Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Смотри, над твоим домом появилась Венера.
– Похоже, она его предпочла другим, правда? Я влюбилась в мужчину, который старше меня на двадцать лет. Думала, что возраст не имеет значения.
– А он имеет?
У меня начинали мерзнуть ноги. Сверху на мне было полотенце для вытирания пота, но на босых ногах появились мурашки. Поэтому, пока она не ответила, мне показалось, прошла целая вечность.
– Я часто слышала, что не имеет, что любовь выше любых различий, однако любовь это то, что касается двух конкретных людей с их конкретными различиями, и если быть перед тобой откровенной, я думаю, что да, возраст имеет значение и притом очень большое.
Она ушла в себя. Прежде чем сказать ей, что ухожу, я тщательно обдумал каждую фразу.
– Послушай, – сказал я, – мне пора идти, но я каждый день пробегаю здесь примерно в то же самое время, как и сегодня. Если мы встретимся, то сможем продолжить беседу. Давай, если ты не возражаешь и у тебя нет другихдел. – И в завершение произнес совсем уж банальную фразу: – Не каждый день выпадает возможность поговорить с таким человеком, как ты, обычно все вокруг такое заурядное и такое скучное.
Я подумал, что в конце дал промашку, что сейчас увижу хмурое лицо. Но к своему удивлению увидел на ее лице улыбку.
Хорошо, со мной происходит то же самое.
С этого момента всем своим существом я стремился к этой второй встрече с Таней, и исключительно с ней. Никому не шли брюки так, как ей. У всех попки были либо слишком толстые, либо слишком худые. Танина попка заполняла брюки тютелька в тютельку. Мне нравилось смотреть на нее. В тот вечер я мог заснуть и видеть, как она то и дело садится на свой диван и встает с него, и идет к двери в этих брюках и коричневых ботинках, слишком светлых, потому что на дворе уже почти наступила зима, видеть только ей присущую осанку. Я знал, что в доме Ветеринара был гимнастический зал, которым пользовались они с отцом, гораздо реже – мать и совсем не пользовался Эдуардо Я сразу же подумал о прекрасной возможности заниматься там штангой наедине с ней. И мгновенно возникло неприятное чувство, что мы там повторим то, что совершали моя мать и мистер Ноги.
Я несколько дней не возвращался на то место, ходил, словно помешанный, время для меня остановилось. Существовала только она, все прочее было ее продолжением – от школы до трико моей матери и до собак, которые носились по тропинке. В полдень я зашел в кафетерий «Ипер», чтобы перекусить пиццей и выпить кока-колы. И там мне показалось, что я слегка забыл о призрачной идее постоянного общения с ней. Я прошелся по центру, где повсюду были выставлены напоказ портативные магнитофоны, попробовал рекламные образцы кремов и одеколона, а потом отнес их продавщице газет. В общественном саду посидел немножко на своей любимой лавочке с зонтиком и насладился пронизывающим запахом влажной земли из цветочных горшков.
Я уже забыл и о предновогодней ночи, и о празднике в Соко-Минерве, когда ко мне подошла мать с каталогом мужской одежды магазина «Корте инглес». Она показала мне одну из страниц.
– Выбирай, какой хочешь. Пора тебе иметь хороший костюм.
Должен признать, что с определенного времени и по тот самый день сбывалось все, что мне хотелось. И это меня смущало, потому что до тех пор такого со мной не случалось. Если на экзаменах мне очень хотелось, чтобы попадались вопросы, на которые я знал ответы, то такие вопросы мне никогда не доставались. Когда я был совсем маленьким и кто-то стучал вечером в нашу дверь, мне всегда хотелось, чтобы это был отец и чтобы он привез мне подарок, но отца там никогда не оказывалось. Если где-то раздавали премии, я никогда не оказывался среди избранных, за исключением тех случаев, когда подарки раздавали всем. Если я просил, чтобы мне купили собаку, то всегда получал отказ. И мне никогда не приходило в голову роптать, потому что я прекрасно видел разницу между подспудными желаниями одного человека и намерениями других, то есть тех, кто был вправе эти желания выполнить. Однако теперь, когда все мои капризы встречались с пониманием, я осознал, что раньше такого никогда не бывало, и воспоминание о прошлом стало навевать грустные мысли.
Передо мной была фотография костюма, который мне нравился, а я был в нерешительности. Костюм без Тани уже не имел никакого значения. Более того, я представил себе, как одежда, висящая на вешалке, будет напоминать мне о том, чего я лишился.
Торопиться не надо. Подумай хорошенько. Можешь выбрать любой, который тебе понравится. О деньгах не беспокойся.
Неделю спустя я решил, что пришло время вернуться к атаке на Таню, но пошли дожди, такие сильные, что заниматься бегом в такую погоду никому не пришло бы в голову. Дождь заслонял холм со всеми его шале, луной и звездами от остальной части вселенной.
