с довольно толстым слоем земли. Всюду на обитаемых местах кругом курится навоз: жители нарочно жгут и этим немного ограждают себя от комаров и оводов. Замечательно, что животные сами лезут в дым и стоят так. На лицах у жителей надеты сетки, или просто головы почти наглухо обвязаны платками с небольшими прорезами для глаз.
24 июня
Утро, 6 часов. Переезжаем широкую и глубокую сибирскую реку Обь. Хотя здесь собственно верховье реки, но мост разве немного меньше волжского в Сызрани. Мы стали уже свыкаться с длиннейшими мостами и многоводными реками, а раньше было как-то жутко.
Река очень оживлена: много пароходов и барж. На другой стороне реки станция «Обь». Хорошая водная торговая артерия, и тут же на самом берегу железнодорожная станция; это пересечение железного и водного путей сделало то, что здесь образовался торговый пункт, теперь уже город, Новониколаевск или, как здесь все зовут, Никольск. Десять лет тому назад на месте этого города была непроходимая тайга, девственные леса с дикими животными и ни одного буквально дома; а теперь здесь хороший торговый город с населением в 40 тысяч человек, с чудным собором и еще тремя церквами, с прекрасными школами, магазинами – прямо, что называется, по-американски. Городом Новониколаевск стал как раз перед началом войны, с 15 января сего года. Он очень живописно расположен на крутом берегу Оби. На предыдущей станции, в Кривощекове, мы простояли лишних два часа, так как на ст. Обь собралось уже много эшелонов, и нас некуда было принять.
Наконец приехали, выгрузились. Здесь стоим двое суток. Путей запасных мало, а собралось уже десять эшелонов.
Что творится на коновязях, просто ужас. Две тысячи лошадей собраны вместе на веревочных коновязях. Жара, их кусают слепли, они дерутся, кусаются, ржут, визжат; здесь же работает интендантская рушка, сушилка, веялка; все шумит, кричит, все покрыто тучею пыли. Картина! Что же после этого будет на войне? Страшно и подумать. Терпели, терпели наши солдатики около лошадей на и взялись за кнуты и хворостины; как начали они строптивых кусак и драчунов отхлестывать по заду, то живо смирили их; а после, только крикнет солдат да покажет кнут, сейчас стихают лошадиные страсти. Вот подите: кнут помог; я сам свидетель, что среди этого ада другого ничего не оставалось делать. К вечеру выкупали коней, напоили, накормили, спала жара, и понемногу все утихомирилось.
Боже мой! Целых 6 писем принесли: из них два от Оли и одно от Николая Яковлевича. Какое счастье увидеть в такой дали родной почерк, услышать милую речь! Намеренно говорю «услышать». И верно: когда читаешь в местах-то «отдаленных» письмо с родины, то в воображении воскресает самый голос пишущего. Слава Богу, Оля бодрится и смирилась. О, если бы это было не в письме только, но и на деле!
Идет подполковник 52-го Нежинского полка и говорит: «Советую пойти в баню; здесь рядом, казенная, хорошая». Вот радость-то! Действительно прекрасная баня, и мы отлично вымылись. Вообще на этом пункте построено несколько огромных каменных зданий в два и в три этажа; в них находятся офицерские номера, солдатское помещение, столовые, офицерские и солдатские бани, лазарет, прачечная. Все это даром, для отдыха и чистки проходящих войск. Великое спасибо сказали мы устроителям, да и все, конечно, говорят то же.
Солдаты мои что-то расклеились. У Михаила начинается флюс, а Ксенофонт целый день сегодня ничего не ест, и все его что-то тошнит; но они бодрятся и меня утешают. Хорошие они люди и какие сердечные! Напр., Ксенофонт потихоньку от меня спрашивает Михаила Матвеевича, хорошо ли я сплю, ем ли, гуляю ли. Или вот еще: на большой остановке после гулянья вхожу в свое купе, смотрю, а у меня целая канцелярия – Михаил и Ксенофонт оба пишут. Спрашиваю, кому они пишут. Ответ: «Нашей матушке; она, бедная, теперь, наверное, скучает». И какие письма! До того сердечные, утешительные, что, право, при чтении их слеза навертывается.
Хотелось бы очень устроить здесь общий молебен для съехавшихся случайно солдат нашего полка, моих духовных детей, и побеседовать с ними. Но, кажется, не придется: такая идет сутолока, у солдат с лошадьми и фуражом столько возни, что прямо-таки и времени не выбрать и людей не собрать. Вообще мое главное дело в пути сводится только к служению своему эшелону, а целому полку служу только домашней молитвой, поминая путешествующих духовных детей моих и прося им от Бога прощения грехов, благодатной помощи в трудах и благословения.
В 6 часов вечера мы с Ксенофонтом поехали (я на «друге», он на «закидке») на Обь попоить лошадок. Около пристани стоял казенный пароход. Генерал наш, офицеры, песенники сели на него и поехали с песнями кататься по Оби; это «водяные», т. е. чиновники по водной части, оказали любезность, пригласив наших покататься на их пароходе. И понеслась в Сибири над водами быстрой Оби удалая песня черниговцев. Со времен Ермака, вероятно, Сибирь и Обь не видали в своих недрах такого молодецкого войска. Глядел на плывших, и живо представились мне храбрые казаки Ермака Тимофеевича, когда-то плывшие по сибирским рекам тоже добывать славу своему государю и родине и оглашавшие воды, наверно, такими же удалыми песнями.
Ах, песня народная, истинно русская! Она, как и музыка, выражает душу народа. Слышите, какою широкою волною разливается песня наших воинов? Какие ползучие в песнях этих ширь, мощь, энергия! Именно только русские воины так поют. В их песне ясно чувствуется бесхитростность, простодушие, вера и сила, сила могучая, именно «ползучая», не падающая, не теряющаяся при напастях, а идущая все вперед и вперед, пока не достигнет своей цели; а достигла, и враг прощен: с ним Русь целуется. Да, особенно поет войско русское! Грянет ли хором с бубнами песнь военную – заликует друг, затрепещет враг; запоет ли хором «Отче наш» – слышит Бог его веру и молитву сердечную. Ох, и люблю же я своих воинов! С малолетства стал любить их, а теперь в восхищении от их терпения, безропотности, даже радости, что вот де и они могут, и они «сподобились» возможности постоять за «Русь-матушку, за царя-батюшку, за веру православную». Это их слова!..
Напоив коней, мы с Ксенофонтом поехали по городу. Есть замечательные магазины, но в общем молодость города еще сильно заметна: дома как-то разбросаны, мостовых нет… Впрочем, отсутствие мостовых – особенность сибирских городов; говорят, даже Иркутск, столица Сибири, и тот только два года как вымостил главную улицу, а с младенца-то Новониколаевска что и спрашивать.
Во время катанья мы увидели, как пасущаяся корова с острыми рогами бросилась в
