Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он покружил над Боуэри, держась над самыми крышами и отбрасывая на землю длинную черную тень, которая плыла вслед за ним по мостовой. Машины внизу продолжали ехать, как ехали, даже не притормаживали. Все его камеры работали, давая ему обзор со всех сторон. Том беспрестанно перескакивал взглядом с экрана на экран, наблюдая за прохожими. Его почти перестали замечать. Бросят мимолетный взгляд наверх, на панцирь, маячащий где-то на краю периферического зрения, безразлично кивнут, узнавая, — и бегут себе по своим делам, не обращая на него никакого внимания. «Это всего лишь Черепаха». Ничего нового. Так проходит мирская слава.
Двадцать лет назад все было по-иному. Он стал первым тузом, который открыто показался на публике после долгих десяти лет гонений, и все, что бы он ни сказал или ни сделал, мгновенно обретало известность. Газеты посвящали Черепахе целые полосы, а когда он пролетал наверху, ребятишки кричали и показывали на него пальцами, и все глаза устремлялись в его направлении. Восторженные толпы бурным ликованием встречали его на пожарах, парадах и в общественных местах. В Джокертауне мужчины срывали с себя маски, приветствуя его, а женщины посылали воздушные поцелуи, когда он пролетал мимо.
Том был настоящем героем Джокертауна. Он скрывался в бронированном панцире и никогда никому не показывал своего лица, поэтому многие джокеры считали его одним из них и любили его за это. Эта любовь зиждилась на лжи или по меньшей мере на заблуждении, и временами его мучила совесть, но в ту пору джокеры отчаянно нуждались именно в таком — своем — герое, и потому он не стал пресекать эти слухи. Том так и не вышел из своего панциря, чтобы поведать публике, что в действительности он туз, и в какой-то момент — он не мог бы сказать точно, когда именно, — миру стало безразлично, кто или что скрывается внутри панциря Черепахи.
В настоящее время в одном только Нью-Йорке насчитывалось семьдесят-восемьдесят тузов, а возможно, даже и все сто, а он так и остался все тем же старым Черепахой. Теперь у Джокертауна появились настоящие герои-джокеры: Странность, Тролль, Квазичеловек, Сплетенные Сестрички и многие другие тузы, которые не страшились открыть свое лицо миру. Долгие годы Том мучился угрызениями совести за то, что принимал поклонение джокеров незаслуженно, но стоило ему лишиться этого поклонения, как он осознал, что скучает по нему.
Пролетая над парком Сары Рузвельт, Том заметил джокера с козлиной головой, который сидел на корточках у постамента красной стальной абстракции, возведенной в память о погибших в Великом джокертаунском восстании тысяча девятьсот семьдесят шестого года. Джокер поднял голову и уставился на панцирь с явным восторгом. Может быть, его все-таки не совсем еще позабыли? Том увеличил изображение на экране, чтобы получше разглядеть своего почитателя. И только тогда заметил струйку слюны, стекающую изо рта джокера, и отсутствующее выражение в маленьких черных глазках.
Он включил микрофон.
— Эй, приятель, — позвал он через громкоговорители. — С тобой все в порядке?
Человек-козел бесшумно зашевелил губами.
Том вздохнул. Он потянулся своим сознанием и без усилий поднял джокера в воздух. Человек-козел даже не сопротивлялся. Он просто смотрел куда-то вдаль, а изо рта у него все так же текла слюна. Том перенес его к себе под брюхо и полетел к Саус-стрит.
Когда они долетели, он осторожно опустил человека-козла между двумя выщербленными каменными львами, которые охраняли крыльцо джокертаунской клиники, и повысил громкость.
— Тахион!
«ТАХИОН!» — разнеслось над улицей громогласное эхо, от которого задрожали стекла в окнах и начали оглядываться автомобилисты на Франклин-Делано-Рузвельт-драйв. Из двери выскочила грозного вида медсестра и сердито уставилась на него.
