Матвей так и замер с открытым ртом. Дело в том, что Николь задала своей вопрос по-русски. Да, да, на чистейшем русском языке. Было от чего потерять голову.

— Люблю или, как говорят, — она усмехнулась жестко и нехорошо, — завлекаю тебя в сети ради своих целей? Я скажу… Родителями покойными клянусь, что я влюбилась в тебя, князь Матвей. Только любовь эта мне не в радость, а на беду. Мне на беду, а тебе на горе, потому что я Кульдра.

— Какая еще Кульдра?

Ах, Матвей, наивный мальчик! Рассказать тебе, как безобразные тролли в северных горах заманивают в свои пещеры молодых мужчин? Тролли дурят людям головы, умеют превращаться в камни, но иногда они принимают облик прекрасных дев. Это Кульдры. Кульдра носит алое платье, каштановые волосы до плеч. Она показывается человеку только со спины, и он бежит за ней, не чуя ног. И еще Кульдра умеет раздваиваться. Была одна, а вот их уже две. Но согласитесь, глупо расписывать все это Матвею. Еще не хватало, чтобы она, как дура, рассказывала сказки.

— Ладно, забудь.

— Откуда ты знаешь наш язык?

— Мать у меня русская, а отец — пленный швед.

— Я обожаю тебя.

Где ты, высокая музыка? Где струны кифары и великие музыканты. В предчувствии истинной любви они все собрались здесь в тесной комнате у одинокой свечи, и Пан со свирелью, и Орфей с лютней, и, кажется, сам Аполлон уже на подходе.

Пришло время рассказать подробнее об отношении нашей героини к России и вспомнить ее бабушку, дедушку и матушку. Родители и прочие родственники ее заслуживают отдельной главы, поскольку история их не только поучительна, но и довольно типична для того времени. Николь было кое-что известно об этих событиях.

Давно-давно в далекой Сибири нянька пела маленькой Наташеньке песню. Пела тайно, чтобы отец малютки не прослышал. Перескажем краткое содержание колыбельной: «Был государь наш за морем-окияном, и пришел он в немецкую землю в Стекольный город, а в том городе государство держит девица. И взяла та девица нашего государя в полон, и ругалась над ним, и пытала, и на горячую сковороду ставила, и в темницу заточила. Но и этого ей показалось мало. Бояре этой девки взяли бочку, набили в ней гвоздей, а в ту бочку заточили нашего государя-батюшку и в море бросили, а на Русь вернулся под личиной государя совсем другой человек». Стекольный град это, как мы уже знаем, Стокгольм.

Уже и царевну Софью заперли в монастыре, и стрельцов казнили, и Петербург заложили, и новое летоисчисление ввели, и успехов военных не счесть, а народ все бунтует, не хочет признавать нового государя. Народ терпелив, все может стерпеть — и поборы, и побои, и несправедливость, но как понять вещь несуразную, словно самим дьяволом придуманную: брадобритие и немецкое платье? А вывод один — немцы государя «испортили». Не иначе.

Городской фольклор начала XVIII века необычайно разнообразен, но главная мысль его — тот, на троне, которого Петром кличут, не прямой царь. Может, по злобе, а скорей всего сознательно, царевна Софья пустила по Москве озорные слова: де Петр — «стрелецкий сын». За такие поношения на дыбу волокли, но людям показалось мало. Начали говорить-перешептываться: «Царица Наталья Кирилловна родила девочку, а нужен был сын. Дочку и подменили немцем, а был тот немец-младенец Лефортов сын». Оно и понятно, иначе зачем он воюет без конца, зачем велит бороды и усы ругаючи с мясом обрезывать, зачем велит носить чужое платье?

Бунтовал народ и попадал в Преображенский приказ. «Бог любит праведника, а царь ябедника» — говорит народная мудрость. И еще шутили, что перья гусиные поднялись в цене — доносы писать.

Доносы писали все — и фискалы по службе, и «доброхоты», кто из патриотизма, кто по жадности. Тут случилась такая история. Певчий дьяк Федор Казанец донес на книгописца Гришку Талицкого: мол, режет тот Гришка неведомо какие доски, печатает на них подметные тетради и бросает в народ. А мысли в тех тетрадях таковы: настало последнее время, антихрист в мир пришел. И вообще много чего не попадя лепил Гришка в укоризну царю, но главное сообщал, что скоро стрельцы в Москве соберутся, и царю конец.

Гришку сыскали, пытали, с ним взяли еще пять человек. Следствие шло полным ходом, когда в Приказ по доносу доставили еще одну пару — дворянина Большакова с женой. Достойные люди, каменный дом на Ильинке, сам Большаков на партикулярной службе, и вдруг донос. Текст этого хмурого документа обычный: «Злодеи и поносители российской нации», а в качестве добавки — «порочили церковь истинную насчет совершения таинства евхаристии».

Неделю или за две до того, как сосед Большаковых взялся за перо, Москва запестрела развешенными везде указами о перемене платья. Давно уже было велено «в русском» по улицам отнюдь не ходить, а москвичи без острастки ослабели в исполнении, живут, словно не слышат, продолжая щеголять в сапогах, епанчах и душегреях. Указы грозно напоминали, что всем, всем, всем! — «боярам и окольничим, и думным, и ближним людям, и стольникам, и стряпчим, и дворянам московским, и жильцам, и всех чинов служилым, и людям боярским, всем, кроме духовенства и пашенных крестьян, быть безбородыми и в немецком, французском али в венгерском платье».

