Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— После смерти Насера прошло слишком мало времени. Пока что мы не решаемся прикоснуться к его архиву…
Да, прошло действительно слишком мало времени… Еще не остыла, скорее даже наоборот, ожесточилась борьба вокруг его имени. Поэтому писать биографию Гамаля Абдель Насера трудно.
Насер умер, как боец на посту, в один из самых напряженных и трудных моментов истории. Он умер в то время, когда враг продолжал попирать оккупированную арабскую землю, когда конфликт между палестинскими «федаями» и иорданской армией достиг наивысшей точки и грозил перечеркнуть все те усилия, которые предпринял Насер.
Писать его биографию трудно и потому, что Насер — это вечное движение, постоянное развитие. Ничто не давалось ему просто, без боя. Его бытие словно соткано из борьбы.
Еще при его жизни Оксфордский университет опубликовал статистические данные, из которых следовало, что президент Насер — один из самых популярных государственных деятелей в мире. 287 книг на семнадцати языках было выпущено о нем к 1968 году. Количество публикаций, посвященных президенту ОАР, в несколько раз возросло после смерти Насера. Такой широкий интерес к личности Насера был бы необъясним, если бы идеи, которые он выдвигал, после его кончины стали достоянием прошлого.
На протяжении многих лет сотрудники специальных служб США тщательно изучали Гамаля Абдель Насера, его характер, речи, манеру говорить. Даже тяжелая походка президента не ускользнула от взоров специалистов. Они внимательно рассматривали его фотографии, часами просиживали у киноэкранов, приказывая операторам по нескольку раз запускать одни и те же киноленты, запечатлевшие президента ОАР. Находясь за несколько тысяч километров, психологи пытались предугадать, как поступит Гамаль Абдель Насер в той или иной ситуации. Снова и снова «проигрывались» «оперативной группой» различные варианты его поведения. За долгие годы работы, с тех пор, как по распоряжению госдепартамента в США был организован строго засекреченный «игровой центр», эти люди стремились создать «модель», которая бы вела себя точно так, как Гамаль Абдель Насер.
Крупнейшие знатоки международной политики, дипломаты и разведчики были привлечены в этот «центр». Туда ежечасно поступала самая свежая информация из госдепартамента, ЦРУ и представительств США за рубежом, которая немедленно записывалась на перфокарты и перерабатывалась компьютерами. Специалисты должны были предсказать поведение крупных государственных деятелей.
В роли каждого лидера выступали постоянные «актеры». Роль Насера в этой «пьесе» «исполнял» Милс Коупленд, опытный, хотя и несколько хвастливый, американский разведчик, проработавший много лет на Арабском Востоке. Но ничто не помогло Соединенным Штатам в выработке разумной политики на Ближнем Востоке.
За последнее время появилось немало работ, авторы которых пытаются подогнать наследие Насера под шаблон, созданный Коуплендом.
Эти люди стали изображать Насера «сильной личностью» по западному образцу. Тем самым они хотели принизить его роль как национального героя. Последовательная борьба, которую Насер вел против империализма, изображалась ими как игра на противоречиях двух великих держав.
Реакционеры пытаются любыми способами приспособить «насеризм» для своих целей. Они понимают, что приверженность к «насеризму» является выражением патриотизма простых людей. После израильской агрессии 1967 года стало очевидным: египтянин, любящий Насера, любит и свою родину. Благодаря Насеру народы Египта, Сирии, Ирака и других арабских стран объединились для борьбы против империализма. Арабские народы впервые почувствовали себя вершителями своих собственных судеб…
Когда в министерстве информации АРЕ[21] узнали о том, что эта книга готовится к печати, я получил приглашение посетить Бани-Мур.
…И вот мы входим в обыкновенный крестьянский дом из необожженного кирпича.
— Вот здесь, в этом доме, — рассказывает Атия, дядя Гамаля, — жил мой отец хадж Хуссейн — дед нашего президента.
