Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как ни больно мне было отказываться от роли, тем более, я рассчитывал на сенсационный успех, но, увы, я знаю, когда моя карта бита. И я принял решение завтра же утречком, чуть свет, послать Тараторке известие о том, что Бертрам выходит из игры и ей придется искать другого исполнителя на заглавную роль Пата.
— Из того, что я слышала про мистера Вустера, — заявляет тетя с крючковатым носом, продолжая тему разговора — такое вульгарное дурачество будет как раз в его духе. А где он сейчас, кстати сказать?
— Да-да, — подхватила другая, что в очках. — Он должен был приехать еще до обеда, но не прислал даже телеграммы.
— Видимо, крайне рассеянный молодой человек, — высказалась третья, с морщинистым лицом.
Тут леди Дафна возглавила обмен мнениями, как школьная директриса на педсовете.
— «Рассеянный», — говорит она, — чересчур мягкое определение. А он, судя по всему, совершенно безответственный человек. Агата рассказывала, что по временам у нее просто руки опускаются. Она даже подумывает, не поместить ли его в какое-нибудь соответствующее заведение.
Можете себе представить чувства Бертрама, когда он услышал, что его родная плоть и кровь имеет привычку так беспардонно перемывать ему косточки при всем народе. Не то чтобы я надеялся дождаться от нее благодарности, нет конечно, но после того как человек не пожалел трудов и денег, чтобы сводить сына своей тетки в театр «Олд Вик», по-моему, естественно ожидать, что она будет к тебе относиться как тетка, чьего сына сводили в «Олд Вик», — иначе говоря, проявит хоть толику доброжелательности, справедливости и взаимной терпимости по принципу: «Живи и давай жить другим». Помнится, Дживс как-то говорил, что острее змеиного зуба неблагодарность родного дитяти,[62] так вот, неблагодарность родной тети, уверяю вас, не лучше.
Я густо покраснел и осушил бы свой стакан, содержи он что-нибудь горячительное. Однако ничего горячительного он не содержал. Для кого-то рекой лилось шампанское превосходного разлива, рука дяди Чарли онемела подливать, но мне, из уважения к известным всем и вся вкусам Гасси, подливали лишь мерзкое питье, которое образуется, когда на соковыжималку накладывают половинку апельсина и давят вращательным движением.
— Создается впечатление, — продолжала леди Дафна тем холодным, укоризненным тоном, которым в прежние времена отчитывала какую-нибудь Мод или Беатрису за тайное курение в кустах, — что его эскападам конца не будет. Совсем недавно он был задержан и оштрафован за то, что стащил у полицейского на Пиккадилли каску. Здесь я мог бы ее поправить. И поправил.
— По причине досадной оплошности, — уточнил я. — Когда стаскиваешь каску с полицейского, важно, как вы, без сомнения, сами отлично знаете, сначала потянуть на себя, чтобы нижний ремешок снялся с подбородка. А Вустер этого не сделал, в результате чего и поплатился упомянутым вами образом. Но надо учесть, по-моему, что дело происходило в День Гребных Гонок, и притом час был довольно поздний, когда лучшие из людей уже не вполне ясно соображают. Впрочем, неважно, — поспешил я добавить, почувствовав, что симпатии слушателей не на моей стороне, и ловко меняя тему. — А вот слышали ли вы последний анекдот про стриптиз и дрессированную блоху? Или нет, этот, пожалуй, лучше не надо. — Я передумал, спохватившись, что анекдот, который я имел в виду, не совсем подходит для дамских и младенческих ушей. — Лучше про то, как двое едут в одном поезде. Анекдотец, правда, с бородой, так что если кто слышал, скажите сразу.
— Просим, просим, Огастус.
— Двое глухих едут в поезде…
— Наша сестра Шарлотта, к сожалению, плохо слышит. Глухота — большое несчастье.
Тощая тетка вытянула над столом шею.
— Что он говорит?
— Огастус рассказывает анекдот, Шарлотта. Пожалуйста, продолжайте, Огастус.
Само собой, такой оборот дел поубавил у меня куража, я меньше всего хотел выставить на посмешище физический недостаток престарелой девы, но откланяться и уйти со сцены было уже невозможно, и я стал рассказывать дальше:
— Ну, так вот, два глухих типа едут в поезде, поезд остановился, один выглядывает в окно и говорит второму: «Вот уже и Торнвик». А тот ему: «Да? Я думал, понедельник». Ну, а первый на это: «Я тоже не бездельник, знаете ли».
Я мало надеялся на успех. Что-то подсказывало мне с первой же фразы, что я буду освистан. Так что я договорил и громко расхохотался, но моему примеру почему-то никто не последовал. На том месте, где все тети должны были дружно покатиться со смеху, возникла довольно зловещая тишина, точно у гроба дорогого покойника, и прервала ее только тетя Шарлотта, которая спросила, что я сказал.
Я уже рад был бы на этом поставить точку, но тетя-тяжеловес прокричала ей в ухо, раздельно выговаривая слова:
— Огастус рассказал, как два человека ехали в одном купе, один сказал: «Сегодня вторник», — его спутник ответил: «Я думал, что понедельник», а первый признался: «И я тоже».
