погибшего. Но эти страхи неким непостижимым образом облегчали общение с женой, и он все больше убеждался, что Нэн ничего открывать нельзя, пока Дональд не отыщется.
Общество должно было собраться в половине восьмого в гостиной, соседствующей с учительской столовой. Обед предполагали начать в восемь. Мор заказал для Нэн такси, чтобы она не позже половины седьмого смогла заехать за миссис Пруэтт. Демойта должна была привезти в своем автомобиле Рейн. Сам же Мор не собирался тянуть со сборами, он хотел оказаться в школе пораньше, вдруг понадобится его помощь, и надо же убедиться, что столовая готова к приему. Тем не менее на сборы неожиданно ушло гораздо больше времени, чем он предполагал, и было уже около семи, когда он оказался в школе. Через открытую дверь он оглядел убранство столовой и вошел с восхищенным присвистом, к большой радости Хензмана, который только того и жаждал — увидеть, как оценят его старания.
Комната, безусловно, преобразилась. Не было видно ни зеленых кожаных кресел, ни громоздкого шведского бюро, обычно загромождавшего один из углов комнаты, ни массивного буфета с таинственным содержимым, знание о котором было утеряно вместе с ключом несколько лет назад. Вместо этого у стены, украшенной цветами, поставили три изящных старинных столика (Мор припомнил, что видел их у Пруэттов), а сбоку от камина — элегантный буфетик. Некоторые особо неказистые стулья тоже заменили — некой имитацией «чиппендейловских», тоже пруэттовских, которые неплохо сочетались с прочими стульями викторианской эпохи. Большой овальный стол, обычно прикрытый зеленой бязевой тряпицей, покрыли серебристой камчатой скатертью, ниспадающей почти до пола, и выставили на нее впечатляющий ряд хрустальных и серебряных приборов, на которых играли отблески свечей, Хензманом сейчас зажигаемых. Каминную полку очистили от непонятных, сделанных в форме луковицы, медных штуковин, вечно там пылящихся, и вместо них поставили цветы — а над полкой, так чтобы всем было видно, повесили портрет Демойта.
— Замечательно! — восхитился Мор. — Комнату не узнать.
— Ну, слава Богу, — разулыбался Хензман. — А то я боялся, что какие-то недоделки еще остались. Как говорит Эвви, не столько вещь ценна, сколько забота о ней. Вот я тут и постарался. Правда, без старой мебели видно, что стены изрядно выцвели, но в полумраке, при свечах, обойдется.
— Сожалею, что вас не будет с нами, — сказал Мор.
— Не беспокойтесь. Тут, этажом ниже, намечается другая вечеринка! Господи, прости меня грешного, у Бейсфорда. Чтобы он да упустил повод выпить! Два сорта вина, вот так-то! Кстати, я вам не рассказал, чем завершился тот спор о вине? В конце концов, Эвви заказал наилучшее испанское, и на этом вопрос закрыли. — Дело в том, что прежде Эвви был того мнения, будто южно-африканский херес, поданный в кувшинчиках, вполне сойдет для его гостей, тем более, он считал снобизмом думать, что между этажами есть какая-то разница во вкусах.
Мор рассмеялся.
— Ну, я пошел, — сказал Хензман, — Уже начало восьмого. — Он все еще был в спортивном костюме. Преподавателей младших классов пригласили на краткое распитие шерри перед самым обедом, но им разрешено было явиться в обычных костюмах. — Я не приду, — сказал Хензман. — Желаю вам хорошо отпраздновать вместе с сэром Кем-то-Каким-то-Каким-то, Бартом, в общем, всяческих вам радостей. А мне пора заняться своим собственным приемом. С гитарой. Пока! Глядите, напейтесь как следует.
Мор остался в одиночестве. Он затушил свечи и принялся рассматривать портрет, висящий высоко, наверняка Рейн покажется, что слишком высоко, над каминной полкой. Вечер еще не вступил в свои права и света было достаточно. Учительская столовая находилась в конце коридора, на верхнем этаже здания «науки и спорта», и при ней была кухня, которую с некоторых пор присовокупили к жилищу Бейсфорда. Окончательный вариант портрета выглядел иначе, чем прежний. Бладуард сказал, что тот, кто на нем изображен, не выглядит смертным. В тот момент Мору показалось, что как раз наоборот, это лицо выглядит именно так, словно над ним нависла смерть. Но на его тогдашнее восприятие могли повлиять и обстоятельства, и скорбное осознание того, что этот старый тиран, обладавший властью над сотнями душ, трепетавших перед ним, теперь способен лишь фокусничать и насмехаться над теми, кто ему предан. А таких, подумал Мор, осталось совсем немного. Этот вечер соберет больше врагов Демойта, чем его друзей.
