— Вот истинно великий человек! — воскликнул он. — По моему мнению, если уж иметь над собой деспота, то иметь Наполеона. Как он возвысил Францию! Сколько создал новых фортун! Он отличал не знатность, а дарование! Да-с, милостивый государь! Гении не рождаются на престоле, и счастлив тот край…

— Боже мой, любезный Павел Иванович! — Рылеев вскочил как ужаленный, — да сохрани нас Бог… сохрани нас Бог от Наполеона! Да, впрочем, этого и опасаться нечего. В наше время даже и честолюбец, если он только благоразумен, пожелает лучше быть Вашингтоном, нежели Наполеоном…

— И разумеется, дражайший Кондратий Федорович, — не меняя ни тона, ни интонации отвечал Пестель, — я только хотел сказать, что не должно опасаться честолюбивых замыслов, что если бы кто и воспользовался нашим переворотом, то ему должно быть вторым Наполеоном, и в таком случае мы все останемся не в проигрыше…

Вот такой был разговор. Полковник откланялся, напившись чаю, Кондратий Федорович вяло пересказал беседу Саше Бестужеву, который озабоченно покачал головою, но ничего дельного не сказал. На следующий день советовался он и с Трубецким. Как ни странно, меланхолический Сергей Петрович отреагировал на рассказ Рылеева куда с большей горячностью, нежели вспыльчивый Саша.

Они беседовали, гуляя утром по Английской набережной. Сергей Петрович в светло–сером английском фраке (в отпуску он любил отдыхать от военной формы), в сером шелковом цилиндре, делавшем его еще выше, шел слегка впереди. Кондратий Федорович, отставая от него на полшага, рассеянно следил, как вверх–вниз, вверх–вниз ходит локоть его собеседника, который как–то особенно изящно орудовал тросточкой. В другой руке, на отлете, нес он жемчужно–серые лайковые перчатки.

Трубецкой какое–то время шел молча, обдумывая рассказ Рылеева.

— Значит, он и есть Наполеон, который хочет воспользоваться нашим переворотом? — вдруг спросил он, резко останавливаясь. Рылеев чуть было не налетел на него.

— Во всяком случае, сия картина весьма близка его сердцу…

— Да–да–да, — Трубецкой остановился, положив руку в сверкающих перстнях на теплый гранитный парапет набережной. День положительно был чудесен, нежаркий, нежный, чуть облачный, только время от времени налетал радужный порыв мельчайшего дождя, который рассеивался, не успев никого задеть… Как все–таки жаль, что такое короткое лето в Петербурге…

— Вы читали его «Русскую правду»?

— Нет, князь, но мне обещали список…

— У меня есть часть, я вам непременно пришлю… Вы понимаете, каковы его планы? Он предлагает после переворота — сопровождающегося истреблением всей императорской фамилии (Сергей Петрович оглянулся и понизил голос. Впрочем, опасаться было некого. Набережная была совершенно пустынна) — создать временное правление, Директорию…

— В которую он и садится, — закончил фразу Рылеев.

— Предположительно возглавляться Директория будет по ротации, но, mon cher, мы с вами не ребята малые… Любопытно также, — говорил Трубецкой, задумчиво глядя на крепость, — что после 10–15 лет Директория отдаст все свои полномочия выборному органу власти, со всеми признаками республиканскими — конституция, парламент, et cetera — и наступит всеобщее счастие.

— А какова цель временного правления?

Трубецкой пожал плечами.

— Подавить бунт, который неизбежен при смене власти, я полагаю…

Оба замолчали. На другом берегу Невы, у крепости, над водой показалось белое облачко дыма. Палили полдень; мгновение спустя по реке донесся звук пушечного выстрела… Сергей Петрович озабоченно достал из жилетного кармана брегет, открыл, удовлетворенно хмыкнул — часы шли точно.

— А ведь это не дело, князь, — взволнованно говорил Рылеев, — не дело диктатурою утверждать свободу!

— Да, Кондратий Федорович, но такие люди рассуждают не так, как мы с вами, — спокойно заметил Трубецкой, — для них любые средства хороши. Кстати, знаете ли вы, что он у себя в Вятском полку запарывает солдат насмерть с единственной целью: возбудить в людях недовольство властию!

Рылеев был шокирован.

— Да полноте, правда ли это?

— Мне говорил князь Волконский, а он знает точно… впрочем, entre nous, дурак набитый, прошу прощения…

Кондратий Федорович задумался. Спокойные карие глаза вчерашнего посетителя говорили об уме и воле необычайной, но доброты в них и в помине не было. Однако может ли он быть настолько жесток?

— Мы должны остановить его, Сергей Петрович, и остановить как можно скорее. Ваше влияние на Тульчинскую управу…

Сергей Петрович недовольно фыркнул.

— Мое влияние? По сравнению с Пестелем я там никто — он сблизился со всеми генералами во Второй армии, они ему чуть не в рот смотрят. Не ведаю, как он добился такого почитания. А что уже говорить о наших? Я понимаю, Михайло Бестужев — Рюмин совсем еще мальчик, но и Сергей Муравьев — Апостол, человек взрослый и дельный, полностью под его влиянием. Все только и ждут, когда полковник отдаст приказ выступать, а он планирует сделать это следующим летом

— Мы должны его остановить!