После яркого солнца глаза не сразу привыкают к полумраку. Наконец я различаю кряжистую поленницу дров, припасенных рачительными хозяевами на зиму, пожелтевший, вырезанный из газеты портрет Насера на стене.
Покосившаяся деревянная дверь то и дело скрипит. Это жители деревни один за другим входят поздороваться с гостями. Скоро в довольно просторном помещении собирается много народу. Тогда Атия приглашает меня подняться на крышу. В своей длиннополой голубой галябии Атия выглядит величественно-строго. Его пожилое лицо изрезано морщинами. Руки мозолистые, грубые, но сколько достоинства и красоты в манерах этого крестьянина!..
Женщины, копошившиеся на плоской крыше у печи, отходят в дальний угол. Хуссейн, сын Атии, выводит оттуда молодую девушку.
— Моя сестра и кузина Гамаля Абдель Насера, — говорит он. — А это его бабушка, сестра хаджа Хуссейна, которая прожила больше ста лет. Она пекла маленькому Гамалю крестьянские лепешки…
— Впервые, — начинает рассказывать Атия, — мы увидели Гамаля, когда ему было три года. Сам я был лишь на шесть лет старше моего племянника. Поэтому взрослые поручали мне смотреть за мальчиком. Должен сказать, что, если бы не те заботы, которые выпали на долю Гамаля, он мог бы долго прожить. Наша семья отличается здоровьем. Дед Гамаля хадж Хуссейн прожил до 107 лет, в 65 лет женился в третий раз. Его последний сын Таха появился на свет, когда хаджу исполнилось девяносто лет. Мой брат Абдель Насер тоже прожил немало лет.
В следующий раз, — продолжал Атия, — мы увидели Гамаля молодым офицером. А потом однажды мы услышали, что он входит в состав Совета руководства революцией… «Это же наш Гамаль!» — закричал я, услышав последние известия. Односельчане, что побогаче, не поверили. «Чтоб из вашей нищей семьи вышли такие люди?» — сказал мне, помню, сосед. Богатством мы действительно похвастаться не могли: три феддана земли, разбросанные в разных местах, пришлось разделить хаджу Хуссейну между детьми. А вскоре я совсем без земли остался. Поэтому, когда произошла революция, мне хотелось спросить Гамаля: что же будет дальше? Как жить станем? Я дважды встречался с племянником — в 1953 и 1954 годах, когда он приезжал в Бани-Мур. Но спросить постеснялся — он ведь все-таки был с товарищами, с офицерами. Не хотелось мне говорить при них про свою бедность. Гамаль и так все понимал. Однажды местный чиновник пригласил его на обед. Зарезал барана. А нас с отцом посадил в дальний угол. Тогда Гамаль встал и сказал так, чтобы и хозяина не обидеть, и чтобы поняли все: «Вы знаете, кто я? Я внук крестьянина хаджа Хуссейна», — сказал он, и в его словах чувствовалась гордость.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- О Михаиле Кедрове - Михаил Смирнов - Биографии и Мемуары
- На Западном фронте. Бес перемен - Дмитрий Олегович Рогозин - Биографии и Мемуары / Политика / Публицистика
- Мой XX век: счастье быть самим собой - Виктор Петелин - Биографии и Мемуары
- Вице-канцлер Третьего рейха. Воспоминания политического деятеля гитлеровской Германии. 1933-1947 - Франц фон Папен - Биографии и Мемуары
- Танковые сражения 1939-1945 гг. - Фридрих Вильгельм Меллентин - Биографии и Мемуары
- Воспоминания старого капитана Императорской гвардии, 1776–1850 - Жан-Рох Куанье - Биографии и Мемуары / Военная история
- Преподобный Порфирий – пророк нашего поколения. Том 3 - Автор Неизвестен - Биографии и Мемуары / Прочая религиозная литература
- Неру - Александр Горев - Биографии и Мемуары
- Сеченов - Миньона Яновская - Биографии и Мемуары
- Мой век, моя молодость, мои друзья и подруги - Анатолий Борисович Мариенгоф - Биографии и Мемуары