Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я понял, что жест адресован не мне, а жидкокристаллическим панелям: на ее шее был ошейник с программируемыми гироскопами, которым она отдавала команды спрятанной в стенах технике — и своей сидящей в соседних комнатах свите. А у прошлой Иштар был большой-пребольшой ноутбук со специальным трэкпэдом. Как быстро меняется эпоха.
Стены показали поверхность земли у входа в Хартланд. У меня мелькнуло головокружительное чувство, что я за секунду взлетел назад — на самый край рублевской бездны.
Я увидел синий автобус с актерами, подъезжающий к краю пропасти. В записи было видно, что водитель изо всех сил крутит руль, пытаясь отвернуть от дыры — но это у него не выходит, словно Иштар загипнотизировала не его, а автобус (у автобуса была добрая большеглазая морда, которая теоретически делала такое возможным).
— Жуть какая, — сказал я. — Как это могло случиться?
— Наколдовала, — ответила Гера.
— Да, — сказал я. — Я про Медузу горгону подумал.
— Хватит об этом. Энлиль сейчас выяснит и все расскажет.
— Ладно, — сказал я. — Ты вообще как?
— Мне у Энлиля дела надо принимать, — вздохнула она. — Сегодня или завтра. Все сроки прошли, а я боюсь.
— Как это происходит?
Она покосилась на меня.
— А то не знаешь. Кусаешь, и все.
— И больше никаких формальностей? Никаких ритуалов?
— Нет.
— А чего тогда боишься?
— Говорят, это необратимо. Энлиля ведь никто не кусает. Он знает слишком много. С этим потом жить тяжело. У него почему хамлет над пропастью? Чтоб оттягивало… Ладно, Рам, это все мои проблемы, чего я тебя гружу. Ты сам-то как?
— Так же. Наши меня ненавидят. Они думают, я тут с тобой баблос пью целыми днями.
Гера наморщилась.
— Не надо мне про баблос. Ты хоть знаешь, что это такое, когда он идет? Как месячные, но раз в десять противнее. Ты все равно не поймешь. Жаль, меня кусать нельзя, а то бы я показала.
— Слушай, а куда весь баблос уходит? Никто этого понять не может. Почему его так мало?
— Этим Мардук с Ваалом занимаются. Контроль у них. Я тут ничего не решаю. У Борисовны, кстати, тоже баблоса никогда не было.
— Но тебе-то самой дают?
— А зачем? На меня он все равно больше не действует. Он теперь у меня в метаболизме.
— Тебя предупреждали?
Гера отрицательно покачала головой. Движение вышло куда более выразительным, чем у человека с обычной шеей.
— Даже не упоминали. Сказали только, что за успех в жизни надо платить. И чем больше успех, тем больше плата. Ну а если становишься королевой, то и плата должна быть королевская…
— Это тебя Энлиль разводил?
— Нет, — ответила Гера. — Иштар Борисовна. Это она меня выбрала. Она так сказала — какая бы ты красивая ни была, а после тридцати все равно никому из мужиков нужна особо не будешь. А тут они за тобой до конца увиваться станут. Сколько проживешь. И потом, королева может с собой что хочешь сделать. Придумать себе любой образ и запустить в мир. Хоть певица, хоть топ-модель. Будешь на себя смотреть по телевизору, а остальные будут верить. И если приложить чуть-чуть воображения, то и сама постепенно поверишь… Что это ты и есть… Вытри мне слезы…
Я вынул из кармана платок — теперь я всегда имел с собой несколько — и приложил к ее лицу. Но слезы у нее текли все сильнее.
— Она прямо как мама со мной была. А мамы у меня не было… Представляешь, тебе говорят — дочка, хочешь быть королевой? Я тебя научу… Если только ты сможешь. Вот я и подумала — смогу или нет? И решила, что смогу.
— И как, получается?
Она невесело засмеялась.
— Я кино недавно смотрела про Елизавету Вторую, — сказала она, — и одну вещь поняла. Знаешь, что делает тебя королевой? Исключительно объем говна, который ты можешь проглотить с царственной улыбкой. Нормальный человек сблюет и повесится, а ты улыбаешься и жрешь, улыбаешься и жрешь. И когда доедаешь до конца, все вокруг уже висят синие и мертвые. А ты их королева…
— Я сейчас заплачу, — сказал я.
— Не надо. Иди сюда, дай я тебя поцелую.
Я послушно подошел и обнял прижавшуюся ко мне мохнатую шею — за последние дни я к этому уже привык. Если закрыть глаза, казалось, что обнимаешь верблюда или жирафа. Губы у Геры были точно такими же, как раньше — только теперь мне чудилось, что из ее рта пышет каким-то странным жаром, словно у нее гриппозная лихорадка.
Потом ее голова скользнула вниз.
К этому я тоже уже привык. Она расстегивала молнию зубами, и ей не нравилось, когда я ей помогал. Но сегодня у нее никак не получалось, и мне пришлось это сделать самому.
Я гладил ее волосы и смотрел на автобус, раз за разом опрокидывающийся в черную пропасть. Мне казалось, что я тоже превращаюсь в такой автобус, который все падает и падает, но никак не может упасть окончательно… А когда автобусу это наконец удалось, голова Геры поднялась к моему лицу. На ее глазах были свежие слезы.
