Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но тут же лицо ее осветилось улыбкой.
— Разве винтовкой можно завоевать сердце женщины? — лукаво заметила она. — Винтовкой берут города, рушат крепости…
— Брось! Пустые слова, — поморщился незнакомец, намекая на то, что совсем не сердце женщины ему нужно.
— А что такое женщина без сердца? Это скорлупа ореха без ядра, — болтала Сарыжат, нанизывая слова на невидимую нить, только чтобы оттянуть время. Ее губы улыбались ему, и она чувствовала, как болят мускулы рта от этой притворной тяжелой улыбки.
Но все-таки она действовала, эта улыбка. Мужчина уже опустил винтовку, приклад потонул в ворохе сена, которым был застелен земляной пол шалаша. И тут взгляд его упал на ее ноги.
— А у тебя красивые ножки. Говорят, в вашем ауле девушки хорошо танцуют. Танцуй, говорю тебе, — и он снова наставил на нее винтовку.
— Я так соскучилась по танцам, — беспечно сказала Сарыжат. — С начала войны не приходилось танцевать. Да разве здесь развернешься? — и она, кружась, задела рукой стену шалаша, отчего с нее посыпались сухие травинки.
— Место не помеха. Хороший танцор и на ладони станцует, — заметил мужчина.
Сарыжат то плыла как лебедь, то кружилась как лихой джигит.
Мужчина смотрел на нее с восхищением. Поймав его взгляд, она бросила невзначай:
— Вот если бы кто похлопал!
Незнакомец совсем растаял и, положив у ног винтовку, стал хлопать в ладоши, выкрикивая: гарс, гарс!
Сарыжат танцевала самозабвенно, словно ей не было дела до незнакомца и до винтовки, которую он положил у своих ног. Она подпевала себе и все кружилась, расширяя круг, пока не оказалась совсем близко от мужчины. Мгновение — и винтовка в ее руках. Это произошло так быстро и неожиданно, что мужчина еще продолжал хлопать.
— А теперь ты попляши! — крикнула она.
Мужчина оторопело смотрел на нее. Теперь перед ним была совсем другая женщина, суровая и опасная.
— Сразу видно, что ты такой танцор, который не уместится на ладони. А потому — марш отсюда! — толкая прикладом, она вывела его из шалаша.
«Но что делать с ним дальше?»
Сначала она решила, оставив здесь отару, вести его в район, в милицию. Но потом подумала, что это опасно: дорога длинная, горы да пропасти. Как бы там ни было, а мужчина может схватить камень, столкнуть ее со скалы. В конце концов она остановилась на мысли продержать его на прицеле, пока не вернется сестра.
— Танцуй, танцуй! — приговаривала она, заставляя мужчину с высоко поднятыми руками кружиться на одном месте. — Танцуй, а то стрелять буду! — покрикивала она. — Я меткая. Сразу прострелю насквозь.
Мужчина же, искоса поглядывая на нее, в свою очередь думал: «Ничего, винтовка как-никак тяжелая, не для женской руки». И он зорко следил за Сарыжат, дожидаясь удачного момента, чтобы снова овладеть оружием.
Однако надеждам его не суждено было сбыться. Подоспевшая Сахружат, к своему большому удивлению, увидела на пастбище сестру со вскинутой винтовкой и приплясывающего чужого мужчину.
А вечером незнакомец, приведенный в район сестрами, сидел перед безруким майором. Он оказался шпионом, которого немецкая разведка забросила в горы.
Так Сарыжат, не побывав на фронте, стала героиней. Ее наградили орденом. А портрет ее был помещен на первой странице республиканской газеты «Дагестанская правда».
А вскоре произошел еще один случай, который снова прославил Сарыжат и сильно изменил ее жизнь.
Однажды поздним вечером она, навестив мать, возвращалась к себе домой. Магомед не любил, когда она оставалась ночевать у матери. И даже теперь, когда он был на фронте, Сарыжат не могла пойти против желания Магомеда. Мать и сестра порой сердились на Сарыжат, считая это чудачеством. А ей казалось, измени она этой привычке, случится что-то непоправимое. Каждый вечер и утро она мысленно разговаривала с Магомедом, и это помогало ей переносить разлуку.