— А-а, — кивнула Шарлотта, и этим, насколько я понял, было все сказано.
Вскоре после этого пищеприятие подошло к концу, дамский пол поднялся со стульев и в полном составе покинул помещение. Леди Дафна дала перед уходом Эсмонду Хаддоку указание не засиживаться за портвейном и пропала. Дядя Чарли принес графин и тоже пропал. Мы с Эсмондом Хаддоком остались с глазу на глаз, одни, и у меня в голове родилась безумная надежда пропустить пару стаканчиков. Облизываясь, я подсел к нему поближе.
ГЛАВА 6
Вблизи Эсмонд Хаддок — в полном соответствии с описанием, полученным от Китекэта, — действительно смахивал на греческого бога, так что понятна озабоченность влюбленного, чьей невесте угрожало очутиться под сенью роз в обществе подобного кавалера. Эдакий ладный, прямой — сейчас, правда, он развалился на стуле, но я говорю вообще, — широкоплечий малый лет под тридцать, с таким профилем, который, по-моему, но надо будет все-таки уточнить у Дживса, называется байроническим. Словом, помесь поэта с чемпионом по кик-боксингу
Вы бы не удивились, узнав, что этот Эсмонд Хаддок — автор венка сочных и темпераментных сонетов, за которые его высоко ценили в Блумсбери,[63] — в нем с первого взгляда видно было человека, который не хуже прочих способен рифмовать «кровь» с «любовью». Не удивились бы вы и тому, что недавно он одним ударом завалил быка. Вы бы просто подумали: ну и осел же этот бык, что связался с парнем, имеющим такой внушительный объем грудной клетки!
А вот что вызывало изумление, это что подобный супермен имел, по свидетельству Тараторки, привычку кротко слушаться своих теток. Если бы не Тараторкины показания, я бы сказал, что рядом со мной за столом сидит племянник, способный противостоять злейшей из теток, и она у него по струнке ходит. Хотя, конечно, по внешнему виду не всегда можно правильно судить. Немало есть таких молодцов, на портретах в печати — эдакий властный, авторитетный мужчина с курящейся трубкой в зубах, а никнет, как копировальная бумажка в машинке, под взглядом престарелой родственницы.
Эсмонд Хаддок налил себе портвейна, и в столовой наступила минута молчания, как обычно бывает, когда два сильных мужчины, формально не представленные друг другу, остаются наедине. Он вдумчиво потягивал вино, а я сидел и не отрывал глаз от графина. Здоровый был такой графин и полный — под завязку.
Сначала хозяин не начинал разговора, а просто молчал и пил. Вид у него, как я уже сказал, был задумчивый. У меня создалось впечатление, что он размышляет над каким-то серьезным вопросом. Наконец он нарушил затяжное безмолвие.
— Послушайте, — обратился он ко мне как-то растерянно. — Вот вы рассказали анекдот.
— Да, и что?
— Про двоих в поезде.
— Верно,
— Я немного отвлекся во время вашего рассказа и, кажется, чего-то недопонял. Вроде бы двое мужчин едут в поезде, и поезд остановился на станции, так?
— Так.
— И один сказал: «Это Гатвик», а другой тип сказал: «Надо бы выпить». Правильно?
— Не совсем. Поезд остановился на станции Торнвик, а этот тип сказал, что, по его мнению, в тот день был понедельник.
— А на самом деле был не понедельник?
— Да нет же, дело в том, что они оба были глухие. Ну, и когда один сказал: «Это Гатвик», второй решил, что он говорит: «Вторник», — и ответил: «Я тоже». Вернее, нет, не так…
— Понимаю. Очень смешно, — сказал Эсмонд Хаддок. Он снова налил себе и, должно быть, при этом заметил мой страстный, жадный взор — наверно вот так голодный волк разглядывал бы встречного русского крестьянина. Эсмонд Хаддок вдруг встрепенулся, будто спохватился, что поступает не совсем по правилам.
— Послушайте, — произнес Эсмонд Хаддок, — а вам никак нельзя предложить стаканчик?
Я понял, что наша застольная беседа наконец-то приняла правильное направление.
- Том 4. М-р Маллинер и другие - Пэлем Вудхауз - Классическая проза
- Том 4. М-р Маллинер и другие - Пэлем Вудхауз - Классическая проза
- Мерзкая плоть - Ивлин Во - Классическая проза
- Дядя Фред посещает свои угодья - Пэлем Вудхауз - Классическая проза
- Фамильная честь Вустеров - Пэлем Вудхауз - Классическая проза
- Путешествие с Чарли в поисках Америки - Джон Стейнбек - Классическая проза
- Рождественская песнь в прозе (пер.Врангель) - Чарльз Диккенс - Классическая проза
- Мэр Кэстербриджа - Томас Гарди - Классическая проза
- Возвращение в Брайдсхед - Ивлин Во - Классическая проза
- Незабвенная - Ивлин Во - Классическая проза