— Ты меня теперь не любишь, — сказала она. — Совсем.
— Не кусай меня за это место. Лучше за шею.
— Какая разница. Ты… Ты никакого удовольствия не получаешь, когда я это тебе делаю.
— А что ты хотела, — ответил я, застегивая штаны. — Каждый день четыре раза. Мне все говорят — Рама, ты бледный стал, как вампир. Издеваются.
— Я эти пять минут чувствую себя живой, — прошептала она жалобно. — Прежней.
— Я только что тебя прежнюю видел, — сказал я. — Наверху.
Я тотчас пожалел, что эти слова сорвались с моего языка. Но вернуть их было уже невозможно. Гера заплакала еще сильнее.
— Вам, мужикам, кроме пизды от женщины вообще ничего не надо, — прошептала она. — Наверху не я. Это мое бывшее тело. Ты понимаешь разницу?
— Угу, — сказал я мрачно. — Понимаю. Извини.
Из коридора донеслись приближающиеся шаги.
— Вытри мне слезы, — велела Гера.
Я быстро привел ее щеки в порядок. Мне показалось, что ее глаза высохли сами — они стали злыми и колючими.
В комнату вошел Энлиль Маратович.
Его костюм был совершенно мокрым, в зеленовато-коричневой тине и пятнах масла. Прядь волос с затылка некрасиво прилипла к высокому лысому лбу. В первый момент мне показалось, что он специально привел себя в жалкое убожество, стараясь избежать выволочки. Я почувствовал легкий укол презрения — а потом увидел его глаза, и понял, что ошибся.
И как!
В его зрачках словно догорали огни неземного заката, который он только что видел. Закат этот был страшен и багров. Я непроизвольно шагнул назад. Даже голова Геры подалась назад на своей мохнатой ножке. Энлиль Маратович понял, какое мрачное впечатление он произвел — и попытался улыбнуться. Мне стало еще страшнее. Тогда он на несколько секунд закрыл глаза и лоб ладонями. Из них вынырнуло его прежнее — правда, грязное и усталое — лицо.
— Моя королева, — сказал он, приседая в элегантно-ироничном поклоне, — я все выяснил.
— Почему она ожила? — спросила Гера.
— Она не оживала, — сказал Энлиль Маратович. — Все было заранее подстроено. Думаю, что Иштар Борисовна обдумывала завещание не год и не два.
— Рассказывай, — велела Гера.
— У Иштар Борисовны в последние годы жизни образовался своего рода ближний круг. Всякие актеры и фокусники, которые ее развлекали по видеосвязи. Что-то вроде выводка болонок. У них даже специальный зал был для видеоконференций. Она с ними под коньячок по десять часов иногда трындела — им в три смены приходилось работать. А они про нее, натурально, ничего не знали. Им было сказано, что это чья-то там жена, в монастырь сосланная. Поэтому такая секретность. Платили много. В общем, привыкли они друг к другу, и Иштар Борисовна, видимо, решила их с собой прихватить на память. Она это долго готовила. Несколько лет. Сама программу концерта написала. Она… Я не знаю, что она думала. Но я точно знаю, что думал ее сообщник.
— Кто?
— Который последним пел. В шортах. У него в кармане был брелок, типа как от машины. Ему кнопку велели нажать, как допоет. Ну не просто, конечно, а за большие деньги. Иштар ему сказала по секрету, что это будут ее похороны и она хочет всех напугать — мол, откроются глаза на специальных пружинах. Она ему даже макет головы показала с этими пружинами. Вместе репетировали, по видеосвязи. И она каждый раз рыдала. Поэтому он ей верил и не боялся. Даже жалел немного. Что с автобусом будет, он не знал. Хотя, когда «позови меня с собой» пел, что-то такое начал чувствовать…
Гера посмотрела на экран, где крутилась закольцованная сцена только что случившейся катастрофы — автобус в очередной раз переваливался колесами через край пропасти.
— Нет худа без добра, — сказала она. — Зато халдеев напугали.
Мне показалось, что в ее лице действительно появилось нечто королевское.
— А хорошо сделала старушка, — продолжала она. — Открыла глаза и… Как там? Позвала с собой. Значит, на пружинах? Надо запомнить…
- Жизнь насекомых - Виктор Пелевин - Контркультура
- Время героев (сборник) - Сергей Минаев - Контркультура
- Завышенные ожидания - Андрей Валерьевич Ганеша - Контркультура / Короткие любовные романы / Русская классическая проза
- Words of War - Apkx - Контркультура / Поэзия / О войне
- Наука убийства - Стив Айлетт - Контркультура
- Ана Пауча - Агустин Гомес-Аркос - Контркультура
- Пацаны. Повесть о Ваших сыновьях - Алина Сергеевна Ефремова - Контркультура / Русская классическая проза
- Trip-2. Лондонский сип - Дмитрий Факофский - Контркультура
- Возвращение - Дзиро Осараги - Контркультура
- Счастье - Софья Купряшина - Контркультура