Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Дайте я вам помогу, — сказала сестра Феоктиста, положив в угол дивана свои четки.
Девушки вежливо отклоняли ее услужливость.
— Нет, что ж такое, я помогу. Разве это трудно?
И сестра Феоктиста, встряхнув белую крахмальную юбку, набросила ее на Гловацкую.
— Благодарю вас, душка моя, — отвечала, закрасневшись, девушка и, обернувшись, поцеловала два раза молодую монахиню.
А монахиня опять заворочалась в накрахмаленных вещах и одевала Женни в то же самое время, как Абрамовна снаряжала Лизу.
— Как Нынче манишки-то стали шить! Совсем как мужчинская рубашка, — говорила сестра Феоктиста, оправляя надетую на Женни манишку.
— Вам нравится этот фасон?
— Нет, я так говорю; легче как будто, а то, бывало, у нас все шнурки да шнурочки.
— Вы давно в монастыре?
— Давно. Уж и не помню когда, — отвечала, смеясь, Феоктиста. — Три года уж.
— И не скучно вам?
— О чем скучать-то? Спаси господи и помилуй! Сестра Феоктиста глубоко вздохнула и в середине двух юниц отправилась в церковь. В церкви была страшная давка и духота. Сестра Феоктиста насилу провела Лизу с Женей вперед к решетке, окружающей амвон, и отошла к особенному возвышению, на котором неподвижно стояла строгая игуменья. Воздух в церкви все более и более сгущался от запаха жарко горящих в огромном количестве восковых свеч, ладана и дыхания плотной толпы молящегося народа. Перед началом стихир* мать Агния незаметно кивнула пальцем сестре Феоктисте. Та подошла к ней, сделала поясной поклон и подставила ухо, а потом опять поклонилась тем же поясным поклоном и стала тихонько пробираться к нашим героиням.
— Мать игуменья беспокоятся за вас, — шепнула она девушкам. — Они велели мне проводить вас домой; вы устали, вас бог простит; вам отдохнуть нужно.
— Пойдемте, — так же шепотом отвечали обе девушки и стали пробираться вслед за Феоктистою к выходу.
На дворе стояли густые сумерки.
— Чаю напьетесь? — спросила сестра Феоктиста, входя на крыльцо кельи.
— По правде сказать, так всего более спать хочется, — отвечала Лиза.
— Ну так Христос с вами, спите. Прощайте, гос подь с вами.
— А нет, зайдите, зайдите, — заговорили девушки.
— Раздуйте самоварчик, — сказала, входя, сестра Феоктиста. — Ну, так спать? — добавила она, обратись к девицам.
— Лежать, сестра Феоктиста, — отвечала Лиза.
— Ну, ложитесь, покатайтесь, поваляйтесь, расправьте косточки, а я вам душепарочки волью.
— Милая! какая вы милая! — сказала Лиза и крепко, взасос, по-институтски, поцеловала монахиню.
— Чем так вам мила стала? Голуби вы мои! Раздевайтесь-ка, да на постельку.
Истомленные дорогою девушки начали спешно разоблачаться.
— Где же лечь? — спросила Лиза.
— На постель, на постель, мой; ангел: Тетушка так сказала, — отвечала сестра Феоктиста.
— Валимся! — проговорила Лиза и, забросив за уши свои кудри, упала на мягкую теткину постель. За нею с краю легла тихо Гловацкая.
— Ну и отлично. Теперь я подам чайку.
— Зачем же вы сами, сестра Феоктиста?
— Да что ж за беда. Я и сама напьюсь с вами.
Чаек подали, и девушки, облокотясь на подушечки, стали пить. Сестра Феоктиста уселась в ногах, на кровати.
Девушки, утомленные шестидневной дорогой, очень рады были мягкой постельке и не хотели чаю. Сестра Феоктиста налила им по второй чашке, но эти чашки стояли нетронутые и стыли на столике.
— Кушайте!
— Не хочется, — отвечали обе девушки.
— Ну, почивайте. Всенощная еще не скоро кончится. Часа полтора еще пройдет, почивайте, а я пойду.
— Нет, посидите с нами, вы ведь тоже устали, там духота такая в церкви.
— Сестра Феоктиста! Как вы думаете, можно покурить потихоньку?
— Ох, не знаю, право.
— Ведь никто не взойдет?
— Не знаю.
Лиза спрыгнула с кровати, зажгла папироску и села у печки.
— Не тянет что-то.
— Труба, верно, закрыта от грома. Я открою сейчас, — и Феоктиста открыла трубу.
