Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Товарищи, прячьте подальше партийные и комсомольские билеты!
Медленно мы шли мимо аэродрома, мимо гостиницы «Крылатая лошадь», в поле… Под проливным дождем. И молнии озаряли шествие.
Уныло брела тощая лошадка, покорно кивая головой. Телега раскачивалась на ухабах, и хлюпала под колесами вода.
Мы хоронили летчика. Никто из нас не знал его в лицо. И никто не запомнил его имени…
Бомбят Ростов
Раскатистые взрывы сотрясают воздух. Дрожит земля. Весь день бомбят Ростов.
Отсюда, из станицы Ольгинской, хорошо видно, как заходят на город фашистские самолеты, как летят вниз бомбы.
Скоро город будет оставлен. Наши войска уйдут. И полк наш улетит. А пока мы ходим по станице, как будто все идет так, как надо. Никто не говорит об отступлении.
Местные жители сидят у своих домов, кто на скамейке, кто на завалинке. Смотрят в сторону Ростова. Деды тихо переговариваются, медленно набивают трубки, дымят, думают. Бабки охают, всплескивая руками, строят разные предположения, но продолжают продавать семечки.
Пока мы в станице, они еще на что-то надеются.
А в окнах горит закат. Такой же закат, как и вчера. И солнце заходит точно так же, как обычно. И по заросшей травой улице важно расхаживают петухи, потрясая красными гребнями, увлекая за собой глупых кур. И сытый кот жмурится на подоконнике, только кончик хвоста подрагивает при очередном взрыве.
И пока еще ничего не произошло. Вот только Ростов бомбят… А в остальном все как обычно. Даже странно подумать, что завтра все изменится.
Так бывает. До последнего момента не верится, что может случиться что-то ужасное. Даже когда знаешь наверняка, что случится. Потому что всегда кажется: тогда и солнце не должно светить и свет померкнет. А солнце все равно светит, и цветы распускаются…
Сидят деды и смотрят в сторону Ростова. А солнце все ниже, тени длиннее. Кончается день.
…Рано утром мы покидали станицу. Жители вышли из хат, стояли в воротах. Смотрели, как рулят по улицам наши самолеты, как вереницей ползут они, покачиваясь, к зеленому полю за околицей.
Никто ничего не говорил. Просто смотрели. Бабки — пригорюнившись, в белых платочках. Деды — забыв о трубках, зажатых в кулаке.
Самолеты двигались медленно: улицы были узкие. А нам, тем, кто сидел в кабине, так хотелось быстрее дорулить до зеленого поля. Чтоб не видеть белых платочков и понурых дедовских усов…
Не видеть бы этого
Остался позади Дон. Мы отступаем. Все дальше на юг. Степи, степи… Изредка — пустые конезаводы, небольшие хутора. Стоит сухая, палящая жара.
Ночью летаем бомбить врага. Днем перебазируемся на новое место. Спим мало.
…В одном из хуторов мы задержались три дня. После ночных полетов спали прямо в саду, в тени деревьев. В полдень, проснувшись от жары, я услышала какой-то странный шум. Прислушалась: это было ржание лошадей, громыханье повозок, топот и непрерывный гул.
Я вышла за ворота и увидела, что вся дорога, огибавшая хутор, запружена войсками. Они двигались на юг…
В группе женщин, стоявших поодаль, я заметила соседку Фоминичну, которая угощала нас по утрам парным молоком.
Она подошла ко мне. С ней дочка, худенькая, большеглазая девочка лет семи. Ухватившись за юбку матери, девочка испуганно смотрела на ржавших лошадей. Иногда она поднимала лицо и взглядывала на мать вопросительно и как будто с надеждой, улыбаясь какой-то беглой, вымученной улыбкой. Казалось, она старалась сама себя убедить в том, что все хорошо и взрослые напрасно волнуются: ничего страшного нет и не будет…
— Отступают, — кивнула головой Фоминична в сторону дороги.
— Отступают… — повторила я за ней, как эхо.
— А вы как же?
— Мы? Мы — тоже…
За месяц я почти привыкла к тому, что мы отступаем. Но все чаще приходила мысль: до каких же пор?
Дорога возле хутора делала петлю, круто сворачивая на юг. Сначала я видела лица солдат. Множество лиц, которые казались мне издали совсем одинаковыми. Потом — спины. Спины, спины… Между ними — лошади, повозки. Сердце сжималось тоскливо и тягуче: до каких же пор?
