подобном направлении. Ты подталкиваешь любимого мужчину в кровать и тут же лезешь в штанишки к посторонним и женатым дядям. Зачем? Чего хочешь добиться? Пережить насилие, чтобы еще немного опуститься. Приди в себя, Лёля.
— Я тебе не Лёля, — давлюсь слюной, ладонями обхватывая саднящее от соли горло.
— Прости-прости, — а Костя поднимает руки. Сдается? Похоже, кое-кто устал бороться? — Вот так сама себе противна?
Нагло ухмыляюсь, облизывая пошло губы:
— Ты верен этой Асе?
— Да! — рычит, разбрызгиваясь по стеклу. — Мужу передавай привет. Проваливай из машины!
Он шепчет в мою спину жуткое:
«Кретинка!», а я скрываю всхлип и со всей дури хлопаю автомобильной дверью.
— Да подавись ты сучьими благодеяниями…
Заполненная детворой площадка гудит, как небольшой пчелиный рой. Смеются взрослые, общаются друг с другом, братаются, желают счастья, а от меня, увы, шарахаются, когда я подхожу, чтобы поздороваться и с улыбкой на лице сказать:
«Прекрасный вечер, люди! Я жива, а можно с вами рядышком побуду?».
Видимо, сейчас со мной играет в салочки больное и перевозбужденное воображение, к тому же, наконец-то сказывается насыщенный событиями будний день. Какие глупости! Ведь никому нет дела до меня: вот я спокойно прохожу огромный двор, неторопливо заползаю в нужный мне подъезд, однако вынужденно торможу перед кабинкой консьержа, как правило, заинтересованного в подробностях бурной личной жизни случайных домовых клиентов.
— Здравствуйте, Оленька, — раздается мягкий женский голос.
— Добрый вечер, Татьяна Сергеевна, — отвернувшись от неё, скрываю выступившие слезы, а упёршись плечом в ближайшую ко мне стену, коряво поднимаюсь по ступеням, ведущим к шахте грузового лифта.
— Оленька, Рома оставил Вам письмо. Подойдите, пожалуйста.
Что?
— Какое письмо? — смахнув украдкой влагу с глаз, останавливаюсь, но к ней лицом не обращаюсь.
— Возьмите, пожалуйста. У Вас все нормально? Плохо себя чувствуете? Плачете?
— Да, все хорошо. Нет, не плачу. Сезонная аллергия. Не скашивают вредную траву, вот я и болею, — нацепив подходящую маску, которая бы удачно скрыла жуткую гримасу, подхожу к открытому окну, через которое подрагивающая, испещренная глубокими морщинами рука протягивает маленький конверт с указанным на обороте моим именем.
— Спасибо, — вежливо благодарю и отхожу.
«Он ушёл? Оставил всё и наконец-то сгинул?» — третий раз прочитываю то, что Юрьев накрапал довольно ровным, твёрдым и красивым, как для мужчины, почерком. Кабина неспешно забирается на выбранный этаж, а я роняю слёзы на бумагу, при этом внаглую размазывая тёмно-синие чернила.
Так и есть! В квартире господствуют оглушающая тишина и темнота, хоть протыкай ушные перепонки и вырывай глаза. Никто… И некому… Вернее, никому я больше не нужна. Добилась? А что за недовольство, слезы и истерика?
«В чем, спрашиваю, дело?».
— Кыс-кыс, — присев на корточки, зову живое существо, которое где-то в обстановке прячется.
Хочу погладить. Хочу почувствовать. Хочу удостовериться, что не одна. Юрьев мог забрать с собой живой подарок, который был якобы не нужен.
— Ты со мной, шерстяной? — котёнок ластится, выставляя хвост трубой. — Не ушёл, остался? Ты хорошо подумал?
Паштет прокручивается возле ног, при этом натирает мордочку о щиколотки и колени, мурлычет, предупреждающе, но всё равно умильно щурится.