Сергей Петрович внимательно посмотрел на худенького, взбудораженного Рылеева, который, будучи значительно меньше его ростом, чуть ли не подпрыгивал, чтобы быть убедительнее. Он вдруг засмеялся — неожиданно тихим, добродушным смешком.

— Вы сначала Якубовича остановите. Что нам делать с этим карбонаром? Он по–прежнему караулит государя на царскосельской дороге?

— Я сказал ему, что еще одна такая выходка, и я вызову его на дуэль!

— Вы шутите?

— Слово дворянина!

Трубецкой перестал смеяться, взял Рылеева под руку, и они снова пошли по набережной.

— Мое мнение таково, mon cher. Пока мы все не уговоримся, пока не выработаем единую точку зрения на то, чего мы хотим достичь, начинать действовать — это смерти подобно. И пусть мы лучше ничего не сделаем, чем своими действиями вызовем гибель хотя и одной живой души — государя или дворника, неважно. Согласны ли вы со мною?

— Полностью согласен, — горячо воскликнул Рылеев, приложив руку к груди, — я рад, что мы понимаем друг друга…

«Государя или дворника, неважно, — бормотал Кондратий Федорович, сидя раскачиваясь на своей жесткой кровати в 17‑м нумере Алексеевского равелина, — государя или дворника… Грешен, Господи, грешен!»

НАТАЛЬЯ МИХАЙЛОВНА РЫЛЕЕВА, ЯНВАРЬ

Самые невероятные слухи наполняли Петербург. Сейчас уже не осталось ни одной семьи в высших слоях общества, в которой бы не было членов, замешанных в возмущении 14‑го декабря. Бросились просить о помиловании — в ход были пущены все связи, особенно осаждали фрейлин обеих императриц, сотнями писали и на высочайшее имя. Боялись новых арестов. Говорили и о том, что сие выступление не последнее. Говорили, что на юге вся Вторая армия охвачена бунтом и вскоре придет брать Москву. В свете хвалили молодого государя за беспримерную храбрость, им проявленную. Говорили и о его ангельском великодушии по отношению к арестованным. Ждали, что всех отпустят перед коронацией, которая все время откладывалась. Ждали также, что всех расстреляют, и многие называли даже день казни. Ждали, что ни то, ни другое, а всех посадят на корабль и вывезут за границу! Что касается родственников бунтовщиков, то в столице составились две партии. Одна, либерально настроенная, в знак протеста открыто их принимала и всячески носила на руках. Другая — шарахалась от них, как от зачумленных.

У Натальи Михайловны Рылеевой связей в высшем свете не было. Она подавала прошения в законном порядке, а не через фрейлин. Переписку с мужем по делам хозяйственным дозволили ей сразу же. Свидание на словах разрешили, но числа так и не назвали. Подруга Прасковья Васильевна бывала у ней каждый день. Двоюродная тетушка Кондратия, Вера Сергеевна, перестала принимать. Много поддерживал пример Елены Бестужевой, у которой в крепости сидели четверо братьев. Елена Александровна развернула кипучую деятельность — целыми днями писала письма, отправляла посылки и добивалась для своих всяческих поблажек. Наталья Михайловна бросилась с ней советоваться, но Елена ссылалась на занятость и в каждом письме намекала на исключительность своего положения.

Наташа пыталась в одиночку вести имущественные дела, но только сейчас поняла, до какой степени была в них несведуща — в денежных вопросах она была опытна не более пятилетней Настиньки.

Слава богу, Федору не удалось присоединиться к барину в крепости. Ежели б не Федор, Наташа бы и не знала, как еды купить на каждый день, да и обед бы не варился — Лукерья с Матреной без него и палец о палец бы не ударили. Что касается дел сериозных, то Кондратий Федорович из крепости руководил всеми ее действиями. Теперь она по крайней мере знала, где лежат деньги, ломбардские квитанции и документы на имение и на киевский дом (в бюро, в верхнем ящике, слева, писал Коня). Нераспроданные 200 книжек «Полярной звезды» пыталась она пристроить в книжные лавки, но торговцы, не говоря ни слова, вернули их обратно. Оставшиеся экземпляры сочинений Кониных, «Дум» и «Войнаровского», она даже не трогала, понимая, что продавать их сейчас не время.

1 ... 54 55 56 57 58 59 60 61 62 ... 87

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Площадь отсчета - Мария Правда бесплатно.

Похожие на Площадь отсчета - Мария Правда книги

Снежная сага (СИ) - Кузнецов Данил Сергеевич Смит Даниил - Роман
Бабур (Звездные ночи) - Пиримкул Кадыров - Роман
На краю моей жизни (СИ) - Николь Рейш - Роман
Ночное солнце - Александр Кулешов - Роман
Призраки прошлого - Евгений Аллард - Роман
ЕСЛИ СУЖДЕНО ПОГИБНУТЬ - Валерий Поволяев - Роман
Смешанный brак - Владимир Шпаков - Роман
Хроника семьи Паскье: Гаврский нотариус. Наставники. Битва с тенями. - Жорж Дюамель - Роман
Второй вариант - Георгий Северский - Роман
Марш Акпарса - Аркадий Крупняков - Роман

Оставить комментарий