Каперанг делает у открытого окна зарядку перед сном. Сильные, резкие выпады, повороты, взмахи, а ему было 62 года. Епископ молится, обратив лицо фресковой голубизны к потемневшему небу. Староста обходит „контуженных“ на допросах, выслушивает, выстукивает, шутит ласково и ободряюще. А у дверной решетки двое „лудильщиков“ усердно скребут ложками медный бак, в котором приносили нам на ужин ячневую кашу.

„Лужение“ тоже один из способов унизить человека, сломать его гордость и самоуважение. Опорожненный бачок не уносят сразу, а ставят в коридоре вплотную к решетке. Староста называет фамилии очередных „лудильщиков“, и двое бросаются к дверям. Один прижимает бачок к решетке, другой „лудит“, ложкой соскребает налипшую на стенках кашу. Наскребали иногда по миске и даже с верхом, а при нашем вечном голоде — это хоть один сытый вечер. И я не помню случая, чтобы кто-нибудь отказался от великого счастья выскребать из бачка холодную безвкусную кашу. А пары получались самые неожиданные: профессор и печник, комиссар дивизии и красноармеец, или начальник милиции и епископ православной церкви. У решетки в коридоре стояли уголовники-воры, разносившие по камерам бачки с пищей, стояли и разыгрывали „лудильщиков“:

— Эх, живут же люди! Ты погляди, сколько наскребли! — издевательски завидует один. А другой подхватывает: — Чище луди, профессор, уркам меньше работы будет!

Профессор ниже опускает голову и скребет, обреченно скребет ложкой по дну бачка.

— Когда я вижу такое, — кивнул на „лудильщиков“ и на мордастых урок Пиотровский, — я вспоминаю „Гамлета“, террасу Эльсинорского замка. „Не ладно что-то в королевстве Датском!“

— Ну-ну, — шевельнул доктор ласковыми бровями. — Если небо в тучах, значит, и солнца нет?

— Вы, товарищи дорогие, мне вот что скажите, — подал голос обычно тихий, всего стесняющийся колхозник. — Зачем они такое безобразие с нами делают? Какая болячка на них напала? Мой показывает мне бутылку и спрашивает: „Какого цвета?“ Я говорю: 'Разве не видно? Белая». А он трах меня по рылу. Я ему было: «Но-но, вы не очень!» А он опять меня в рыло: «Какого цвета бутылка?» — «Да чего пристали, право слово! Белая, какая же еще?» — Опять в рыло. «Какого цвета!» Я вроде бы догадался и отвечаю: «Черного цвета». Засмеялся и похвалил: «Молодец! Учись глазам не верить».

— Поставили, значит, тебя на карачки? — покривился в улыбке желчный, страдавший гастритом председатель колхоза. — Научился белое черным называть? Затем и делают безобразие.

— Это-то я понимаю, — сказал тоскливо колхозник. И вдруг обиделся. — И вас научат на карачки становиться. Вы мне ответьте — причина и надобность этому какая? И что нам делать остается?

— Бороться! — строго ответил доктор. — И верить! Главное — верить!

— Круговую оборону надо занять! — почему-то выставил сжатый кулак красноармеец. — Фашизм вовсю наступает!

— Стой, стой! Какой фашизм? С какой стороны наступает? — спросил председатель. — Ты про что говоришь?

— Я лично помаленьку разбираться начинаю! — улыбнулся со скромной гордостью красноармеец. — Мой следователь, товарищ старшин лейтенант, точно мне объяснил. Теперь в моде японская система диверсий. Называется москитная система. Налетают со всех сторон и действуют по мелочишке, комариными укусами, Там анекдотик про колхозные трудности расскажут, здесь гайку в мотор сунут, а то и ручку от бачка в уборной оторвут. А что? Тоже вредительство!

— Та-ак! — зловеще протянул председатель колхоза. — Ты-то за что сидишь? Ручку в сортире оторвал? Сознавайся! — Все мы засмеялись. Паренек смутился и по-мальчишечьи покраснел.

— Ишь, как объяснили тебе! Москиты! Это значит все кругом враги, значит, не верь народу и друг другу не верь? — Печник сожалеючи вздохнул. — Зарапортовался ты, парень.

— И красного бойца на карачки поставили, — жалобно сказал колхозник.

— Тут похуже! — махнул безнадежно рукой председатель. — Отраву бойцу в душу вливают. Теперь никакой он не боец.

Красноармеец молчал, потупившись, то и дело вытирая ладонью нос. Разгребая пятерней миклухо-маклаевскую бороду, геолог сказал задумчиво:

— В тайге и тундре приходилось с лютыми волками встречаться. Ну, тут главное — гляди, чтобы он на горло не кинулся. И теперь мы как в тайге, остерегайся, не вцепились бы в горло, — поглядел геолог на красно армейца.

— В душу то есть? — спросил, оробев, колхозник.

— Вот-вот!

— Да бросьте вы антимонию разводить! Отраву в душу влили! Тоже мне! Тут такая бражка подобралась, что и душу вытрясут, и у лысого на плеши вошь найдут. А кто за нас заступится? Ведь мы прокаженные!

Это вмешался в разговор капитан-танкист, всегда злой, со всеми резкий. Ну да ведь ему и досталось сверх меры. Он по непонятным причинам задерживался в Шпалерке, его уже судил трибунал и дал 15 лет. На маневрах Тухачевский, проезжая мимо его домика, попросил напиться. Жена капитана пригласила маршала в комнаты и угостила домашним квасом. Вот и все преступление.