…Вспомнилось первое военное лето. Такое же тягостное чувство я испытывала в августе 1941 года. Тогда, год назад, мы, комсомольцы Московского авиационного института, работали на строительстве оборонительных рубежей под Брянском и Орлом. Нас было много, целая армия московских студентов. Работали, как заправские землекопы, копая противотанковые рвы, выбрасывая вверх на три метра землю, глину, песок. Часто приходилось делать большие переходы — по тридцать и сорок километров. Босиком. Спали где попало: в стогу, в пустой школе, в сарае. Иногда над трассой рва снижались «мессеры» и строчили из пулеметов. А ночами летели на Москву тяжелые бомбардировщики… Мы яростно копали, а фронт приближался.
Как-то после очередного перехода заночевали в деревне. Я устроилась спать прямо на крыльце небольшого домика под навесом. На рассвете меня разбудил стук колес по мостовой. Я подбежала к забору. Это громыхала пушка, которую катили по булыжнику. По дороге унылой серой массой двигались наши войска. На восток. Солдаты, худые, небритые, с воспаленными глазами, шли, тяжело передвигая ноги, не глядя по сторонам. У раненых на бинтах бурые пятна. Было тихо; только топот ног да стук колес: то пушку прокатят, то пулемет.
Ухватившись за колья забора, я молча смотрела на отступавших. Они были в бою. Но почему они отступают? Я не понимала, и от этого становилось жутко. Мимо проехала двуколка с ранеными. Закусив губу, я прижалась лицом к шершавым кольям. Хотелось плакать.
Долго еще мне казалось: я слышу топот и стук колес по булыжнику… Вероятно, именно тогда я решила, что пойду воевать во что бы то ни стало.
…Фоминична качнула головой и тихо сказала:
— Ох, не видеть бы этого, не видеть…
Безвольно бросив руки, она горько качала головой, глядя на дорогу. Потом стала раскачиваться из стороны в сторону всем корпусом, приговаривая:
— Ох, не видеть бы…
— Мам, мам, — дернула ее девочка за юбку. Некоторое время она испуганно поглядывала то на мать, то на дорогу. Потом громко спросила: — А куда же они, мам? Они вернутся?
Никто ей не ответил.
Трудными дорогами
Лето 1942 года было в разгаре. Наши войска отступали. Шли на юг по пустынным Сальским степям, выжженным солнцем, по местности настолько голой и ровной, что негде было укрепиться, не за что зацепиться. Казалось, подуй ветерок, стронь с места перекати-поле — и покатится оно без остановки от самого Дона до Ставрополя.
Эти степные просторы облегчали действия немецких танков. Они быстро двигались по дорогам, настигая нашу пехоту, отрезая ей пути отступления.
Не раз наш полк выходил из-под танкового удара стремительно наступающего противника. По тревоге самолеты взлетали и брали курс в том направлении, куда двигались наши войска…
История, о которой пойдет речь, стала нам известна во всех подробностях уже потом, когда отступление кончилось и враг был остановлен в горных районах Северного Кавказа.
…Приказ срочно перебазироваться на новую точку был получен только к вечеру. Полк быстро снялся с места. Сначала уехал наземный эшелон — машины с техническим составом и штабом, потом улетели самолеты, перегруженные до отказа, увозя в задней кабине по два человека.
На аэродроме осталось два самолета. Один из них с неисправным мотором. С другим задержались две летчицы и штурман, которые ждали, когда будет устранена неисправность, чтобы улететь, захватив с собой оставшихся.
Мотором занимались инженер полка Соня Озеркова и техник Глаша Каширина. Быстро темнело. При свете карманных фонариков они пытались что-то исправить. Глаша поглядывала на дорогу — не едет ли машина с запчастями, специально вызванная из мастерских.
Дорога, проходившая через хутор, уже несколько часов была заполнена войсками. По тому, как они спешили, как в панике метались на небольшом мостике люди, повозки, лошади, ясно было, что немцы где-то недалеко.
- Легкий кораблик — капустный листок - Галина Галахова - Детская проза
- Московская битва. 1941—1942 - Сергей Алексеев - Детская проза
- Рецепт волшебного дня - Мария Бершадская - Детская проза
- Красная рука, черная простыня, зеленые пальцы - Эдуард Успенский - Детская проза
- Морской узел - Гвюдлёйгюр Арасон - Детская проза
- Новогодние волки - Вячеслав Рюхко - Детские приключения / Детская проза / Прочее
- Механизм чуда - Елена Усачева - Детская проза
- От Москвы до Берлина - Сергей Алексеев - Детская проза
- Снежная пряжа - Дарья Задорина - Детские приключения / Детская проза / Прочее
- Айпад (детская волшебная повесть) - Алексей Лукшин - Детская проза