Форма входа
Читем онлайн Легкое бремя - Самуил Киссин
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Из этого сложного многоголосья Муни вытягивает одну тему, одну мелодию, повторяя, варьируя ее, многократно усиливая звучание. Для него ключевыми в стихах Андрея Белого становятся слова: «бесплодный пучок колосьев бросит». Колосья в «Пепле» не только бесплодные — грозные, угрожающие жизни:
На сухие стебли, узловатые,Как на копья острые, паду.
(«Жизнь», 1906).
Да и коса в руках у Времени — Коса-Смерть:
Коса взлетела и косит.Уносит зимы.Уносит весны.Уносит лето.Паду со вздохомПод куст ракиты.
(«Время». 1909).
И в другом стихотворении «Родина»:
Те же стаи несытых смертейНад откосами косами косят,Над откосами косят людей.
(1908).
Зерно — символ жизни, — не только обречено смерти, но само становится гнездилищем смерти:
И смерти зернаПокорноИз сердца вынь…
Отсюда рукой подать до стихотворения Муни, перевернувшего образ: у него сердце — спелый колос, и едва поспев, созрев, «К земле, костьми обильной, // Ты клонишься, дремля». Это — смерть без воскресения, смерть среди костей, без надежды на чудо.
Муни — в сущности, только начинавший писать, молодой поэт, — ну, представьте, что жизнь Ходасевича оборвалась бы сразу после того, как он написал «Счастливый домик», с Муни так и произошло, — куда безнадежней, трагичней смотрит на будущее человечества: он не видит будущего ни в России, ни у человека, в России живущего.
А в прозе, противореча себе, рисует это будущее естественным и неизбежным, как течение реки. В повести «На крепких местах» книжнику-интеллигенту, нетвердому от сомнений и тревог, противостоит «речной человек». О нем один из героев — Кувшенко, alter ego автора, думает:
А речной человек — он про чудо знает, он чудо чует. Было чудо. Удивился раз навсегда речной человек — и спокоен, и пошел дрова воровать, потому что дрова нужны. И пошел суда чалить и водку пить. И всегда знает и помнит он о чуде…
Не очень доверяет Кувшенко социалистам-революционерам, которые не столько народ любят (а главное — не знают его!), сколько свои мечты и речи о народе, а в речного человека верит: «не ваши элементы, а речной человек все сделает… Когда время придет».
В прозе Муни открывается иным, нежели в стихах. И в этом он не похож на Андрея Белого, повесть которого «Серебряный голубь» вобрала настроения и предчувствия, идеи и образы книги «Пепел», они и написаны одними мазками, сочетаниями слов.
Пепел: Стеклянные рои стрекоз (С. 214).
Серебряный голубь: …в жаре стекленели стрекозиные крылья (С. 216).
Пепел: Иссыхают избы зноем, // Смотрят злым глазком (С. 174).
Серебряный голубь: …ясным зрачком в день косится одноглазый домишко, злым косится зрачком (С. 17).
Пепел: Легкий розовый шиповник (С. 268).
Серебряный голубь: Троицын день обсыпал кусты легкими, розовым шиповниками (С. 17).
Пепел: Дождями простор запылит — // Порыв разгулявшейся стужи// В полях разорвется, как плач… // Вон: — колкие руки подъемлет // Обсвистанный ветром бурьян. // Ликует, танцует… (С. 175–176).
Серебряный голубь: …изморось дышала на него своей пылью; вокруг изморось крутилась — все пространство, <…> казалось, плясало в слезливом ветре; кустики всхлипывали, плясали; докучные стебли плясали тоже; плясала рожь… (С. 43).
Пепел: В желтых клубах душной пыли (С. 177).
Серебряный голубь: …клубами в окна желтая вламывалась пыль (С. 53).
Пепел: Касатка малая взлетит — // И заюлит, и завизжит (С: 211).
Серебряный голубь: Ласточки заюлили неспроста (С. 80).
Пепел: Ласточек семья // Над папертью, визжа, метнулась (С. 216).