В эту минуту вошел нанятый по случаю приема буфетчик, выпроводил Мора и затем вернулся, чтобы завершить начатые Хензманом приготовления. Вслед за Мором в гостиной появился Эвви в сопровождении Пруэтта. Явился еще один буфетчик с большим серебряным подносом, уставленным наполненными бокалами. Мору вдруг стало не по себе. То, чего боялась Рейн, не могло не коснуться и его. Он попытался успокоиться, представляя, как ему будет хорошо после того как этот вечер останется позади.
— О, дорогой мой, — сказал Эвви, — как я рад, что вы уже здесь. Да, да, я видел столовую. Хензман постарался на славу. Я был бы рад увидеть его во время шерри, но он сказал, что сначала должен встретиться со скаутами, но потом постарается прийти.
— Боюсь, скауты его не отпустят, — пробормотал Мор. Он был слишком встревожен, чтобы порадоваться маленькой шутке Хензмана.
— Как жаль! — расстроился Эвви. — А мне хотелось узнать его мнение о вине. Испанское, да будет вам известно! — продекламировал Эвви, будто жуир в каком-то французском водевиле. — Скаредность есть грех. Кстати, первая моя проповедь в новом учебном году будет именно на эту тему, и я уже готовлюсь. Надеюсь, попечители не обвинят нас в неумеренных тратах.
— Ну что вы, они будут в восторге, — усмехнулся Мор. «Легкомысленный старый сибарит», — добавил он про себя. Демойт в свое время воевал с Правлением, и совершенно справедливо.
— Ведь это, в своем роде, исключительный повод, — говорил Эвви. — Как вы думаете, не попробовать ли нам хереса, всего глоток, прежде чем появятся гости. Надо признаться, я немного волнуюсь. «Я не привык к публичным выступлениям» сказано будто бы обо мне, хотя проповеди — это несколько иное, и мысль о неизбежности выступления портит удовольствие от предвкушения обеда. Кстати, Билл, я рад, что ваша жена согласилась произнести речь, это весьма любезно с ее стороны. По сути, она была моей последней надеждой. Я обращался с просьбой ко многим прежде, чем вспомнил о ней.
Мор про себя отметил этот образец такта.
— Я тоже рад. Это доставит ей удовольствие. — Пустые, ничего не значащие слова. То будущее, в котором Нэн предстоит наслаждаться плодами своего героизма, ему уже не принадлежит.
Открылась дверь, и вошел сэр Леопольд Тенсли-Уильямс, тот самый, которого Хензман так язвительно окрестил «сэр Какой-то», а за ним Бладуард и еще два преподавателя. Эвви, который только что взял с подноса бокал, повернулся с приветственным возгласом — в одной руке у него покачивался бокал, а второй он помахивал, не зная то ли пожать руку сэру Леопольду, то ли предложить ему выпить. И тут не кто иной, как буфетчик, одним корректным наклоном головы направил ход событий по надлежащему руслу.
Мор отошел на несколько шагов в обществе Пруэтта, с удовольствием обнаружив у себя в руке бокал. Пруэтта в вечернем костюме тоже было не узнать. Они обменялись какими-то репликами. Он кратко ответил на вопрос о Доне. Гостей становилось все больше. Мор и Пруэтт со стороны наблюдали за происходящим. Обращал на себя внимание вечерний костюм Бладуарда — он сидел идеально, неожиданно превратив его в щеголеватого красавца. Казалось, он только в таких костюмах и ходит, будто какой-нибудь член правления, а не скромный представитель учительской братии. Сейчас он оживленно беседовал с несколькими чиновниками, среди которых у него, кажется, было несколько хороших знакомых.
— Итонцам везде дорога, — заметил Пруэтт. Сам он окончил куда более скромный колледж.
- Человек случайностей - Айрис Мердок - Современная проза
- Море, море Вариант - Айрис Мердок - Современная проза
- Море, море - Айрис Мердок - Современная проза
- Море, море - Айрис Мердок - Современная проза
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Ученик философа - Айрис Мердок - Современная проза
- Минер - Евгений Титаренко - Современная проза
- Небо падших - Юрий Поляков - Современная проза
- Добро пожаловать в NHK! - Тацухико Такимото - Современная проза
- Кипарисы в сезон листопада - Шмуэль-Йосеф Агнон - Современная проза