Рейтинговые книги
Читем онлайн Лед и пламень - Иван Папанин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 112

Старания мои были замечены. Прошло не так много времени, а мне уже дали двух парней-эстонцев. Собственно, были мы почти сверстниками. С одной стороны, лестно: сам без году неделя у станка, а уже в учителях. С другой стороны, они от работы отвлекают. Но было и третье обстоятельство, над которым я не мог не задумываться.

Была в Ревеле прядильно-ткацкая фабрика. Ткачихи работали в большинстве рязанские, тверские, смоленские. Мы любили ходить с ними на танцы. Одевались мы вполне прилично. Эстонские же парни приходили в тирольках, рубашках с галстуком и - босые. Обувь стоила дорого. Местные националисты не уставали повторять им:

- Вот русские приехали, получают больше наших...

Платили нам, ясное дело, за квалификацию, но ведь не каждому молодому эстонцу это было понятно. Часто возникали драки еще из-за того, что девушки охотнее танцевали с русскими. Я в драки не ввязывался не потому, что боялся,- они казались мне бессмысленными. Однажды после очередного "сражения" я не выдержал, попросил своих учеников:

- Зачинщиков знаете? Попросите их подождать меня в удобном для них месте.

Ученики насторожились:

- А вы не боитесь?

- Чего же мне бояться?

В условленном месте меня поджидало человек десять. Все эстонцы. Кое-кто с палками. У некоторых рассечены брови, "фонари" под глазами.

Начал я с того, что вывернул все карманы: смотрите, мол, пот у меня ни камня, ни ножа, пришел к вам с открытой душой. И это понравилось. Спрашиваю их:

- Ребята, почему мы должны друг с другом драться?

- Вы отнимаете у нас кусок хлеба! Уезжайте, откуда приехали!

Стараюсь набраться спокойствия:

- Что и у кого я отнял?

Помолчали. Потом один парень - на голову выше меня - спросил:

- Ты сколько получаешь? Я ответил. Он насупился:

- А чем я тебя хуже, что мне платят тридцать копеек в день? Думаешь, мне есть не хочется? Думаешь, мне не стыдно к девушке босым идти?

- Ты сколько лет на заводе?

- Года нет.

- А я с двенадцати лет работаю! Я тоже сначала получал по десять копеек в день, потом по двадцать. Знаешь, сколько потов с меня сошло, прежде чем я кое-чему научился? - пошел я в наступление.- Знаешь, чем токарный станок отличается от фрезерного?

- Нет,- растерянно ответил эстонец.

- А шпиндель выточишь? На микрон ошибешься, полную стоимость детали вычтут! У тебя какой инструмент?

- Метла.

- Есть на заводе эстонцы, которым платят как и мне?

- Есть.

- Так разве мне платят за то, что я русский? Вон уборщик Василий тоже с метлой ходит, разве он больше твоего получает?

- Нет.

- Что же ты говоришь, что у тебя кусок хлеба отнимаю? Ты постой у станка с мое - того же добьешься! Загудели эстонцы:

- Верно.

А я свое гнул:

- Иди сделай пробу, кто мешает?

- Не сумею.

- Давай я научу. Учатся у меня двое, еще двоих возьму. Попроситесь, чтобы определили вас ко мне в ученики.

Эстонцы заулыбались. Тут уже я пошел в наступление:

- Ребята, чего мы с вами не поделили? Я - рабочий. Вы - тоже рабочие. Я к вам в карман лезу? Нет. Вы ко мне в карман лезете? Тоже нет. Кому выгодно, чтобы мы с вами жили как кошка с собакой? Я тебя о чем-то попрошу,- обратился я к предводителю,- неужели ты мне, рабочему парню, откажешь? Давайте лучше во всем помогать друг другу...

Была эта беседа первой, но не единственной. Драки постепенно прекратились. Я к ученикам своим втройне внимательным был, но-тому что эстонцы.

Прошло еще немного времени, и мы подружились.

...Забегая вперед, скажу, что годы Великой Отечественной войны я провел в Заполярье и в работе своей сталкивался с представителями едва ли не всех национальностей нашей Родины. И никогда

пи о какой национальной розни и речи не было. Но в Мурманск и Архангельск приходило много иностранных судов - английских, американских. На американских служило немало негров. И вот в Мурманске наши матросы пригласили как-то двух негров в ресторан. Сидели, изъяснялись на интернациональном языке - мимикой, жестами. Вдруг негры забеспокоились и встали: в ресторан зашел американский офицер. Он показал им рукой на дверь.

Наши матросы остановили негров, порывавшихся уйти, а офицеру разъяснили, что на советской территории действуют советские законы, в том числе и гостеприимства, а кому они не нравятся, тот может покинуть данный участок советской территории. Офицер ушел, негры остались.

...Месяцы в Ревеле летели незаметно. Мне полюбились мои ученики и их друзья - хладнокровные, работящие, аккуратные эстонцы, уважающие обычаи и традиции своего народа.