В тот вечер, о котором пойдет речь, она поздно вернулась домой и, осторожно ступая, чтобы не разбудить свекровь, хотела пройти в свою комнату. Но за плотно прикрытой дверью свекрови раздался мужской голос. Прислушавшись, она узнала этот голос. Сын бывшего кулака Асадулаг, которого не взяли в армию из-за слабого зрения, горячо убеждал старую женщину: «Немцы вот-вот постучатся в ворота Дагестана. Вся земля отойдет прежним владельцам, колхозов больше не будет».
Свекровь что-то отвечала слабым, растерянным голосом. Но Сарыжат не разобрала слов. «Ну вот, — после молчания одобрительно сказал Асадулаг, — я знал, что ты мудрая женщина и поймешь меня. Только чтобы невестке ни-ни… Знаешь, — замялся он, — у молодых нет опыта жизни, они не поймут нас…»
Кровь закипела в Сарыжат. В ярости она толкнула дверь. Асадулаг от неожиданности выронил пачку денег, которую держал в руках.
— Предатель! — закричала она, чувствуя, как кровь колотится в висках тяжелыми молотками. — Вон отсюда!
Асадулаг, согнувшись, выбежал из комнаты. Вслед ему полетели деньги.
От перепуганной свекрови Сарыжат узнала, что Асадулаг таким образом у голодающих людей скупает делянки земли, которые когда-то, до колхозов, были собственностью его отца. Он составляет, письменно скрепляет эти сделки, уверенный, что после прихода фашистов земля эта будет принадлежать ему.
В ту же ночь Сарыжат разбудила председателя сельсовета. Тот в свою очередь — председателя колхоза. Утром весь аул вышел на гумно.
На общем собрании выяснилось, что Асадулаг скупил уже двадцать делянок. Собрание гудело, как растревоженный улей. Те, кто вступил в эту позорную сделку, сидели пристыженные и виноватые. Один за другим люди брали слово, возмущенно обрушиваясь на тех, кто поверил Асадулагу. Но больше всего, конечно, досталось этому трусу и предателю, который уклонился от фронта, а теперь вот мутит воду, в трудные дни подрывая в людях веру в победу.
— В то время как наши отцы, братья, сыновья проливают кровь, этот негодяй заботится о своем кармане, — вырвалась вперед Сарыжат, — скупает нашу колхозную землю. Кто дал ему на это право? Да тот, кто потворствовал ему! — Несчастные женщины еще ниже опустили свои головы в темных платках, а Сарыжат продолжала: — А главное, он пустил ложный слух, что враг захватил всю нашу страну и вот-вот будет здесь. Да кто же в это поверит?! Огнем под ногами станет врагу наша земля и свинцовым градом — небо! В эти дни, трудные для Родины, нам надо еще теснее сплотиться, и потому я сегодня же подаю заявление в партию. Прошу принять меня в ряды большевистской партии.
И заявление Сарыжат первым легло на стол. А за ним, немного спустя, еще тридцать семь заявлений горянок.
Этот почин, словно на крыльях полетевший из аула в аул, подхватывали всюду. И пополнялись ряды большевистской партии мужественными горянками, что несли на своих плечах тяжесть войны и
- Остановиться, оглянуться… - Леонид Жуховицкий - Советская классическая проза
- Журнал Наш Современник 2001 #2 - Журнал Современник - Советская классическая проза
- Потомок седьмой тысячи - Виктор Московкин - Советская классическая проза
- Из моих летописей - Василий Казанский - Советская классическая проза
- Бремя нашей доброты - Ион Друцэ - Советская классическая проза
- Батальоны просят огня (редакция №2) - Юрий Бондарев - Советская классическая проза
- Три поколения - Ефим Пермитин - Советская классическая проза
- Афганец - Василий Быков - Советская классическая проза
- Марьина роща - Евгений Толкачев - Советская классическая проза
- Том 3. Произведения 1927-1936 - Сергей Сергеев-Ценский - Советская классическая проза