Правительство не ограничилось словом, рядом с указами на воротах были повешены чучела для образца, на тех чучелах камзолы и штаны мужские, а также платья, которые неприлично оголяют женскую грудь. Кроме того, и седла велено было использовать немецкого образца. Не подчинишься, на первое время штраф, а далее уж кому как повезет.

Грех, да и только! А как исполнить это ядовитое приказание? Мало того, что немецкое платье уродливо, непривычно, тесно, так ведь и дорого. И потом спрашивается — старую одежду куда девать? Продавать запрещено. Иные люди, чтобы себя и челядь в немецкое платье обрядить, дома продавали, иконы в заклад несли.

Но шляхтич Большаков был законопослушен, в деньгах не бедствовал, справил обнову и себе, и жене, и двум дочкам, слуги сами себе кое-что сматрачили из старых одежок. И тут случилось одним злым вечером, что Большаков, застегивая бесконечные пуговки на камзоле, имел неосторожность крикнуть в сердцах (это при соседе-то!): «Повесил бы, право слово, того, кто это платье придумал!» А жена Матрена Филипповна в простоте душевной и присовокупила: «Прежде-то цари в монастыри ездили и Богу молились, а наш где? То в Кукуй к Монсихе полюбовнице, то на войну. А зачем нам швед?» И ведь как в воду смотрела! Как покажет время, жизнь свела ее со шведами очень тесно.

Доносчик на этом брюзжании супругов и построил донос, уж очень ему нравились каменные хоромы Большаковых. Взятые в Приказ на первых же допросах повинились, умоляя простить их за глупый язык. Осталось только выяснить, уж не старообрядцы ли, что там они толкуют насчет таинства евхаристии? И тут вдруг выясняется, что Гришка Талицкий, государев преступник и вор, приходится родственником Матрене Филипповне, дальним, седьмая вода на киселе, но ведь это как посмотреть. Для красоты сыскного производства можно и объединить дело.

Но и в Преображенском приказе случаются разумные люди. Следователь не был лютым человеком, он так сумел повернуть дело, что имя Талицкого даже не мелькнуло в опросных листах Большаковых. Все быстро, быстро скрутилось в пружину, и дворянская чета была отправлена в ссылку в Тобольск. Дом каменный пошел в казну, а все нажитое разрешено было взять с собой, дабы шляхтич Большаков лично содействовал планам государевым в делах освоения Сибири. К слову скажем, что Гришка Талицкий с сотоварищами был казнен.

Тобольск в те времена был центром огромного края. Губернаторствовал там ставленник Петра — Матвей Петрович Гагарин. Край был богатый. Железные и оружейные заводы появились там раньше, чем в Туле. Большакову сразу нашлась работа. Словом, он сам и семейство его не бедствовали.

Меж тем после славных побед царя, особливо после Полтавской баталии в Тобольск стали поступать пленные шведы. Это ведь проблема, разместить в России целую пленную армию. В основном селили их где поближе к столице, в Вятке, Сызрани или в Саратове, но большая часть этих несчастных пошла именно в Сибирь.

Если бы Николь имела возможность заглянуть в дело следственной комиссии по «рассмотрению преступлений бывшего губернатора Сибири князя Гагарина», безжалостно казненного Петром за воровство и лихоимство, то нашла бы там имя своего отца. К опросным листам были присовокуплены расходные книги, в которых скрупулезно отмечалась раздача денег пленным шведам. Вот пожалуйста: «Генерал Крейц отправил в Тобольск 163 рубля капитану Готфриду Крейцу. 1712 году». Деньги пришлись очень кстати. Николь (если хотите Наталье), по матери Большаковой, как раз исполнилось три года.

1 ... 55 56 57 58 59 60 61 62 63 ... 75

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Прекрасная посланница - Нина Соротокина бесплатно.

Похожие на Прекрасная посланница - Нина Соротокина книги

Сказания о людях тайги: Хмель. Конь Рыжий. Черный тополь - Полина Дмитриевна Москвитина - Историческая проза / Советская классическая проза
Князь-пират. Гроза Русского моря - Василий Седугин - Историческая проза
Кладоискатели. Хроника времён Анны Ивановны - Нина Соротокина - Историческая проза
Фёдор Курицын. Повесть о Дракуле - Александр Юрченко - Историческая проза
Карл Великий (Небесный град Карла Великого) - Анна Ветлугина - Историческая проза
Карл Великий. Небесный град Карла Великого - Анна Ветлугина - Историческая проза
Заговор князей - Роберт Святополк-Мирский - Историческая проза
Святослав. Возмужание - Валентин Гнатюк - Историческая проза
Князь Гавриил, или Последние дни монастыря Бригитты - Эдуард Борнхёэ - Историческая проза
Там, где вызывали огонь на себя. Повести и рассказы - Михаил Папсуев - Историческая проза

Оставить комментарий