Форма входа
Читем онлайн Неистовая ночь - Александр Семенов
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Вот и сказке конец.
БОЕВЫЕ ИСКУССТВА ШАО-ЛИНЯ
Машка вылезает на сцену. Прикид: замотан он в какой-то балахон (кольчуга?), покрытый с головы до пят, как рыба чешуей, слоем значков и медалей. Морда залеплена густой мыльной пеной, словно бы он изготовился бриться - и точно: держит он в руке опасную бритву, мерцающую в свете рампы кровавым пламенем (подсветка: алые, багровые тона). Следом - скромно так, в уголочек, - проступают Таня и Малина. Таня - в зеленом пиджаке, в узких клетчатых траузерах, в стоптанных кедах и с коком радужной волосни на макушке. Малина - голый по пояс, рука татуирована пацификом, а из одежды есть на нем - покрывают нижний ярус белые вельветовые портки. Держит он в руках свистающую флейту, за спиной скрипка; Таня же увешана перкуссией из пустых пивных банок, на которых она весьма искусно выбивает нечто маршеобразное маленькими пионерскими палочками.
Сцена: декорация выполнена без особой помпы, в стиле почти домашнем. Деревянный табурет в центре. В углу - железная скрипучая койка. Мужик, возлежащий на койке спиною к зрителю, в ватнике до колен и в желтых резиновых сапогах ниже, - на мужике (роль его исполнил Новость) с функцией статической фигуры настоял Малина, он же предложил для него единственную фразу: "Как хорошо мне, бесполому, на пружинном матрасе" - которую тот, в итоге, так и не успел произнести. Далее. Задник сцены оформлен в виде стены жилого помещения: обклеен какими-то коричневыми обоями, окно, частью аккуратно разбитое, с туманной перспективой... Юрий Алексеевич, рисованный в регалиях на фоне космического агрегата, напоминающего приблизительностью письменный прибор. Два рисунка детских акварелью (натурально детских исполнены они сынишкой Тани и Малины): первый называется "Клоун и пять червяков в яблоке" (можете представить себе), второй без названия, а изображены на нем самолет с звездою на хвосте и пожарная машина, занимающиеся, как можно понять, перетягиванием каната (из сопла самолета торчит кусок пламени, из выхлопа машины пружинит дым...) - чувствуется нечто обреченно-физкультурное в этом фантастическом запечатлении... И наконец, имеют место быть на стене множество портретов и фото замечательных людей. Среди них: Рита Хейворт, Мэрилин Монро, Ширли Темпл, Тони Кьюритс, Марлон Брандо, Стен Лорел, Паташон, радикальный сан-францисский политик Тимоти Лири, писатели Олдос Хаксли, Эдгар По, Оскар Уайльд, Тарзан Джонни Вейсмюллер, физик Альберт Эйнштейн, шансонье Эдит Пиаф, типолог Карл Юнг, танцовщик Фред Астер, оружейник Том Микс, композитор Карлхайнц Штокгаузен.
Зал. На стене висит огнетушитель. Больше, вроде, ничего тут не висит. Лишь выделяются незакрашенные проплешины от портретов бывшего руководства. Зал относительно вместительный, гулкий. По ночам здесь маршируют призраки аплодисментов, а днем приходит скучный оформитель и выводит зубным порошком строгие лозунги и здравицы.
Таня и Малина - оглядывают зал. Вроде, довольны.
"Только бы красная свитка не появилась", - вздыхает Таня.
"Хоп! Хоп!" - Огромный Машка с грацией грубого шута, как бы в виде проминажа, исполняет нечто среднее между "Танцем с саблями", танцем живота и разминкой дворового каратиста.
Публика... Да, надобно б ее сначала обозначить.
Сидят тут уже частью знакомые и друзья (большей частью), разные это люди: студенты, музыканты, просто кайфовальщики и системные девочки - этих всех трудно выделить из общего котла (спектр от порванных штанин до фирменных троек), роднит их, разве что, огонь неравнодушия в глазах и непринужденность поведения. Милая девочка Фанни стучит копытами, разносит "Фанту" и бутерброды с колбасой на подносе... Шоу Машки называется "БОЕВЫЕ ИСКУССТВА ШАО-ЛИНЯ" - странное название, да? - что, возможно, и послужило причиной того, что в зал диссонансом просочилась куча людей посторонних, не из нашей толпы: тут и квазиматрос - лох в тельнике, а также, под эгидой тетеньки-заведующей, - пара орденоносых пенсионеров, ну и прочая пузатая мелочь в виде юношей с синими кулаками и с лицами, не омраченными тенью мысли.
Итак, публика... Впрочем, что же там говорит Машка?..
"Итак, публика... - говорит Машка, утирая пену с лица и сразу же теряя сходство с Дедом Морозом. И бритву он успел куда-то деть. Скорбен ныне лик его, и наглости - поубавилось. - Вам ли говорить, друзья мои, - молвит он, простирая длани к первым рядам, - как важна для художника любовь народная..."
"Да, да, - кивают в ответ друзья из первых рядов. - Давай, Маша! Знаем. Любим мы тебя, Маша..."
"Подобно тому, как водка... - продолжает Машка (при слове "водка" в рядах зрителей происходит движение, и лица кулачных юношей впервые озаряются проблеском мысли). - Подобно тому, как водка сама по себе не может вызвать ощущение кайфа..."
"Ну, это еще как сказать", - мычит из угла лох в тельнике.
Машка оживляется.