— Я привез вам пациента, — сказал Том потише.
— Кто он такой?
— Президент клуба почитателей Черепахи! Откуда мне знать, кто он такой? Но ему нужна помощь. Неужели не видишь?
Медсестра бегло осмотрела джокера и позвала двух санитаров, которые повели его внутрь.
— А Тахион где? — спросил Том.
— Ушел обедать, — ответила медсестра. — Должен вернуться в половине второго. Он, наверное, у Волосатика.
— Ладно.
Он мысленно оттолкнулся, и панцирь взмыл прямо в небо. Шумная улица, река и крыши Джокертауна остались далеко внизу.
Как ни странно, чем выше ты поднимался, тем более прекрасным казался Манхэттен. Величественные каменные арки Бруклинского моста, извилистые переулки у Уолл-стрит, статуя Свободы на своем островке, корабли на реке и паромы на заливе, монументальные башни Крайслер-билдинг и Эмпайр-стейт-билдинг, бескрайнее бело-зеленое море Центрального парка — все это Черепаха видел со своей высоты. Разветвленный поток машин, движущийся по городским улицам, зачаровывал, если смотреть на него достаточно долго. С высоты холодного зимнего неба Нью-Йорк казался волшебно-пугающим, как никакой другой город в мире. Нужно было опуститься на дно этих каменных каньонов, чтобы увидеть грязь, ощутить вонь отбросов, гниющих в миллионе мятых бачков, услышать брань и крики и понять всю глубину страха и убожества.
Он летел высоко над городом, и холодный ветер выл за броней его панциря. Приемник, работавший на полицейской частоте, потрескивал, передавая всякую чепуху. Том переключился на морской диапазон в надежде, что какая-нибудь лодка терпит бедствие. Однажды он спас шестерых человек с яхты, застигнутой летним шквалом. Ее владелец тогда в приступе благодарности отвалил ему кругленькую сумму — наличными, шесть чемоданов мелких потертых купюр, среди которых не оказалось ни одной достоинством больше двадцатки. Герои, о которых Том читал мальчишкой, всегда благородно отказывались от награды, но ни один из них не жил в обшарпанной квартирке и не ездил на восьмилетнем «плимуте». Поэтому он взял деньги, успокоил больную совесть тем, что один чемодан пожертвовал клинике, а остальные пять вложил в покупку дома. Обзавестись собственным домом на заработки Тома Тадбери не было никакой надежды. Иногда его пугала возможная проверка налоговой службы, но пока что никто им не заинтересовался.
Часы показывали 1:03. Можно было перекусить. Он открыл небольшой холодильничек в полу, где ждали своего часа яблоко, сэндвич с ветчиной и упаковка пива.
Когда он покончил с едой, было 1:17. «Управился меньше чем за сорок пять минут», — подумал он и вспомнил старый фильм с Джеймсом Когни о Джордже Коэне и песенку «Сорок пять минут от Бродвея». Автобус, который в эту минуту отходил от здания Портовой администрации, через сорок пять минут должен был оказаться в Байонне, но по воздуху он долетит быстрее. Десять минут, максимум пятнадцать, и он дома.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Land Hell - Андрей Аливердиев - Научная Фантастика
- Банка - Рэй Брэдбери - Научная Фантастика
- Проект «Сколково. Хронотуризм». Хроношахид - Тимур Алиев - Научная Фантастика
- Элизиум. Невидимая угроза - Зореслав Степанов - Научная Фантастика
- Асператумы - Арника Крайнева - Научная Фантастика
- Умирающий свет - Джордж Мартин - Научная Фантастика
- Умирающий свет (сборник) - Джордж Мартин - Научная Фантастика
- Сепаратная война - Джо Холдеман - Научная Фантастика
- Рывок к звездному свету - Джордж Мартин - Научная Фантастика
- Башня Пепла - Джордж Мартин - Научная Фантастика