Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А чуть позже, в середине 1999 года, Чубайс по неосторожности засветил нетипичные для чиновника-мутанта черты даже на нашей с ним фотографии, опубликованной в газете Коммерсанть под интервью. (Снимок сделал его пресс-секретарь, Андрей Трапезников, в тот момент, когда я сидела беседовала с Чубайсом на борту самолета РАО ЕЭС.)
Фотография неожиданно спровоцировала бурю эмоций в тогдашней политической элите.
Главному редактору Коммерсанта Рафу Шакирову немедленно позвонил заклятый враг Чубайса Игорь Малашенко и потребовал:
– Я хочу срочно дать интервью вашей газете. Только с условием, что придет та Трегубова, которая брала интервью у Чубайса. (С Малашенко мы до этого вообще не были знакомы лично.)
Дав мне интервью, Малашенко вышел из своего кабинета провожать меня к лифту и признался:
– Честно говоря, Лена, мне просто хотелось вас увидеть и убедиться, что вы – существуете. Дело в том, что один человек, ну… скажем так, – наш общий с Чубайсом знакомый, когда увидел вас рядом с ним на фотографии, сказал: Да это же его жена, Маша! Я ему говорю: Какая это тебе Маша?! Это – реально существующая журналистка! Ты что, совсем уже обалдел?! Ну в общем, мы с ним и поспорили…
Меня такое сравнение не слишком сильно обидело, потому что жена Чубайса Марья Давыдовна – очень красивая женщина.
И тут, на прощанье, Малашенко, отличающийся железными нервами и холодным, логическим стилем общения, с какой-то легкой завистью процедил:
– Никогда до этой фотографии не видел Толика, смущенно ковыряющего пальцем стол…
* * *Вот, собственно, и все, что до иркутской поездки в начале 2000 года связывало меня с Чубайсом. Мы ни разу до этого не сказали друг другу ни слова не по работе. И отдавать журналистке шапку для этого человека, имеющего стойкую репутацию Железного Дровосека, было явным признаком нездоровья. В конце концов, ни два десятка других чиновников и политиков (знавшие меня ничуть не хуже Чубайса), сопровождавшие тогда президента, ни, наконец, сам президент ничего подобного не сделали.
Впрочем, вскоре в Москве мой приятель-мутант Леша Волин, шутки ради, показал мне в своем компьютере старинный файл времен администраторства Чубайса в Кремле – и там оказались подозрительно знакомые пиар-советы по очеловечиванию имиджа АБЧ (так Чубайса сокращали во внутренней кремлевской тусовке). Среди прочих пунктов данной инструкции значился следующий: почаще проявлять заботу о журналистах, интересоваться, как они доехали, есть ли у них транспорт, в поездках спрашивать, накормили ли их, не холодно ли им, и так далее…
Подпункта предлагать журналистам свою шапку там вроде бы не было. Но я тем не менее сразу успокоилась. Померещилось, – думаю. АБЧ – такой же мутант. Только специальный, давно известный науке подвид: с человеческим лицом.
Но, на всякий случай, я все-таки решила провести над Чубайсом ряд специфических тестов (их список, полученный мною в подпольной школе диггеров, раскрыть, увы, не могу. Тексты инструкций в отличие от неосмотрительных мутантских пиар-служб мы, диггеры, всегда сразу же съедаем без остатка).
Но Железный дровосек не кололся.
Чтобы окончательно отбраковать Чубайса как мутанта – или же раскрыть как диггера – оставался последний метод: серебряная пуля.
Как– то раз, возвращаясь в Москву в президентском передовом самолете из поездки с Путиным, я приметила в уголке первого салона Чубайса, угрюмо, даже, я бы сказала, с угрозой глядевшего в лицо своему собственному лаптопу. Я тихонько села рядом с ним и без всякого предупреждения стала говорить так, как будто бы он -и не мутант вовсе, а мой друг. Я рассказала ему о том, что происходит в кремлевском пуле… что происходит в моей жизни… как я безумно хочу снова в Иерусалим…
До сего момента абсолютно индифферентный, Чубайс на слове Иерусалим встрепенулся, как будто услышал пароль, ожил, кажется, впервые в жизни заметил меня и переспросил:
– Ой, у вас есть время? Подождите, пожалуйста, минутку… Сейчас я вам кое-что покажу…
Он начал быстро что-то искать в своем компьютере, вскрывая мышкой разные папки на десктопе, и наконец, с абсолютно счастливыми, сияющими глазами, вытащил какой-то файл.
– Вот! Вы хотите в Иерусалим? Пожалуйста! – и открыл мне свои иерусалимские фотографии.
На мелькающих цифровых снимках я смотрела, разумеется, не на Чубайса, а на землю, оливки, камни за его спиной, такие любимые, такие тактильно знакомые, и чуть не плакала. За все эти адские месяцы, которые я провела в путинском кремлевском пуле, это было самым большим, и уж точно – самым неожиданным подарком, который в тот момент вообще кто-либо был в состоянии мне сделать.
– Знаете, это так странно: во мне вообще, кажется, ни капли еврейской крови нет. Но когда я стояла там, на Масличной горе напротив Золотых ворот – помните, там древнее иудейское кладбище? – так вот я просто костями почувствовала: это – то место, где я хотела бы быть похоронена…
Я не признавалась в этом раньше никому. Потому что в словах это глупо и пафосно. Но Чубайс услышал и понял все так, как никто другой услышать и понять не мог.
