Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты хочешь сказать, надеюсь, что в Италии ее нет. Что это показная, буржуазная, фальшивая демократия.
– Согласен, согласен. Ты права: «Хороша страна Италия, а Россия лучше всех». Но факт есть факт. У вас человек, исключенный из партии, уже как бы забракован не только для партии, но и для всего иного. А у нас, прости, ничего с ним особенного не случится. Хозяева еще, пожалуй, и денег ему прибавят.
Лера слушала его, смотрела на него и с огорчением думала о том, как, оказавшись в своей родной Италии, Бенито переменился. В Москве он был не таким. Он восхищался там советской действительностью, масштабами строек, массовостью образования, открытым, дружелюбным характером советских людей. От мелочей быта – он сам называл их мелочами – Спада отмахивался, говорил, что со временем все наладится, все образуется. «Унитазов-то наштамповать,– не раз слышала Лера.– несравнимо легче и проще, чем сознание людей перестроить. Россия сумела сделать это. Люди, люди – ее богатство, люди новой морали, люди нового образа жизни». И вот сегодня он совсем иной. Неужели и тут сказывается непреложная марксова формула: бытие определяет сознание? Но он же состоит в партии. Как же все это?
Лера выросла не в обывательской среде. Родители ее были коммунистами не только по документам. Они были действительно передовыми людьми. Отец – депутат Моссовета многих созывов, мать постоянно избиралась в партийное бюро в своей поликлинике, была активисткой, непременно участвовала в общественных движениях. Не отставала от родителей и Лера – была комсомолкой до самого отъезда в Италию и, не покинь она Советский Союз, наверно, тоже вступила бы теперь в партию. О жизни и деятельности коммунистов за рубежом, в капиталистических странах представление у нее было определенное. Борьба за то, чтобы в конце концов власть в этих странах взяли в свои руки рабочие и крестьяне,– для нее это не было только лозунгом первомайских демонстраций. Нет. Отец ее был сыном рабочего и сам начинал свой жизненный путь как рабочий. А мать до института была крестьянкой и дочерью крестьян-колхозников. Бенито, ей казалось, путал все. Хотя он и состоял в партии и учился в Советском Союзе, но подлинному пониманию смысла борьбы коммунистов не научился. Она относила это к тому, что происходил он из мелкобуржуазной среды, что его сознание формировалось буржуазной школой, что в детстве он ходил исповедоваться к своим католическим попам, и то и дело пыталась разъяснить ему те положения марксизма, какие, по ее мнению, Бенито не очень понимал; делала она это осторожно, дружески, очень тактично.
– Ох уж вы, советские! – смеялся он в ответ так, что за его смехом нельзя было не ощущать раздражения. – Все до одного вы пропагандисты. Пропаганда же это, Лерочка, и больше ничего. Нельзя не видеть различия наших путей. Вы шли одним путем. Мы избрали другой, более подходящий для такой страны, как Италия.
– Может быть, может быть…– Лера неуверенно пожимала плечами.
Понемногу она осваивала итальянский язык и уже могла довольно сносно объясняться в городской толпе или с соседями. Однажды ей представилась одна из соседок по двору.
– Милая синьора, что вы так робки? Не бойтесь нас, мы все тут ваши искренние друзья. Что касается меня, то я и вообще на треть русская. Меня зовут Мария. Мария Антониони. Моя мама…– И синьора Мария в течение двух или трех часов преподробнейше рассказывала Лере о своей жизни, о том, как она родилась в Одессе, как и почему покинула Россию; успела даже рассказать о своем ходившем в партизаны Сальваторе. По том она подперла крепким пальцем пухлую щеку и спросила: – А как вам нравится у нас в Италии?
– Очень нравится. Хорошая страна. Красивая.
– Значит, вы уже отказались от коммунизма?
– Не понимаю вопроса. Почему я должна от него отказаться?
– Видите ли, Италия вам нравится… Россия осталась позади…
– Ну и что?
– Как что, милая синьора! Когда у нас был дуче, все были фашистами, хотя до того все были социалистами. Вам, может быть, неизвестно, но родители вашего мужа назвали так своего первенца, вашего Бенито, именно в честь Муссолини. А вы, я вижу, этого не знали! Так знайте, милая синьора, знайте! Да, у нас так. Был Муссолини – все были фашистами. Пал его режим – все стали демократами. А у вас разве иначе, в нашей дорогой, милой моему сердцу России? Вы были у себя коммунисткой?
– Нет, я еще не была коммунисткой. То есть, я хочу сказать, что не состояла в партии.
– А у нас?
