Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что делать, Мари не знала. Она набрала Наташин номер — и услышала голос подруги, радостный, звонкий. У Мари мелькнула счастливая мысль, что все — ошибка и сейчас она как-нибудь разъяснится.
— Наташ, привет, — сказала Мари.
— А, вот и ты! Вспомнишь говно — вот и оно! — еще более радостно объявила Наташа и быстро затарахтела: — Что, видела? Наконец-то все перестанут сюсюкать: ах, наша Мари Мишон, ах, наша девочка, ах, наша умничка. Пусть все знают, какая ты дрянь, какая ты врунья.
— Но…
И Мари поняла, что она не может подобрать слов. Ни сказать — ни спросить. Таких слов еще просто не придумали, чтобы суметь передать боль от предательства или объяснить подлецу, почему его поступок бесчестен.
Под воркование Наташи: «Что же ты не оправдываешься, что же молчишь, я ведь еще не все сказала, они еще про тебя не знают, что…» — она положила трубку. И набрала телефон Жанны.
— Знаешь, я, кажется, рожаю, — спокойно сказала Мари.
— Как рожаешь? — истошно завопила Жанна. — Еще рано!!! Я на съемках!!!
— Тем не менее. Приезжай скорее, потому что очень больно. Я вызываю «скорую».
«Скорая», Жанна и родители Мари, которым Жанна позвонила по дороге, приехали одновременно. К этому времени боль возобновлялась каждые пять минут, и Мари металась по комнатам загнанным зверем, тихонько воя и заламывая руки. Она уже предчувствовала, что не попадет в тот счастливый процент женщин, которые то ли в силу удачного болевого порога, то ли чудом рожают сравнительно легко и называют свои ощущения вполне терпимыми.
О «Евромеде», ЦПСиРе и всех приличных контрактных местах можно было забыть. «Скорая» повезла Мари в роддом, где имелись условия для недоношенных младенцев, и, хотя такой роддом в Москве был не один, никакого выбора не оставили. Жанну и родителей моментально выставили за дверь, предварительно обругав за «идиотскую» идею пойти на роды «партией поддержки». А Мари в предбаннике начали задавать вопросы для анкеты страниц на пять. При всем ее желании она не помнила ни номера, ни адреса ЗАГСа, где они с Митей расписывались. Ей хотелось грызть кафельный пол и кидаться на унылые ободранные стены от боли, потому что схватки усиливались. У девушки катились слезы — не столько от физических мучений, сколько от понимания, что ничего хорошего впереди нет. Не будет ни внимательного врача, ни ласковых медсестер, ни уютного родильного зала, ни помощи — ничего. В лучшем случае ей повезет, и она окажется достаточно крепкой, чтобы родить здорового мальчика, которого не угробят даже здешние врачи.
Мари не ошиблась. Следующие шесть часов она провела в полном одиночестве в темном зале со слепой лампочкой прямо над головой. Врач забежала один раз, чтобы осмотреть, — это заняло три секунды. Через шесть часов появилась медсестра с ворохом бумажек, села за стол в дальнем углу и принялась что-то заполнять. Мари умоляла принести попить или хотя бы смочить губы — девушка велела дышать носом и посоветовала не отвлекать ее от важного дела.
Ничего более ужасного Мари не приходилось испытывать. Боль рвала ее на части, заставляла кричать, а появившаяся врач явно неодобрительно наблюдала за ее страданиями. Если бы Мари не знала, что во время родов женщинам свойственно кричать — она бы решила, что до нее все молчали как рыбы и не отвлекали никого от важных дел.
Мари думала, что сердце остановится от боли, а горло сгорит от крика, когда услышала — кричат двое. Она быстро и удивленно закрыла рот, пытаясь изогнуться и посмотреть на свое творение, но ребенка унесла одна из безмолвных фигур в белых халатах. Мари порывалась встать, требовала, чтобы ей немедленно дали сына — приложить к груди, но дождалась только грубого окрика. Потом она три часа лежала на каталке около лифта и плакала — Ярослава с ней не оставили. О девушку спотыкались все проходящие мимо, а какая-то очередная тетка с крошечным ребеночком на руках посмотрела на Мари и поинтересовалась в пространство: почему у нормальных женщин рождаются мелкие дети, а у таких глистов, как Мари, — пухленькие и крупные. Мари стало еще больше жалко себя, и она разрыдалась в голос.