— Мне вот дали «полную катушку» ни за понюх табаку, — продолжал танкист, — а в «Красной звезде» напечатали: «Приговор оглашен. Бурные аплодисменты».

— Я бы их, сукиных сынов, за это такими словами покрыл, никакая газета не напечатает! — рассердился печник.

— Кого покрыл бы? — закричал танкист. — Ну кого, кого? Крой всех подряд, с самого верха до низа. Все кругом сукины сыны!

— Перестаньте! — резко сказал доктор. — Не все кругом сукины сыны.

— Откуда это видно?

— Со звезды. А вы со своей колокольни смотрите.

— Берите выше! Я с высоты моих пятнадцати лет смотрю. Ну, а что с вашей звезды видно?

— Вам указательный палец нужен? Извольте! А кто сейчас пашет, сеет, сталь варит, новые железные дороги прокладывает, новые электростанции воздвигает? Тоже сукины сыны?

— Дом горит, а часы ходят, — язвительно улыбнулся танкист. — С этим я, пожалуй, соглашусь.

— Вы вот о чем подумайте, товарищи, — тихо сказал сидевший на полу, на свернутых одеялах; начальник депо. Он все еще не мог стоять на своих распухших ногах. — Со смерти Ленина прошло тринадцать лет, а будто столетие пролетело. Сколько сделано! Сколько побед! И не легкие были эти победы. Это, так сказать, биография страны, а ее никому не зачеркнуть.

— Это и биография людей! — крикнул танкист. — А этих людей начисто зачеркивают! Для них бульдозер уже могилы роет!

— Почему бульдозер? Какие могилы? — заволновался доктор.

— Для всех могил лопатой не нароешь! — отрубил капитан.

Было когда-то такое выражение: тихий ангел пролетел. А после г лов танкиста словно мрачный ангел пролетел. Все мы долго невесело молчали. Первым нарушил молчание каперанг. До этого он не вмешивался в разговор, лишь слушал всех внимательно, с лицом спокойным и насмешливым. Такие лица бывают у людей наблюдательных и умных, слишком умных, чтобы выставлять напоказ свой ум и свою зоркость.

— Я с вами согласен, капитан, — корректно поклонился он танкисту. — Все пойдем ко дну.

— И вы веру потеряли? — с укоризной посмотрел на моряка доктор. — Значит, не надеетесь пушку свою достроить?

— Нет, не надеюсь! — мужественно ответил каперанг. — И вам советую не надеяться, что вы снова возьмете в руки хирургический нож.

— Эх, поздно я узнал, в какую сторону наши танки стрелять должны! — опять взорвался танкист.

— Злой ты, громкий, — укоризненно покачал головой печник.

— Ля тихоньких и не люблю! Тихих, сам видишь, бьют и плакать не велят!

— А может, так и должно быть? — робко и печально спросил колхозник. — Как говорится — лес рубят, щепки летят.

— Думай, что говоришь, — покосился на него председатель колхоза. — Не щепки, а люди. Не классовые враги, а честные советские люди летят, которые серебра-золота дороже! С высокой трибуны, — поднял он палец к потолку, — было возвещено, что люди ценный капитал, а тут — на тебе!

Председатель развел беспомощно руки и долго стоял так. Колхозник успел за это время вздохнуть и сказать осуждающе:

— Чистый убыток державе. Нехозяйственно как-то!

— Ничего не понимаю, — глухо, с болью и стыдом сказал тоже молчавший до сих пор комиссар дивизии. — Я боюсь думать, боюсь сам с собой разговаривать. Без конца задаю себе вопрос — знает обо всем этом хозяин?

Все затихли, ожидая дальнейших слов комиссара. Теперь он не имел права молчать, теперь он должен продолжать. Но он молчал, по-прежнему опустив глаза.

Камера мерно гудела. От стола доносились голоса шахматистов. Шахматы вылепили из хлеба, урвав кусок от своих несчастных трехсот граммов.

— Мы вот так пойдем!

— А мы вот так! Шах!

— Вот это ай-яй-яй!

— Вот это ай-яй-яй! — насмешливо повторил танкист восклицание шахматиста. — Товарищ военком не может ответить на политический вопрос. Ай-яй-яй! Вы ведь в конфликте на КВЖД участвовали, чанкайшистов лупили? Поди, голосили: «Политруки, на фланги! Вперед! Ура!» А теперь, поди, караул готовы кричать? А где же ваши ордена и прочие регалии? — бесцеремонно сунул он палец в дырку на гимнастерке военкома. — Сталин дал, Сталин взял, да святится имя его?

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11

На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Дело № 179888 - Михаил Зуев-Ордынец бесплатно.

Похожие на Дело № 179888 - Михаил Зуев-Ордынец книги

Ковчег детей, или Невероятная одиссея - Владимир Липовецкий - Историческая проза
Екатерина и Потемкин. Тайный брак Императрицы - Наталья Павлищева - Историческая проза
Екатерина и Потемкин. Фаворит Императрицы - Наталья Павлищева - Историческая проза
Жизнь и дела Василия Киприанова, царского библиотекариуса: Сцены из московской жизни 1716 года - Александр Говоров - Историческая проза
Боги среди людей - Кейт Аткинсон - Историческая проза
Школа опричников. - Бражнев Александр. - Историческая проза
Жизор и загадка тамплиеров - Жан Маркаль - Историческая проза
Последний день Приффского винодела - Амир Токтаров - Историческая проза
Пляска Св. Витта в ночь Св. Варфоломея - Сергей Махов - Историческая проза
Caprichos. Дело об убийстве Распутина - Рина Львовна Хаустова - Историческая проза

Оставить комментарий