Я рассказала ему про то, кто и зачем замуровал в иерусалимской городской стене Золотые ворота. И про то, что с Масличной горы я прилетела в Москву с зеленой оливковой ветвью в клюве, как араратский голубь. И Чубайс опять все почувствовал как живой. Вернее, – я почувствовала, что он чувствует.
Это было чудо. Абсолютно все мои диггерские индикаторы показывали, что он – свой. У Чубайса, кажется, тоже появилось редкое, счастливое ощущение, что мы, как два закодированных диггера, обменялись верными паролями.
Забыв про работу, он стал показывать мне в компьютере свои семейные фотографии. Оказалось, что у него на даче живет пес – азиатская овчарка.
– Мне щенка Егор подарил, – гордо сообщил Чубайс, подразумевая, что я пойму, что речь идет о его друге Гайдаре. – Назвали Кириллом. Сокращенно, Киром звать, – вроде перед Кириенко как-то неудобно, – подумает еще, что я специально… А охрана почему-то его почтительно Кирьяном называет…
– Слушайте, когда же вы с ним успеваете заниматься? -изумилась я. – Со щенком ведь уйму времени надо проводить… Скажите честно: он вас хоть за хозяина признает?
– Если честно, – не очень признает… – смущенно улыбнулся Чубайс. – С ним больше жена занимается. Я домой ночью возвращаюсь – какой уж там воспитывать собаку… В общем, получается, что я его, наоборот, только балую…
* * *Вернувшись в Москву, я услышала в редакции от своего любимого коллеги Валеры Панюшкина (даром что он с моими преследователями – антиглобалистами дружит), еще одну историю из жизни Железного Дровосека. Как рассказал Валерка, в московском хосписе он как-то раз случайно встретил Чубайса с женой Машей, которые привезли умирающим больным ящик шампанского и черную икру.
– Меня больше всего поразило, – признался Валерка, – что, увидев меня, Чубайс абсолютно искренне попросил: Слушай, только не пиши, пожалуйста, что ты меня здесь видел…
* * *Чубайс и раньше был для меня самым интересным в стране собеседником для интервью. Но, начиная с этого момента, я стала часто ездить с ним вместе по стране еще и затем, чтобы пообщаться с довольно близким другом, который так неожиданно у меня появился.
Находясь в Москве, он обычно работал примерно по двадцать пять с половиной часов в сутки. И для того чтобы повидаться с ним, каждый раз приходилось лететь спасать энергетику в какой-нибудь Лучегорск, Владивосток, Челябинск, Хабаровск, Южно-Сахалинск или Благовещенск. А поскольку поездки иногда бывали двух-трехдневные, и непрерывный рабочий день Чубайса растягивался на 50-70 часов, то общаться с не спавшим трое суток дежурным по мазуту было возможно только в самолете. И чем дольше и мучительнее был перелет (идеальным в этом смысле был Владивосток), тем больше было шансов, что грубые, без умолку орущие мужики-энергетики с беременными портфелями и животами, которым от Чубайса каждую секунду было что-то надо, тихо упьются в заднем салоне и уснут.
И каждый лишний час, который я сидела и разговаривала с Чубайсом, несмотря на его дружеские заверения, что так он отдыхает, я точно знала, что таким образом отнимаю у него единственную возможность поспать. Точно могу сказать: чубайсовы ежедневные перегрузки давно не снились ни одному из кремлевских обитателей. И в том числе – президенту.
При этом Чубайс оказался единственным политиком в стране, в разговоре с которым я спокойно могла произносить нормальные человеческие слова, без скидок на идиотизм, мутацию или клановые интересы собеседника. Я не сомневалась, что он меня точно поймет (как ни смешно звучит, это – весьма редкое ощущение при общении с политиками). И что ответит правду – даже если и попросит не использовать это в публикации. А когда из-за обещания кому-либо Чубайс не мог мне ответить на мой вопрос правду – то не пытался врать, а вот так прямо, по-человечески, это мне и объяснял. Что для российской политической тусовки – вообще просто нонсенс.
- Турецкие диалоги. Мировая политика как она есть – без толерантности и цензуры - Иван Игоревич Стародубцев - Политика / Публицистика
- Кризис и Власть Том II. Люди Власти. Диалоги о великих сюзеренах и властных группировках - Михаил Леонидович Хазин - Политика / Экономика
- Речь перед Рейхстагом 30 января 1939 года - Адольф Гитлер - Политика
- Кризис и Власть. Том I. Лестница в небо - Михаил Леонидович Хазин - Маркетинг, PR, реклама / Политика / Публицистика
- Патриархи и президенты. Лампадным маслом по костру - Владимир Бушин - Политика
- Красные больше не вернутся - Олег Мороз - Политика
- Путин после майдана. Психология осажденной крепости - Татьяна Чеснокова - Политика
- Война и наказание: Как Россия уничтожала Украину - Михаил Викторович Зыгарь - Прочая документальная литература / Политика / Публицистика
- Царь-Холод, или Почему вымерзают русские - Сергей Кара-Мурза - Политика
- Путин. Взгляд с Болотной площади - Сергей Удальцов - Политика