Рейтинговые книги
Читем онлайн Одиночество волка - Владимир Югов

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 25

Он твердо решил уехать.

В сон, прерывистый, больной, колокольчики вплелись. Волов проснулся: замешательство и испуг придавили просторный дом Хатанзеевых — участковый Мамоков Ваську привез. Мамоков снял тулуп, остался в шинельке лейтенанта милиции, в больших, не по росту, валенках. Степенно разгладил жидкие светлые волосенки, маленькое рябоватое лицо его начальственно хмурилось. Приехал, собственно, не затем, чтобы проверять воловские документы. Он с ними знаком еще тогда, когда старик гостю сына вызов выправлял. Теперь его больше интересует, как думает старейшина клана Ваську перевоспитывать! Сам уважаемый человек, депутат, активист. А сын? Пьяница и дебошир. У Мамокова дел и без Васьки хватает. Беглец объявился, слышь. Чего бы надо ему? А Васька…

Мамоков генералом расхаживает в притихшем доме.

— Говори громко и четко! И говори, кто подбивал!

— Они подбивал!

— Витька с Валеркой Меховым?

— Да. Говорят: тёпни! Я и тёпнул.

— Это значит, укради, — поясняет Мамоков присутствующим. — Так тебе скажут убей или зарежь, ты тоже сделаешь?

— Наташка меня не любит! — вдруг начинает плакать Васька. — Никто меня не любит! Отец меня не любит. Чужим дом хочет строить. Мне деньги не даст, когда умрет! Хочет в фонд отдать!

Мамоков уже профессором восседает за столом. Он стучит карандашом:

— Тихо, Васька. Отец правильно думает. Тебе дай деньги — ты совсем свиньей станешь. Свои пропьешь и отцовские. Сколько, знаешь, голодных и холодных на белом свете?

— Это мои деньги! Братьям даст — пускай мне тоже даст. Тогда Наташка станет меня любить.

Волов молча собирается на охоту. Право это у него есть. Целую неделю без отдыха был в стаде. Никто не попрекнет.

Мамоков оставил кричащий дом. Вышел на двор. Морозило. Дул злой ветер.

— И тебе удивляюсь, мужик! Берешь ружье и убегаешь в тундру. Широченные у тебя лыжи. Легкие, удобные. Ловко носишь свое натренированное тело. Армия, брат, дала тебе закалочку. Форму поддерживаешь… Но ведь и Ваську обижать не надо. Баба что? От греха беги! Вон какие дела.

— Через два дня уеду.

— Ну-ну.

«Малицу Наташа доделает и уеду», — решил.

11

Бежал он охотно. Свою землю знал. Темнота плотная, точно накрыт с головой черной рубахой. Глаза у него острые. Несколько раз тишина нарушалась: попадал в могучую стихию дикого оленьего царства. Он им завидовал: они совсем свободны. А он свободен наполовину.

Сиганул крепко. Ни одна проволока не выдержала. У-ух мчался! Вначале бежал по дубняку. Невысок ростом дубнячок, кряжист, сидит на земле крепко. Кое-где на притихших деревцах висит лист. И тогда он еще подумал: он крепче этого дубняка, если смог рвануть от них. Не такой он лопух. Разыгрывал комедию: согласен, уболтал и их игрой в тупость. «Посмотрим, кто из нас тупее!» Этот, что пришел в условленное место, наверное, лежит с проломленным черепом. Он наверняка знал, что убил пришельца. Его удар в тюрьме ценили. Мокрых дел за ним не числилось, но защищать себя он мог.

Леха боялся теперь, что дядя Родион его продаст. Придут к нему, и он скажет: жив Алексей Духов, был тут. Зачем зашел? А не объяснишь. Потянуло и все тут. К живому человеку. К М. — Маше. Чепуха, конечно. Верить никому нельзя. Но по дороге, по дороге… И, оказалось, не зайти нельзя. Как напугал Леху этот стук в сенях. Но, на счастье, оказалось: это М. — Маша.

Ничего не поймет бедный старик. Вот уж действительно долго доходит. Пялит глаза, глядит то на нее, то на него… Эх, старикаша! Забыл молодость, забыл, что такое любовь. Неужели раньше ни о чем не догадывался? Ну-у даешь! Пошел бы да погулял… А Лексей-то себе на уме. Ему уходить, вишь, надо! Что-то с Машей шепчутся за занавесочкой, что-то спорят, о чем?

Теперь Леха рвался к городку Козла. Во что бы то ни стало Леха должен выиграть время. Он должен всех перехитрить. И тех, и этих. Он должен быть выше их, умнее, ловчее. Козел и глазом не моргнет, как очутится под Лехиным сапогом…

Он добежал к Карасаваю. На речке покачивался и уплывал к океану рыхлый лед, снежура, сало, обломки заберегов. Шуга уже была густой. В нерешительности остановился. Непроходимый дурак решился бы махнуть тут. Ну а что делать? Не идти в обход, к океану? Да и где ты и там найдешь этот переход? Но у него теперь в душе было после удачи в доме М. — Маши неприятие невозможного. Он ухмыльнулся и пришедшей на ум мысли насчет непротивлению злу. Это на руку эксплуататорам и насильникам из господствующего класса! Если зло Козла не гибнет, то это как раз на руку сегодняшнему этому эксплуататорскому классу! Но от его воли все теперь зависимо, и это главное.