Палата оказалась длинным пеналом — темным, тесным и грязновато-неуютным. Естественно, никаких удобств. Почему-то именно в эту палату клали девочек с выкидышами и мертворожденными, и с утра до вечера кто-то скулил, выл в подушку и поднимал к потолку измученное лицо с остановившимися глазами. Под окно к Мари приходили Жанна с Александром, родители, Елизавета Аркадьевна и Катя — но Мари боялась даже крикнуть, как поживает Ярослав — было стыдно перед соседками (рост у ребенка, кстати, был сорок восемь сантиметров, а вес почти три килограмма, и никаких особых проблем с ним не предвиделось). У самой старшей соседки родились девочки-близняшки и умерли через полчаса — едва завидев Мари у окна, она начинала биться в истерике, выкрикивать проклятия и до крови кусать запястья.
На третий день Мари, наплевав на все больничные правила, устои, запреты и традиции, попросила одну из девочек заманить медсестру с поста в туалет под предлогом показать засор, схватила Ярослава и вылезла в окно на первом этаже. Перекидывать ногу через подоконник было очень больно, Ярослав весил как будто целую тонну, но мыть голову в биде, терпеть бесконечное хамство, слушать вой несчастных матерей и трястись, как бы легкомысленные медсестры невзначай не сотворили что-то страшное с ребенком — казалось тяжелее. Мари прямо в старом задрипанном халате на голое тело (свои вещи проносить в роддом не разрешили — видимо, для полноты унижения), крепко сжимая сына в ворохе пеленок (такими тряпками Ирочка мыла у Мари полы), побежала к выходу. Немногочисленные посетители смотрели на нее с нескрываемым изумлением, а очередная женщина в белом халате даже крикнула вслед: «Девушка!», но Мари только прибавила шагу. Она с трепещущим сердцем выбралась из больничных ворот (путь на свободу показался ей бесконечным) и почти кинулась под первую же черную «Волгу». Пожилой водитель резко затормозил, Мари прыгнула на переднее сиденье. Ярослав завозился, начал хныкать, Мари, не стесняясь постороннего мужчины, быстро расстегнула халат и приложила сына к груди.
— Вот теперь, — мечтательно сказала девушка, — я буду кормить его, когда он захочет. Столько времени, сколько нужно ему и мне. Хоть целые сутки подряд буду кормить. И никакая сволочь не станет мне указывать, в какие часы мне надо это делать. И Ярослав больше не будет плакать от голода.
Мари улыбнулась водителю, как Мадонна с итальянских картин. Водитель спросил адрес и осторожно перестроился в самый тихий ряд. Все документы Мари, ее вещи, одежда, которую она взяла для ребенка, бутылочки и даже несколько игрушек — все осталось в роддоме.
- Комната из цветочной пыльцы - Зое Дженни - Современные любовные романы
- Жестокие клятвы - Джей Ти Джессинжер - Современные любовные романы
- Джио + Джой и три французские курицы - Элли Холл - Современные любовные романы
- Движимые (ЛП) - Бромберг Кристи - Современные любовные романы
- После его банана (ЛП) - Блум Пенелопа - Современные любовные романы
- Нелюбовь. Плохо вместе, плохо порознь - Яна Дворецкая - Современные любовные романы
- Два властных босса - Татьяна Александровна Захарова - Современные любовные романы / Юмористическая проза
- Реальная любовь (ЛП) - Райдер Сара - Современные любовные романы
- Три недели другой жизни (СИ) - Арина Вольцева - Современные любовные романы / Эротика
- Кристина против миллиардера - Стелла Грей - Современные любовные романы