– У вас я, может быть, вступлю в Итальянскую компартию. Если примут, конечно. Я подданная все-таки советская.
– Странно, милая синьора, странно. Я вас не понимаю. На черта вам это все надо?
Разговор тот произвел на Леру самое удручающее впечатление. Конечно, все это формальности – имя и прочее, но тем не менее как-то противно, что Бенито, если соседка не врет, был назван так в честь одного из самых больших негодяев двадцатого века. Она спросила об этом у него самого.
– Да, кажется,– ответил он с небрежностью.– А что тут такого!
У вас, в Советском Союзе, сколько угодно Сталин, Владленов и тому подобных.
– Сравнил! – Лера даже закричала. – Как тебе не стыдно!
– Ну хорошо. Владлены – это оставим, это особо. А Сталины…
– Бенито! – сказала тихо, но решительно Лера.– Мы поссоримся. Ты этого хочешь?
Он помолчал немного, перекипая внутри, затем рассмеялся, пошел к холодильнику, достал бутылочку дешевой апельсиновой воды, налил в стакан, отхлебнул глоток.
– Вам, советским, непременно нужны личности и нужен их культ.
Вы любите выдумывать себе кумиров и подчиняться им. А вот мне, например, на Муссолини наплевать.
– И мне на него наплевать! – зло бросила Лера.
– И напрасно. Он был незаурядной личностью, сильной, он превратил разоренную первой мировой войной, побежденную Италию…
– В первоклассное фашистское государство! – перебила его Лера.
– Ну и что! Может быть. Но он повел за собой народ.
– Куда? К мракобесию. К неизбежному новому поражению. И привел.
– Я его не оправдываю, пойми. Я юрист, а ты историк. Ты, ты, именно ты должна быть беспристрастной в оценке явлений истории. Но ты пристрастна, ты не объективна. А я просто констатирую. Я, я, объективен я, а не ты. Что было, то было.
– Ну и я тебе говорю: что было, то было. Дело не в личностях, а в том, какие идеи исповедуют личности, насколько эти идеи отвечают интересам народа…
– Рабочих и крестьян? – Спада улыбнулся доброй, почти ангельской улыбочкой.
– Да, да, рабочих и крестьян. И ты состоишь в партии, которая была создана, и живет, и борется именно во имя интересов рабочих и крестьян. И если ты не способен отдать всего себя этим интересам, то зря ты связался с коммунистами, зря, Бенито.
– Видишь ли, я не могу быть таким узколобым фанатиком. В наше время коммунистическое движение трактуется иначе, чем полсотни лет назад. Да и тогда это было сложным. Интересы рабочих и крестьян – это одно, а интересы народа в целом – другое. В наше время, если власть в свои руки возьмут только рабочие и крестьяне,– это, поверь, будет для страны бедствием. И тогда, в семнадцатом году, было бедствием. Твои рабочие и крестьяне уничтожили, изгнали из России всю интеллигенцию, и вот по сей день путаются в варварстве, в дикости, в бескультурье. Что они выиграли?
– Мне вполне достаточно того, что они выиграли! – гордо ответил Лера.– Донецкий шахтер Васильев и новгородская крестьянка Степанова, родившие меня, не только сами в результате семнадцатого года стали интеллигентами, но, видишь, и дочери своей дали высшее образование. А таких миллионы и миллионы… Весь народ…
– Милая! – Спада взял ее за руку, поцеловал мизинец.– Я не хотел тебе говорить этого раньше, но ты сама меня вынуждаешь сказать. Став врачами, твои родители не стали интеллигентами. Твой просвещенный общественник отец, уж прости, до сих пор не умеет пользоваться ножом и вилкой, как, впрочем, и те миллионы, миллионы…
– Бенито! – Лера отдернула руку.– Это подло в конце-то концов. Подло и мерзко. Ты сидел за нашим столом, тебя так радушно угощали…
- Где-то возле Гринвича - Олег Куваев - Советская классическая проза
- Том 5. Ранний восход. Маяковский – сам - Лев Кассиль - Советская классическая проза
- Твой дом - Агния Кузнецова (Маркова) - Советская классическая проза
- Победитель шведов - Юрий Трифонов - Советская классическая проза
- Год активного солнца - Мария Глушко - Советская классическая проза
- Гуси-лебеди летят - Михаил Стельмах - Советская классическая проза
- В бесконечном ожидании [Повести. Рассказы] - Иван Корнилов - Советская классическая проза
- Под брезентовым небом - Александр Бартэн - Советская классическая проза
- Один день Ивана Денисовича - Александр Исаевич Солженицын - Советская классическая проза
- Страх - Даниил Гранин - Советская классическая проза