Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Зная по старому опыту упорство Кампанеллы, епископ Термоли приказал сразу же привязать к его ногам груз потяжелей и вздернуть на дыбу. Его подтянули к самому потолку. Трагальоло начал задавать вопросы. А Кампанелла орал во весь голос: «Умираю! Убивают! Спасите!»
Секретарь тщательно протоколировал и вопросы членов трибунала и безумные речи пытаемого. На дыбе не только сумасшедшие отводили душу! Самой отборной бранью Томмазо поносил своих мучителей. Секретарь злился, но записывал все.
— Предатели! Животные! Дети жирных блудниц! Разбойники! — не унимаясь, кричал Кампанелла.
К ногам подвесили дополнительный груз. Ругательства сменились стонами. Убивают! Он звал на помощь папу, а когда груз увеличили еще больше, вспомнил и богородицу:
— Спаси, Божья Матерь!.. Будьте милосердны! Я не могу больше!
Епископ Термоли стал увещевать его прекратить притворство. И вдруг сверх всякого ожидания Кампанелла взмолился:
— Развяжите меня — скажу вам правду! Трагальоло сделал секретарю знак, чтобы он не пропустил ни одного слова. Кампанелла смотрел на Трагальоло в упор. Нет, не бессмысленными глазами безумца, а взглядом, полным презрения.
— Я скажу вам правду…
— Ну говори, говори!
— Скажу истинную правду…
— Ну!
— Больше я не могу терпеть. Если вы меня не развяжете, я… испачкаю штаны!
Трагальоло пришел в неописуемую ярость. Этот симулянт еще позволяет себе гнусно издеваться над трибуналом Святой службы!
Палачи старались изо всех сил. А Кампанелла продолжал глумиться над своими мучителями и не жалел ругательств. В его безумных речах было столько язвительной насмешки и сарказма! Он валил все в одну кучу. Набожные речи перемежались с бранью, стоны — с кусками веселых куплетов, непристойности с умилением.
Пытка кончилась ничем. Секретарь записал обычную формулу: «Преступника спустили с дыбы, развязали, вправили руки, одели и увели».
А Трагальоло все еще не мог успокоиться. Кампанелла, выдержав пытку, «очистился от подозрений» в симуляции? Нет, Трагальоло с этим не согласится? Вероятно, он сделал ошибку, что не подверг его сразу самой жестокой пытке. Но он исправит ее и обязательно добьется разрешения вновь пытать закоренелого еретика. Это будет страшнейшая пытка! Он не выпустит Кампанеллу из застенка, пока в том теплится хоть искорка жизни. Он заставит притворщика признаться в симуляции и успокоится, только отправив его на костер.
Епископ Термоли не ограничивался дознаниями, которые проводил в тюрьме, и даже в собственном доме допрашивал свидетелей. Он не знал покоя ни днем, ни ночью. По его приказу повсюду и везде, где когда-нибудь бывал Кампанелла, проводился спешный и тщательный розыск. Он не гнушался никакими средствами, собирал все слухи, нелепости, клевету, Он хватался за любой факт, который в какой-то степени порочил Кампанеллу. Каждая такая подробность была епископу Термоли охапкой сухого хвороста для костра ненавистного ересиарха.
Все звали ее сестрой Дианорой. С разрешения начальства она, приняв монашество, продолжала жить со своими родственниками в Кастель Нуово. Каждый день она обходила камеры заключенных женщин, и для любой из них у нее находились слова утешения и надежды. Она не только водила их в тюремную церковь и читала библию. Она всегда старалась облегчить людям их страдания. Часто ее видели с врачом Шипионе Камарделлой. Она ухаживала за больными, приносила лекарства, помогала чем могла. В исключительных случаях ей разрешалось заходить в мужские камеры.
Это было еще весной. Однажды вместо Камарделлы, лечившего ожоги Томмазо, сделать перевязку пришла Дианора. Кампанелла сидел на полу и что-то бормотал. Надзиратель стоял в дверях. Он предупредил Дианору, чтобы она была осторожна. Мало ли на какую выходку способен сумасшедший! Дианора ничего не ответила и принялась за дело. Она сменила! повязку. Томмазо, не мигая, смотрел в одну точку. Вдруг Мартинес зачем-то вышел в коридор. Они остались одни. Дианора, собираясь уходить, спросила:
— Может быть, вам что-нибудь нужно?