Я целыми днями ожидал, сидя у телевизора, когда же наконец прояснится небо. Теперь телевизор вызывал у меня отвращение. Вызывало возмущение и то, что я, смотря телепередачи, почему-то забывал о Тане. У меня еще не было настоящей бороды, но то, что выросло, я не сбривал. Домработница спросила, почему я не иду в школу. Я ответил, что не могу идти туда в такой дождь.
– А мне тогда что делать, не ходить на работу, лентяй несчастный?
Она считала, что раз знает меня с малых лет, то имеет право оскорблять. Но мне было все безразлично.
– Ты веришь в судьбу, в удачу? – спросил я ее.
– Судьба бывает либо хорошей, либо плохой, все зависит от того, как на нее посмотреть. Все это выдумки. А ну-ка сойди сейчас же с дивана. Мне нужно убраться в зале.
Домработница убиралась во многих домах поселка, но наш был самым давнишним и постоянным местом ее работы, поэтому она считала его как бы своим. Ей было жалко, когда что-нибудь разбивалось, когда я прогуливал или когда моя мать бывала грустна. Мою мать она любила и когда говорила о ней, то называла ее «эта бедная женщина», хотя мать как сыр в масле каталась. Вытирая пыль, домработница покачивала головой и приговаривала:
– Она убивает себя в гимнастическом зале.
И в самом деле, мать, которая уже была далеко не первой молодости, возвращалась с занятий штангой очень усталая и без сил валилась на диван. В таких случаях домработница садилась на краешек дивана с двумя банками пива, для нее и для себя, а мать просила ее не уходить в другой дом, а остаться с нами, пообедать и поболтать немножко. Домработница обычно с радостью соглашалась, когда у нее, конечно, не было работы в других местах. Мать слепо доверяла ей и все рассказывала. Летом они возлежали в гамаках в саду, а в плохую погоду – в доме на диванах, задрав ноги. Так что когда мой отец задерживался дома дольше, чем ожидалось, она испытывала, как и все мы, легкое чувство досады.
Домработница говорила, что наш дом был единственным, в котором она пользовалась плодами своего труда, уютом, который она в нем создавала. В жаркие дни это были приятный запах чистоты, приспущенные шторы, безупречно заправленные постели, выглаженное белье, за исключением моих брюк, до блеска отчищенные туалеты. А когда было холодно, – это была поленница дров у камина, на которую было приятно смотреть, растапливали камин или нет, полностью поднятые шторы, и над всем этим безупречным порядком – сияние солнечного света. Она говорила, что ни за что на свете не покинет наш дом, а меня удивляла мать, которой удалось добиться такой преданности за такую низкую плату.
Несмотря ни на что, удача все-таки существует. Пришла она и ко мне, потому что случилось то, о чем я и мечтать не мог, – мне позвонила Таня.
– Ну и погодка, правда? Я подумала, в такую погоду ты не можешь бегать.
– Это невозможно, – ответил я.
– В любом случае мне подумалось, что ты можешь прийти повидаться со мной. Сегодня мне необходимо выговориться перед кем-нибудь.
– Я немного задержусь, возможно, на час.
– Я тебя жду.
Было шесть часов, а в шесть с четвертью я уже принял душ, надушился, надел свои лучшие ботинки, кальсоны, брюки, рубашку и свитер. Посмотрел на себя в зеркало и спросил себя, достаточно ли всего этого великолепия. Что бы еще надеть – в голову не приходило. Когда пробило полседьмого, я уже бежал по той части от остановки семьдесят седьмого автобуса к дому Ветеринара. По улицам текли потоки прозрачной воды, которая смывала красноватый налет с тротуаров, а мне промочила насквозь ботинки. Разверзлись хляби небесные. Никогда еще особенности нашего поселка не были видны так отчетливо. Но я не задерживался, чтобы подумать о двух склонах поселка – сухом и мокром. Они не имели между собой ничего общего. Сейчас на мокром склоне находился холм с красными тротуарами и дождем, сквозь который я шел тем вечером, отдаваясь мыслям о том, что происходит.
Я добросовестно вытер ноги о коврик из соломки, прочитав в очередной раз надпись на позолоченной пластинке: «Роберто Альфаро. Ветеринар». Тот, кому улыбнулось счастье, должен знать, что его мера не всегда совпадает с мерой желаний. Оно либо проходит, либо вообще не является. На этот раз счастье оказалось коротким, ибо дверь мне открыл Эдуардо.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Граница дождя: повести - Е. Холмогорова - Современная проза
- Явление чувств - Братья Бри - Современная проза
- Жизнь наверху - Джон Брэйн - Современная проза
- Красный дом - Роберт МакКаммон - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- 17 м/с - Аглая Дюрсо - Современная проза
- Я сижу на берегу - Рубен Гальего - Современная проза
- Дом на набережной - Юрий Трифонов - Современная проза
- Нечисти - О'Санчес - Современная проза