"Нет, нет, - говорит он, с этой минуты обращаясь как бы исключительно к лоху. - Водка, друг мой, да и вообще спиртное, сама по себе кайфа, повторяю, вызвать не способна. А почему? А потому. Пьющий водку получает кайф только от общения! И даже пьющий в одиночку, в темную, - и тот в процессе пития непременно вынужден изображать себе общение, собеседника. Водка ценна тем, что снимает условности, преграды в общении, в контакте между людьми, и облегчает получение кайфа от общения. Киряющий же тупо, без собеседника, даже мнимого, - тот человек, напротив, не просто не получает этого самого кайфа, а он просто-напросто жалок! Он жалок, он подобен размазанному по стеклу насекомому, он болен, вял и неприятен сам себе, он мрачно отрубается, он едет в ригу и у него нет будущего... Итак, что я хочу сказать? Я хочу сказать, что всякий художник, творец - подобен пьющему водку. Ему необходимо, жизненно необходимо общение! Необходима обратная связь, отдача и любовь, и понимание. А без этого он болен. Он болен, и у него нет будущего..."
Машка аж вспотел в своей боевой чешуе, но улыбался победительно, и глаза его разъезжались от радости. В зале слышались смешки. Лох, видимо, неудовлетворенный пируэтом Машкиной мысли, лишь крякал в своем углу, а вскорости куда-то смылся - может, похмеляться.
"Машка, ты б для начала что-нибудь рассказал народу о себе-то, а?" высказал пожелание кто-то из публики, кажется, Шина.
"Ну... что о себе? - удивился Машка. - Что о себе говорить?"
"Ну, что-нибудь".
"Не понял".
"Ну, по анкете что-нибудь".
"А-а... по анкете... Ну, что по анкете?.. Возраст - критический, рост не знаю, голос - сопрано (вру) - контрабаритон... Зовут меня на самом деле Саша, а не Маша, фамилия моя - БОгаев, а не БУгаев, как тоже почему-то думают многие, а между тем тут разница большая, потому что Бугаев, как известно, происходит от слова "бугай", то есть "бык", а Богаев - от слов "Бог" и "Ева"... Еще вопросы будут?"
"Как вы оцениваете ваш стиль?"
"Стиль зависит от запаса красок, которые даны внешне, как говорят научные работники, и объективно".
"Ну, а в каких рамках ты поешь?"
"В рамках поют канарейки", - отвечал Машка под смех.
"На эстраду не хочешь?"
"Петь "Кисель в иллюминаторе", "Миллион пьяных рож"? Увольте".
"Молодой человек! - Поднялся один из пенсионеров. - Вы хотя бы чувствуете какую-нибудь ответственность перед публикой?"
"Публика... Да, это кладет на меня большую ответственность. Иногда даже накладывает... Еще вопросы будут? Нет?.. Ну, так вот. Вообще-то, я собирался поведать вам какую-то историю... Про одну нашу общую с вами знакомую... Ну, вот, опять кто-то смеется... Откуда вы знаете, про кого я собираюсь? Ну, ладно. А начну я, ежели позволите, немножечко издалека...
Дело в том, да будет вам известно, что едва ли не во всех городах и населенных пунктах многоликой нашей отчизны обитает категория людей особенных. Добрые самаритяне не очень-то обращают на них внимание, они называют их так: бомжи, бичи, гопники etc... Однако, другая категория людей особенных почему-то их не уважает очень и, хотя те, вроде, ничего плохого им не делают, все время норовит лягнуть их побольней и кинуть пообидней. В малых городах они ловили их раньше, как конквистадоры - наивных аборигенов, в больших городах было малость повольготнее, но и тут творила свое черное дело химия монополизма. По сути своей, и те, и другие - люди, обиженные природой, разница в том, что если первые только об этом и говорят, то вторые об этом как-то вообще даже не думают. Однако (зачем и весь базар), дело в том, что, наряду с этими двумя достойными формациями, существует и третья. С бомжами их роднит лишь то, что они тоже - "без определенного места жительства". С ментами их не роднит ничего, кроме Адама или обезьяны. Это люди из системы.
Это странный, очарованный народ. Люди они сплошь и поперек разные, однако, всех их роднит и примиряет любовь к искусству, к свободе и к милой девочке Фанни.
Мотаются они автостопом по стране или сидят на нычке, хиппари они или панкующая лимитежь, поклонники ли литургии, музыканты, поставившие жизнь на рок-н-ролл, художники помоечных диванов, пехотинцы (ходоки за планом), поэты андеграунда или же просто кайфовальщики - Господи, да всякий, кто способен плакать не только по себе, да хавку свою презреть ради святого, а там уже не важно, любишь ты Христа или Леннона, Роттена или Кришну! - всякий хороший человек из системы мог прийти на флэт и найти для себя чай, хань, торчево иль пристанище (на ночь, неделю или месяц, а коли приживешься, так хоть на сколько хочешь) у милой девочки Фанни...
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Неистовая ночь - Александр Семенов бесплатно.
Похожие на Неистовая ночь - Александр Семенов книги
- Город Антонеску. Книга 2 - Яков Григорьевич Верховский - Русская классическая проза
- Прохожий - Аркадий Гайдар - Русская классическая проза
- Незапертая дверь - Мария Метлицкая - Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Поэзия против времени. Сборник стихов - Алексей Тот-Самый - Поэзия / Русская классическая проза
- Лев - Конн Иггульден - Историческая проза / Исторические приключения / Русская классическая проза
- Досыть - Сергей Николаевич Зеньков - Драматургия / О войне / Русская классическая проза
- Мартовская ночь - Кирилл Арнольд - Контркультура / Русская классическая проза
- Тряпичник - Клавдия Лукашевич - Русская классическая проза
- Между Бродвеем и Пятой авеню - Ирина Николаевна Полянская - Русская классическая проза
- Женский заговор. Любовь на спор - Лидия Лукьяненко - Русская классическая проза