Он уставился ей прямо в глаза. Выдаст? Размышлять времени не было: дольше он не мог быть отрезанным от друзей.
— Нужно, — сказал он почти грубо, — бумаги и чернил.
Она пожала плечами: ведь ему же известно, что это строжайше запрещено.
— Мне скоро запретят дышать! Я давно погребен заживо, но все еще жив!
Она видела, как на его скулах вдруг резко обозначились желваки. В этом человеке чувствовалась огромная сила!
Она принесла ему бумагу. Когда надзиратель отвернулся, ловко засунула ее под тюфяк. Только взглядом мог Томмазо поблагодарить Дианору. Его особенно обрадовало, что она как следует подумала о чернильнице. Чернильница была с хорошей крышкой, маленькая, чтобы ее удобней было прятать. Он написал Дионисию. Но с кем переправить записку? Он не преуменьшал опасности, которую таил в себе провал. Если записка попадет в руки инквизиторов, то она явится хорошим доказательством симуляции. Разумно ли рисковать?
У него не было выбора. Только Дианора могла помочь ему восстановить прерванную связь. Во время перевязки он вел себя как обычно, нес какую-то околесицу, строил Мартинесу рожи, глупо хохотал. Улучив момент, когда надзирателя кто-то позвал, он сунул ей записку:
— Осторожней! Таких записок сумасшедшие не пишут!
Она колебалась. В коридоре послышались шаги;
— Прячьте! — Он крепко сжал ее руку.
Дианора спрятала записку на груди. И покраснела до корней волос.
Больше она не пришла. Только ли потому, что кончилась нужда в перевязках? Его грызли сомнения: может быть, он сделал непростительную ошибку, и теперь в руках трибунала вещественное доказательство его притворства? Он не хотел так думать о Дианоре. Но надо было смотреть правде в лицо: Дианора больше не приходила.
Несколько дней Кампанелла провел в большой тревоге. Но однажды поздним вечером, когда было совсем тихо, он вдруг услышал, что его окликнули сверху. Он не поверил своим ушам. Дианора!
Он бросился к окну. Она спустила ему на веревке узелок — немного еды и две записки: одна от Дионисия, другая от нее самой. Дианора предупреждала, что разговаривать нельзя. За ней следили.
Он не сразу стал писать ей стихи — она совсем была не похожа ни на молодящуюся красавицу донну Анну, падкую на выспренние комплименты, ни на смешливую резвушку Флериду, обожавшую фривольные двусмысленности. Все чаще и чаще его мысли обращались к Дианоре.
Он ее ни о чем не просил. Она сама передавала ему бумагу, перья, что-нибудь из еды.
Стояла весна, а камера, как и прежде, была наполнена тюремным зловонием. Только изредка сильные порывы ветра доносили солоноватый запах моря. А где-то зеленела трава и солнышко весело играло на молодой листве! Он написал Дианоре, что теперь чудесное время: луга за городскими стенами насыщены упоительным дыханием весны. На следующий день в спущенном на веревке узелке Томмазо нашел пучок свежей травы. Он растирал в ладонях нежные стебли и жадно вдыхал их аромат. Его руки долго пахли весною, полями, свободой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Гипатия, дочь Теона - Альфред Энгельбертович Штекли - Биографии и Мемуары
- Мемуары «Красного герцога» - Арман Жан дю Плесси Ришелье - Биографии и Мемуары
- Сравнительные жизнеописания - Плутарх - Биографии и Мемуары
- Нострадамус - Алексей Пензенский - Биографии и Мемуары
- Дневники исследователя Африки - Давид Ливингстон - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Маркс и Энгельс - Галина Серебрякова - Биографии и Мемуары
- Франциск Скорина - Семен Подокшин - Биографии и Мемуары
- Ганнибал у ворот! - Ганнибал Барка - Биографии и Мемуары
- Кутузов - Михаил Брагин - Биографии и Мемуары