— Вот и хорошо. Ты мой любимый…
Я, по всей видимости, не прикрыла плотно дверь или все чувства сильно обострились, но до моих ушей доносится, согласно обстоятельствам, неожиданный звук. Я слышу, как на опустевшем в связи с отъездом соседей этаже снова раскрываются двери лифта.
Схватив кота и прижав его к груди, одной рукой прикрыв крохотную мордочку, на цыпочках, походкой жалкого шпиона, подбираюсь к двери, чтобы в чем-то там удостовериться. То ли это любопытство, то ли страх, но я прилипаю к глазку, способному давать обзор на все триста шестьдесят градусов.
— Ой! — негромко вскрикиваю, но тут же зажимаю рот рукой.
Юрьев выходит из кабины лифта и направляется к двери напротив. Это очень странно! Он поворачивается, демонстрируя свой гордый профиль, затем вытягивает себе за спину руку, которую незамедлительно хватает та, кого я совсем не ожидала здесь увидеть.
Эта девка? Всё-таки она! Мой Ромка с этой Василисой?
Глава 15
То же время
— Всё хорошо? — нервные пальцы осторожно касаются моего правого запястья, расположенного на рычаге селектора автоматической трансмиссии, при этом вызывая появление предательских мурашек на почему-то слишком влажной коже. — Рома, что произошло?
— Одну минуту, — недовольно, почти не двигая губами, отвечаю глухо крайне любопытной милой женщине.
Сейчас я наблюдаю, как грузная, но всё равно манёвренная и надёжная машина вразвалочку, неторопливо и очень аккуратно, придерживаясь строго соответствующего скоростного режима, предусмотрительно установленного правилами дорожного движения, въезжает к нам в благоустроенный широкий двор; затем с каким-то рваным «выдохом» останавливается в положенном для парковки месте, а после ярко освещает красными сигналами свой зад, активно люминесцирующий белоснежный номер с чёрными штрихами в виде наших букв и арабских цифр, и даже асфальтированную дорогу вокруг бордюров металлопластикового, слегка затратного в техническом обслуживании, но полностью соответствующего статусу хозяина корыта.
— Мы кого-то ждём? Кто это? — она придавливает бешено пульсирующие сосуды на тыльной стороне большой ладони, ногтём врезается случайно мне под кожу и специально трогает кольцо, свидетельствующее о том, что «эта бешеная сволочь» несвободен. Сюда ей вход предусмотрительно заказан, а если дама не послушает пока ещё любезных рекомендаций, то незамедлительно получит по губищам молотком.
— Я этого не люблю, — смахнув её прикосновения, укладываю на своё бедро подрагивающую руку.
— Твой звонок…
Не слушаю о том, про что девица с воодушевлением сладко возвещает. На все её слова кладу с большим прибором и про себя транслирую на грёбаном повторе:
«Пофиг, пофиг, пофиг… Наконец-то… Вот же Лёля… Слава Богу, он её привёз. С женой всё хорошо и ни хрена плохого не случилось!».
Пусть растекается глубокой мыслью по гнилому древу. Сейчас меня интересует то, что происходит между Юрьевой и Костей внутри просторного салона крутого внедорожника.
— Василиса, — прикрыв глаза, при этом не скрывая пренебрежения, тяжело вздыхаю, — я хотел бы прояснить некоторые моменты, которые остались неозвученными и, возможно, дающими тебе слабую надежду на какое-либо продолжение или определенное начало чего-то большего. Давай договоримся, что между нами ничего плотски-скотского не будет и эта встреча носит исключительно познавательный, скорее, дружеский характер. Скажем так, для галочки и собственного успокоения.
Или для переживающей за счастье сына матери, у которой крыша тихо едет из-за того, что мы с Лёлькой снова вытворяем.
— Хорошо. Но…
Но? Похоже, некорректно пояснил.
— Я двадцать лет счастливо женат и мне не нужна любовница, а ей, то есть тебе, такие несуразные отношения. Поэтому не стоит отсылать сообщения несвободному мужчине о том, что он, дескать, поразил и
