была своя кухня и по большей части они держались особняком. Со временем лесоводы-иссеи разбили сад и посадили вокруг Детской деревни вишневые деревья, как будто растения могли залечить раны, связанные с перемещением.
В каждом блоке имелись уборные общего пользования, отдельно для мужчин и для женщин. Впервые зайдя в нашу, я обалдела: перегородок между толчками не было. Мама и мы с Розой ходили по нужде вместе, чтобы по очереди прикрывать друг друга курткой или полотенцем. Женские месячные, которые, пока мы жили в Тропико, проходили у нас в общем-то регулярно, в лагере полностью прекратились, что свидетельствует о том, какое ужасное напряжение мы испытывали. Вслух мы про это не говорили, не жаловались, но организм знал, что почем.
Поначалу семья держалась вместе, сомкнутым строем выдерживая чуждое окружение. Но прошло несколько недель, и связывающие нас узы ослабли. Холодный магнетизм Розы приманивал к себе представителей обоих полов. Оставалось дождаться, когда группа нисеек “Только мы, девушки”, известная еще как “ТМД”, пригласит Розу влиться в свои ряды. С тех пор она и за обеденным столом с ними сидела, и по вечерам. Мне было так больно от того, что меня не позвали, что я не стала навязываться Розе и ее новым друзьям, а полностью от них отстранилась.
Пребывание в лагере сильно сказалось на моих родителях. Лишившись должности управляющего овощным рынком, папа скис и замкнулся в себе. Решив, что работы по дереву и садоводство, чем заняли себя многие мужчины-иссеи, – занятие бесполезное, он запил сильней прежнего, общаясь с такими же старыми нечестивцами, которые на паях затеяли гнать контрабандный алкоголь из кукурузных початков, да и прочего, что можно было в лагере раздобыть.
Мама, напротив, продолжала держать марку и делать вид, что ничего непоправимого не произошло. По краю волос надо лбом у нее начала пробиваться седина, и большую часть утра она либо сама эти тоненькие волоски выщипывала, либо поручала эту маету мне или Розе. Мама строго следила за тем, чтобы на каждый день у нее был составлен список дел. Выполнив каждое, она галочкой его помечала. Я сама слышала, как она объясняла другим иссейкам, что им тоже нужно так поступать, чтобы сохранить здравый рассудок.
Я устроилась на работу в отдел снабжения, который выдавал куртки и одеяла в прохладную погоду. Там я познакомилась с Хисако Хамамото родом с Терминал-айленда. Хисако была полновата, но ее это не волновало. Она даже посмеивалась над собой, тыкая пальцем в жирок на своей талии после того, как мы перекусим. По утрам мы отправлялись в сад Победы, чтобы помочь Рою и еще нескольким парням из семей цветоводов подготовить почву для посева салата-латука или шпината. Однажды, когда мы возились в земле, Хисако вскрикнула от боли. Виновник? Злой скорпион, которого я каблуком раздавила. Верхняя часть бедра Хисако, куда скорпион впрыснул яд, опухла и покраснела. Я довела ее до ближайшей столовой, промыла ранку и приложила компресс со льдом.
– Никаких признаков жала, так что ничего страшного, – успокоила я Хисако и рассказала, как Расти однажды так же не повезло во время одной из наших прогулок вдоль реки. Папа показал мне, как пинцетом вытащить жало из лапы и как следует обработать рану.
– Из тебя вышла бы хорошая медсестра, – оправляя юбку, похвалила меня Хисако. – Отлично держишься в экстренной ситуации. Я вот теряюсь.
По правде говоря, я была плаксой, но, когда надвигалась прямая опасность, похоже, получала доступ к какому-то дополнительному участку мозга и решала задачки, которых, как мне казалось, иначе в жизни бы не решила. Замечание Хисако застряло у меня в памяти, и, услышав о программе подготовки медсестер при больнице Манзанара, я туда записалась.
С Розой мы теперь виделись редко, она допоздна засиживалась, делая бумажные цветы для особых мероприятий, которые в столовой проводились по вечерам: свадеб или проводов нисеев-солдат в армию США.
Кое-кто из новых друзей-собутыльников моего отца ругмя ругал лидеров “Японо-американской гражданской лиги” за то, что они первыми подталкивали наших парней пойти по призыву в армию. С какой стати нам проливать кровь в бою, доказывая, что мы лояльные американцы? Выпустите нас сначала из клетки, в которую посадили, а уж потом мы, может, подумаем о военной службе.
Я с пониманием относилась к этой точке зрения, но ничего не могла сказать Розе, которая почти все время кучковалась с нисеями, настроенными в лад “Лиге”. До меня даже доходило, что она ину, информатор, который доносит на иссеев или нисеев, получивших образование в Японии, и причастна к тому, что тех отправляли в места заключения, вроде того, в котором находился отец Роя. Обвинение было абсурдным, но население лагеря все сильней разделялось на приспособленцев и несогласных.
К весне 1943 года правительство начало выталкивать “лояльных” нисеев из лагерей в общество свободных американцев при условии, что они будут держаться подальше от западной военной зоны. Нам предписывалось не возвращаться домой, в Калифорнию, а переехать в неведомые поселки на Среднем Западе или Востоке, в любое место, где требовалась дешевая рабочая сила, чтобы заменить там мужчин, отправленных воевать за океан.
По сравнению со всем остальным Чикаго был землей обетованной. Второй по величине город в США, с множеством фабрик и производств, которым нужны были рабочие руки. Нам показали в лагере несколько рекламных черно-белых фильмов под общим названием “Привет, Чикаго!”. Роза распахнула глаза, увидев небоскребы и реку, бегущую через центр города, оживленные улицы, полные хакудзинов и чернокожих женщин в шляпках и на каблуках. А меня это видение напугало, я ведь почти забыла, каково это, находиться среди хакудзинов и на бульварах. Каким-то образом мне запали в душу и обжигающие ветра, гуляющие по долине реки Оуэнс, и вид зазубренных гор, окружающих наши казармы, обиталище десяти тысяч японских американцев.
В июне 1943 года Управление по переселению военнопленных пригласило Розу в числе первых нисеев переехать в Чикаго. Откликнувшись на официальное приглашение, она посетила информационную встречу и вернулась в наш барак с брошюркой о переселении, которую бросила на кровать. Подхватив брошюрку, я изучила все пункты инструкции, касающейся того, как лучше приспособиться к обычной жизни.
“Не собирайтесь в группы численностью более трех человек”, – говорилось там.
А ведь нас, Ито, четверо, подумала я. Уже слишком много? Надо думать, они не хотят, чтобы японцы бросались в глаза.
– Они хотят, чтобы мы сделались невидимками, – сказала Роза и рассмеялась. – Чепуха полная.
Если сделаться невидимками мы никак не могли, значит, должны стать лучшими образцами нисеев, с широкой белозубой улыбкой, в чистеньких костюмах и платьях. Я