В Таллине я бывал еще дважды, видел его и буржуазным (1938 год) и советским (1940 год). Первый раз - после возвращения со льдины: "Ермак" зашел в порт отбункероваться, иначе нам не хватило бы угля до Ленинграда. С какой откровенной радостью встречал нас простой народ! Особенно тронуло меня одно из писем, переданных мне товарищами из советского посольства: "Дорогой товарищ Папанин! Я простой школьник, как и все, восхищен вашим подвигом. Извините меня, что дарю вам всего скромный букет фиалок,- он от всего сердца".

Как ни старалась полиция явная и тайная, помешать нашим встречам с простыми людьми она не могла. Меня предупредили: будешь выступать - не касайся политики.

Я и не касался политики, рассказывал только о своем жизненном пути: голодном детстве, работе в Ревеле (реакционные газеты пытались замолчать этот факт из моей биографии), буднях на льдине. Один из присутствующих крикнул:

- Пропаганда! Тут вам не Коминтерн!

- Какая же это пропаганда? - удивился я вслух.- Выходит, вся моя биография - это пропаганда за Советскую власть. Тут уж я забыл о всех напутствиях и крикнул:

- Раз моя жизнь - пропаганда за Советскую власть, я горжусь такой жизнью!

МАТРОССКИЕ УНИВЕРСИТЕТЫ

Наступил 1914 год. Военные заказы росли. Рабочие трудились без перекуров, без единой минуты отдыха. Жизнь моя теперь вся проходила на заводе. Предгрозовая атмосфера ощущалась во всем.

И гроза разразилась. Война.

Рабочий люд почувствовал ее сразу: все моментально вздорожало, многие продукты можно было купить только у спекулянтов. Ремень приходилось затягивать все туже.

С фронта шли победные реляции. Странное дело, моя квартирная хозяйка не верила им:

- Как же, одолеем германца, если при дворе они одни во главе с царицей.

Она как в воду смотрела. Победные реляции вскоре пошли на убыль, поползли слухи о черном предательстве в самых верхах. Становилось не по себе: моя родина, моя Россия - кто же тобой правит?! Было от чего прийти в замешательство.

Слушал я разговоры окружающих, перебирал в памяти свою небогатую событиями жизнь и думал, что слухи о предательстве не лишевы оснований.

В осеннем парке я однажды разговорился с раненым солдатом, который попросил папиросу. Я держал в руках "Российские ве;1,о-мости" с описаниями солдатских подвигов и списком погибших офицеров. Солдат закурил, посмотрел на газету и зло сплюнул:

- Подвиги солдатские, а погибают одни офицеры. Несообразно получается. Выходит, солдат - он вроде Кощея Бессмертного, его ни одна пуля не берет, коли о солдатских смертях не пишут.

- Что же это наши отступают?

- А ты повоюй..! Если в бой идем - жребий бросаем, кому винтовка достанется. У германца-то всего до зубов. А у нас! Ты еще молодой, мотай на ус: по храбрости с русским солдатом никто не сравнится.

И раненый продолжал рассказывать, словно торопясь выплеснуть наболевшее.

На прощание я отдал ему пачку папирос; он поблагодарил без слов, кивком головы, и ушел, прихрамывая, а я сидел и думал, думал до боли в висках...

Вести с фронта были все тревожнее. И тем громче звучала в парках Ревеля бравурная музыка. Я слушал ее, идя с работы, и меня не оставляла мысль: не так живем, не то делаем!

Приближался срок моего призыва в армию. По законам того времени призываться я должен был в Севастополе - по месту рождения. Было это в ноябре 1914 года. Помахал я на прощание Ревелю, сел в вагон. Дорожные разговоры были конечно же о войне, предательстве, шпионах. Именно тогда я и услышал от одного пассажира:

- Большевики против войны выступают... Слово "большевики" я запомнил, в расспросы же не пускался.

Одолеваемый противоречивыми мыслями, вернулся я в отчий дом. Отец не мог мне простить того, что я уехал самовольно, без его разрешения. Но как обрадовалась моему приезду мать! И в то же время опечалилась: знала, мне на службу идти. Малышня - та, ничего не понимая, ликовала, получив гостинцы.

Определили меня на флот. Было около четырехсот призывников, на флот же попало не больше тридцати. После "Очакова" и "Потемкина" брали на корабли преимущественно из зажиточных крестьянских семей. Я не подходил для флота с этой точки зрения, да была великая нужда в специалистах по части техники. Так я попал в полуэкипаж.

Из Ревеля я привез кое-какие сбережения, отдал их матери. Мы с ней посоветовались и решили: война есть война, цены растут, как бы от денег одни бумажки не остались; решили купить больше продуктов и малышам ботинки. Не успели дома припрятать, как явился отец.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 112
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Лед и пламень - Иван Папанин бесплатно.
Похожие на Лед и пламень - Иван Папанин книги

Оставить комментарий