Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пришедший просит: «встань, отче!» «Не встану, – отвечает святой, – пока не уйдешь!»
Чем объясняются такие поступки, по нашему мнению, чуждые братской любви?
Его невыразимою любовью ко Христу, от Которого не мог отлучиться даже и на одно мгновение.
«Люблю вас, – говорил он собратьям своим, в оправдание своих поступков, – но не могу быть вместе с вами и с Богом. На небеси у всех одна воля, хотя там миллиарды небожителей, а люди каждый имеет свою волю».
Раз заметили его – разговаривает с пустынниками, спрашивает о помыслах. Братия, удивившись, говорит ему: «как ты, изучивши все науки и хорошо зная языки греческий и римский, ищешь совета у сих некнижных людей».
«Правда, – отвечает великий муж, – что я изучил всю мудрость века сего, но еще не знаю и букваря той высокой науки, коей причастны сии, на вид бедные мужи».
Необыкновенно красиво у святых отцов сравнивается пустынное житие с жизнью пастухов, которые на высочайших горах и едва доступных скалах пасут свои стада. И как пастух, поднявшись в заоблачную высоту, не бывает видим никем из пребывающих долу – в низменных местах, так и пустынник, удалившись в безлюдные места и в незаходимых дебрях основавши свое жилище, одиноким пребывает и чуждым всего здешнего мира. Никто не знает и не видит – в чем проходят дни его жизни, и только один Всевидящий зрит, как взор ума его устремлен к будущему веку, и вся внутренняя его благословляют сладчайшее и всезиждительное Имя Спасителя Своего, Господа Иисуса Христа, – в чем и состоит его всегдашнее и неотъемлемое блаженство. Пастух, пребывая на горных вершинах, вдыхает чистейший воздух, пьет воду из живых источников, ароматом райских цветов услаждает чувство обоняния своего; радуется и веселится в одиночестве своем, окруженный стадом безсловесных животных. Точно так же и пустынник, одинокое избравши житие, сидит в глубине лесов, окруженный на все стороны безлюдным пространством на многие сотни верст. Или же привитает на скале, и аки орел на птенцы своя вожделе. И как пастух зрит далече с высоты заоблачные окрест сущие и внизу лежащие поляны и все, что на них ходит по высотам земли, тако и безмолвствующий житель пустыни издалече зрит подступающие к нему помыслы и посекает их огнепламенным мечем Слова Божия – сиречь Иисусовою молитвою.
Или же вот опять другой пустынник приютился в расселине горы, как филин; пьет воду из близ текущего источника, а в час вечерней прохлады, когда солнце золотит последними лучами верхи гор и всю окрестность, взбирается обыкновенно на один из высочайших шпилей, и под ногами его вся видимая окружность. А он вверху, как царь обширнейших стран, превознесенный державою, владычеством и высотою положения своего, покоится в воздушном пространстве, посреди облаков, как бы на мягком ложе, повитый белоснежными пеленами. Но внутренний взор ума его устремлен к небу, где Престол Вседержителя, окруженный Небесными Силами, и сердце его неудержимо туда же стремится к Живущему во веки веков – Всеблагому Существу, пред славою Которого смежают очи свои пламенные Херувимы, взывая друг ко другу: Свят, Свят, Свят Господь Бог, Саваоф, полны суть небеса славы Твоея .
В это время блаженного состояния счастливый житель пустыни забывает все дольнее, весь мир со всею его суетою, заботами и прелестью, влекущей ко греху. Он переживает блаженство премирного состояния, кое есть достояние будущего века; вкушает полную чашу истинного счастья никому неведомую, кроме подобных ему. Раскрываются его внутренние очи сердца, и он входит в общение с духовным миром, и что сокрыто от всех живущих по духу века сего, он делается свободным и легким обладателем. И кто может познать его внутреннее состояние?!…
Здесь нужным видится сказать, что напрасно люди, как замечается к прискорбию даже и монашеского звания, неправильно судят о всем пустынножительстве, называя его жизнью безплодною и праздною не соответствующею своей цели. Конечно, никто не будет спорить, что во всяком обществе людей, и даже пожалуй в каждой семье, есть члены – более или менее оправдывающее свое положение, и есть другие, сему противоположные. Зачем же смотреть только на последних и жизнью их определять общее дело?… Это не справедливо!… Если на дереве есть хотя три плода, то его уже нельзя назвать безплодным. Потому, можно сказать, что небезопасно рассуждать о жизни пустынной кроме только тех, которые самым опытом и действительностью проводят при Божией помощи, сию жизнь. Все равно, как и пребывающий во граде, в стенах дома своего, не может управлять вдали происходящими, военными действиями на поле брани.