Серебряный голубь: Когда провизжит ей ласточка, черными крыльями расстригая воздух…
«Сухорукий бурьян» обернется в повести мещанином— «убивцем» Сухоруковым. В том-то и дело, что и второстепенные, и главные персонажи «Серебряного голубя» жили в книге «Пепел», до поры бессловесные, безымянные. В повести они получат имена, зазвучат голоса, прочертятся лица и характеры. «Калека» — чем не Кудеяров-столяр? В повести о нем сказано: «сам колченогий, хворый, бледный и нос, как у дятла», у него «потухший взгляд», но в то же время «дик и грозен лик столяра». А вот — «Калека»:
Там мне кричат издалека,Что нос мой — длинный, взор — суровый,Что я похож на паукаИ страшен мой костыль дубовый…
Так глухо надо мной в дуплоПостукивает дятел пестрый…Глаза — как ночь; как воск— чело;На сердце — яд отравы острой;Угрозою кривится рот…
(1908)
Даже дятел в прозе обернулся сравнением: «нос, как у дятла», а уподобление пауку развернется, протянется через всю повесть как сеть, в которую поймал Кудеяров Дарьяльского и Матрену Осенняя нить паутины тянется к избе столяра, а там он
…прохаживается <…> бормочет <…>, от стола за ним протянется нить, ту он протянет нить и к окну, и к лампаде, и к красному своему углу; паук заплетает всю комнату паутиной; а он, сидючи в углу, быстро перебирает руками, и быстро, будто лапками перебирает нити паук; так и кажется — на своих на собственных на сетях вот он повиснет в воздушной волне ночи. (С. 172)
И не Матрена ли взглянула на нас из стихотворения «Свидание» (1908) — ее это «алеет алый ситец», и грязные босые ноги, и хряк, что у Кудеяровой избы будет хрюкать, а главное, «бирюзовых глаз, несытых, // Бирюзовый всплеск». Взгляд, который обжег Дарьяльского: «Синие в ее глазах из-за рябого лица заходили моря; пучина вырвалась в ее взгляде» (С. 117); «прошелся на ее безбровом лице черный оспенный зуд», и «рябое ее лицо, и рыжие космы пробудят в тебе не нежность, а жадность <…> она насытится вмиг» (С. 122).
Наконец, в стихотворении «Предчувствие» (1908), а все это, заметьте, стихи 1908 года — заключена фабула повести, ужас перед дорогой, на которой должно случиться что-то страшное, любой куст готов обернуться душегубом: «Паренек, сверни с дороги, // — Паренек, сверни!»
(Андрей Белый и сам ощущал внутреннее — эмоциональное, фабульное единство стихов 1908 года, и в книге, выпущенной в Берлине в 1923 году, объединил их даже не в цикл — в поэму «Деревня»).
Через всю повесть бежит та же белая пыльная дорога: «сухая усмешка в ней». Вроде бежит в Лихов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Легкое бремя - Самуил Киссин бесплатно.
Похожие на Легкое бремя - Самуил Киссин книги
- Владислав Ходасевич. Чающий и говорящий - Валерий Шубинский - Биографии и Мемуары
- Взгляд и нечто - Виктор Некрасов - Биографии и Мемуары
- Из записных книжек 1865—1905 - Марк Твен - Биографии и Мемуары
- Белые призраки Арктики - Валентин Аккуратов - Биографии и Мемуары
- Ларc фон Триер: Контрольные работы. Анализ, интервью. Ларс фон Триер. Догвилль. Сценарий - Антон Долин - Биографии и Мемуары
- Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов - Георгий Иванов - Биографии и Мемуары
- Мемуары «Красного герцога» - Арман Жан дю Плесси Ришелье - Биографии и Мемуары
- Ганнибал у ворот! - Ганнибал Барка - Биографии и Мемуары
- Неизданный дневник Марии Башкирцевой и переписка с Ги де-Мопассаном - Мария Башкирцева - Биографии и Мемуары
- Рыцарь совести - Зиновий Гердт - Биографии и Мемуары