Прочь кирзовые сапоги, черную рубаху и синюю фуфайку. Ка-а-азел! Шапку в зубы, в руку все остальное — Ка-а-зеллл! Бры-бры-бры!

Мороз-то, мороз! Властвовал. Ворот рубахи потом сразу стал колом. Руки, как крюки. Ну держись! Невесомо уже на том берегу опадала хвоя, она устилала землю. В межрядьях лиственниц холод стоял до самых верхушек деревьев. Никак нельзя попасть в штанину. Попасть надо!

По-ошеллл! Озеро вдруг. По сухой, в белом, морозном пуху траве, по березовому с блеклыми листьями молодняку, по замшелым с боков кедрачам поплыл томительный новый звук. В дальнем конце озера звук помер…

Спешно выйдя на стежку — она опускалась к дубеющей воде выбеленной инеем полоской, — приостановился. Навалилась такая дикая оглохлая тишина, что его невольная остановка прозвучала окрест гулким шлепком. Тш-ш! пронесся вдаль последний шорох шага, и шорох этот долго еще летел, умертвляясь вдалеке. Леха испуганно поворотился туда, где шорох, наконец, остыл, будто застудившись. И снова взрывом, расплескиваясь, как вода на берегу моря, покатился звук этого его движения.

Трусливо присел, стараясь не задевать самого себя.

Тихо и чисто было вокруг. Чистые леса, чистое озеро, чистый снег вполнеба. «Я должен добежать!»

Он уже устал. По-людски, хоть на время, уснуть. Однако, лишь подумав так, не медля придушил расслабленность, втаптывая ее, как окурок, в замерзшую землю.

«М» лежало на пальце прочно, и он думал о Маше. Это была ее земля тихая, чуть припорошенная снегом земля.

Это было уютно. Однако попадались биваки геологов, урчали тракторы и вездеходы. Приходилось прятаться.

К его величайшему недоумению началась вырубка. Долго и огорченно думал, приостановив бег. Кто был? Что за люди? Свои? То есть с «Большой химии»? Или какие-то другие?

Несколько сваленных лесин лежало в сторонке. Отлегло от сердца. «Не наши! Нашим такая бесхозяйственность не прошла б!»

Вокруг лесин валялись шишки. Около них белки, быстро-быстро перебирают и пугливо поглядывают на него. Он на них замахнулся шишкой.

Там, где вырубка кончалась и стеной шел кедрач, увидел малинник. Видно, еще утрешняя, по-летнему медвяная роса застыла на кустах с тряпично обвисшими листьями. Как бы источал аромат быстро и мягко пролетевшего лета. В тюрьме он тосковал о нем.

К аэродрому он подошел незаметно. Сразу понял: ищут. Острые его глаза выхватили нестатную, омерзительную фигуру начальника тюрьмы Вахидова. Холодная мстительность застыла в нем: обыщутся! Он спрятался поначалу за прилетевшим, видно давно, вертолетом, закопался в снег. Обнажиться? Снять с себя шкуру? Дудки. Не так просто вся моя подноготная обнаружится. Ожесточение, что ему помешали накрыть Козла, росло в нем с бешеной скоростью, так как он, хотя и укрылся снежной постелью, замерзал. Он бы осыпал поцелуями их всех, дай они ему дорогу. Ложись и дрыхни! — приказал себе. — А око за око, зуб за зуб! Поделом тебе будет и мука!

Он, пожалуй, уснул, ибо услышал почти рядом:

— Потчевать можно, неволить грех. — Это был старческий голос.

Открыв глаза, он увидел из своего укрытия что-то очень похожее. Волов! Сразу узнал Алексей, своего одногодка, встретившегося в первые дни службы в части, где начиналась «пересортица».

Волов стоял в сторонке и был на белом фоне снегов высок, плотен и очень красив. С ним рядом какой-то тип (Хоменко). Как бывший студент, проходивший военку, держался старшине в затылок, точно оттягивая время прибытия к месту службы. Третий вдруг упал в снег. Леха и его узнал: Иван Хатанзеев.

Иван потом, наедине с Воловым, назвал фамилию сбежавшего из тюрьмы, догадываясь, что это тот самый сибиряк, с которым он службу начинал, раздумчиво сказал:

— Ты, старшина, начинал, а я ехал с ним вместе. Вот и скажи, что бога нет. Каждому свое горе.

О своем горе Иван уже однажды тайком Волову ведал. Это было уже в части, откуда они демобилизовались. Перед стрельбами рядовой Хатанзеев попросил старшину поставить его в наряд: «Не могу, товарищ старшина, на винтовку глядеть… Что дома буду делать — не знаю!»

Они потом ушли, и стало еще холодней. Он еще надеялся прорваться к городу Козла по воздушной дороге. На всякий случай он забрался в вертолет — можно отогреться. Но внутри была холодина, и на его счастье, кучей лежали в углу матрацы: кому-то собирались их доставить — в какую-то экспедицию или в школу-интернат. Он забрался в середину, и, позабыв обо всем, уснул.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 25
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Одиночество волка - Владимир Югов бесплатно.

Оставить комментарий