Но здесь опять-таки необходимо оговорить, что только разумная жизнь в пустыне привлекает на себя благословение Божие и все те величайшие блага, какие ей принадлежат неотъемлемо. Кто себя достаточно подготовил предварительною жизнию – в монастыре ли, или в миру: умалением страстей, образованием сердца в молитве, а главное смирением и полным сознанием своего греховного растления, своего безсилия в деле спасения и чувством нужды в Божией помощи.
И вот в конце концов выходит, что восхваляя пустынножительство, каково оно есть в своем истинном виде, по существу своему и по своей внутренней деятельности, мы должны признать, что оно есть удел далеко не многих людей, но только избранников Божиих, каковые есть во всяком роде и роде, именно тех, кои, по своим сердечным склонностям, душевному расположению и по природным качествам, имеют к этому роду жизни неудержимое влечение, но и им необходимо, повторим снова вышесказанное, многое обучение духовное, предварительное, которое, конечно, всего лучше и удобнее исполняется в монастырской жизни, которая обыкновенно всем своим строем и течением приготовляет к пустынной жизни.
Всякий, кто бы пожелал узнать сии условия, пусть прочитает в книге у святого Лествичника главу о безмолвии, и, по сличении своего внутреннего состояния с тем, что там сказано, смотрит – можно ли ему пойти в пустыню?
Видим в писаниях святых отцов, что они с особою заботливостью предостерегали и всячески усиливались удержать всякого, особенно из молодых монахов и послушников, от преждевременного поступления в пустыню, в которой сокрыто целое море недоведомых таинств, и всякий неискусный здесь неизбежно заблуждается.
Но где бы человек ни жил – в пустыне ли, в монастыре, или в миру, для спасения его необходимо ему иметь некоторые главные по всему неизбежные добродетели, служащие основанием для всех прочих. Это, прежде всего, сознание своей крайней немощи и совершенного безсилия в творении добрых дел, по причине растления грехом всего своего существа, каково оно есть в своем настоящем состоянии, не обновленное Христовою благодатию. Видится, что весь неуспех наш в духовной жизни зависит именно от несознания сего общего достояния нашего. И причина сему – высокое о себе мнение, гордость, – более всего ненавистные Богу. От этого все зло в нашей жизни. Эту добродетель, то есть зрение своих грехов можно назвать коренною на основании свидетельства святых отцов.
Святой Максим Исповедник говорит: «основание всякой добродетели есть познание человеческой немощи». Петр Дамаскин учит: «ничего нет лучше, как познать свою немощность и неведение, и ничего нет хуже, как не сознавать этого». Златоуст: «тот только и знает себя наилучшим образом, кто думает о себе, что он ничто».
От сего сознания естественно происходит чувство нужды в высшей помощи, побуждающее возносить молитву к Всемогущему Создателю, Который никогда не оставит разумное создание Свое, когда оное прибегает к Нему, пораженное болезнию греха. А молитва должна быть неотменно сопряжена с верою в Бога, – иначе для чего и молиться, если не веровать, что будем услышаны; получая же по вере просимое, человек начинает любить Господа, как любвеобильного Отца, сущую Благость и безконечное Милосердие. Но как в доме нужны двери, нужна и печка, пол и потолок, окна и крыша, так и в деле спасения необходимо нужна прежде всего молитва, непосредственно соединяющая нас с Господом Иисусом Христом, а чрез Него с Богом Отцом и Святым Духом; нужны и прочие добродетели: смирение и неразличное с ним печальное, сетующее о грехах своих болезненное сердце. О необходимости сего святой Лествичник говорит: «какие бы мы великие не проходили подвиги, но если при этом не имеем болезнующего сердца, то все они суетны и безполезны».
Нужна любовь ко всем – искренняя и нелицемерная, так же целомудрие – чистота души и тела. Без этого, по слову святого апостола, никто не узрит Господа (Евр.12,14). Нужна нестяжательность, то есть безпристрастие к вещам. Это даст нам свободу в шествии по пути добра, облегчая нашу душу от тяжести вещества. Но всего выше молитва. На всех сих добродетелях она покоится как глава, и без них состояться не может, а она соединяет нас с Богом, где и находится конец всем нашим духовным стремлениям.
- Тайна Царствия Божия, или Забытый путь истинного Богопознания - Иеромонах Сергий (Ситиков) - Религия
- Умное делание. О молитве Иисусовой - игумен Валаамского монастыря ХАРИТОН - Религия
- Житие преподобного Серафима для детей - Архимандрит Тихон (Шевкунов) - Религия
- Апология I представленная в пользу христиан Антонину Благочестивому - Мученик Иустин Философ - Религия
- Господу помолимся - Георгий Чистяков - Религия
- Библия, которую читал Иисус - Филипп Янси - Религия
- Божие наказание за ворожбу - Покровский - Религия
- О граде Божием - Августин Блаженный - Религия
- Иисус из Назарета - Йозеф Ратцингер - Религия
- Православный советчик. Обрести телесную бодрость и уврачевать душу христианской молитвой - Евдокия Агафонова - Религия