Женни тоже покурила, и обе девушки снова улеглись.
— Душно, точно, голова так и кружится, да это ничего, господь подкрепляет, я привыкла уж, — говорила Феоктиста, продолжая прерванный разговор о церковной духоте.
— Как вы успели привыкнуть так скоро? — спросила, внимательно глядя на сестру Феоктисту, Лиза.
— М-м… так. Привыкла, потому что здесь ведь хорошо.
— Чем же хорошо?
— Тихо так, хорошо.
Вышла пауза.
— И вы никогда не скучаете? — спросила Женни.
— Чего скучать, надо богу молиться, а не скучать.
— Иногда против воли скучается.
Сестра Феоктиста вздохнула.
— Молитвой надо ограждать себя, — проговорила она тихо.
— А если нельзя молиться? — спросила быстро Лиза.
— Отчего нельзя?
— Если не спокоен, расстроен, взволнован.
— Тут-то и молиться.
— Вы это на себе испытали когда-нибудь?
— Как же. Искушения тоже бывают большие и в монастыре.
— Интриги?
— Как изволите?
— Интриги, говорю, есть? Сплетни, ссоры, клеветы, — пояснила Лиза.
— А! Ну все надо перенесть: на то покаяние, на то монастырь.
— А есть это все?
— Как вам сказать? — отвечала Феоктиста с самым простодушным выражением — на своем добром, хорошеньком личике. — Бывает, враг смущает человека, все по слабости по нашей. Тут ведь не то, чтоб как со злости говорится что или делается.
— А все враг смущает?
— Все по слабости нашей.
— Вы зачем пошли в монастырь-то?
— Как изволите? — переспросила сестра Феоктиста.
Лиза повторила свой вопрос.
— Так, пошла да и только.
— Дурно вам было дома, что ль?
— М-м… так. Муж помер, дитя померло, тятенька помер, я и пошла.
— Разве никого больше не оставалось у вас, и состояния никакого не было?
— Нет, видите, — повернувшись лицом к Лизе и взяв ее за колено, начала сестра Феоктиста: — я ведь вот церковная, ну, понимаете, православная, то есть по нашему, по русскому закону крещена, ну только тятенька мой жили в нужде большой. Городок наш маленький, а тятенька, на волю откупимшись, тут домик в долг тоже купили, хотели трактирчик открыть, так как они были поваром, ну не пошло. Только приказные судейские когда придут, да и то всё в долг больше, а помещики всё на почтовую станцию заезжали. Так, бывало, и плиты по неделе целой не разводим. Ну я уж была на возрасте, шестнадцатый годок мне шел; матери не было, братец в лакейской должности где-то в Петербурге, у важного лица, говорят, служит, только отцу они не помогали. Известно, в этакой столице, самим им что, я думаю, нужно, в большом-то доме!
Феоктиста вздохнула и, помолчав, продолжала:
— Женихов у нас мало, да и то все глядят на богатеньких, а мы же опять и в мещанство-то только приписались, да и бедность. Очень тятенька покойник обо мне печалился. Ну, а тут, так через улицу от нас, купцы жили, — тоже недавно они в силу пошли, из мещан, а только уж богатые были; всем торговали: солью, хлебом, железом, всяким, всяким товаром. У нас ведь, по нашему маленькому месту, нет этих магазинов, а все вместе всем торгуют. Только были эти купцы староверы… не нашего, значит, закона, попов к себе не принимают, а все без попов. Ну, как там, бог сам знает, как это сделалось, только этот купеческий сын Естифей Ефимыч вздумал ко мне присвататься. Из себя был какой ведь молодец; всякая бы, то есть всякая, всякая у нас, в городе-то, за него пошла; ну, а он ко мне сватался. В доме-то что у них из-за этого было, страсти божьи, как, бывало, расскажут. Мать у него была почтенная старуха, древняя такая и строгая. Я-то тогда девчонка была, ничего этого не понимала. Уж не знаю, как там покойничек Естифей-то Ефимыч все это с маменькой своей уладил, только так о спажинках* прислали к тятеньке сватов.
— Ну?
— Ну и выдали меня замуж, в церкви так в нашей венчали, по-нашему. А тут я годочек всего один с мужем-то пожила, да и овдовела, Дитя родилось, да и умерло, все, как говорила вам, — тятенька тоже померли еще прежде.
— А вы в монастырь и пошли?
— Да и пошла вот.
— А с мужем вы счастливы были?
— Известно как замужем. Сама хорошо себя ведешь, так и тебе хорошо. Я ж мужа почитала, и он меня жалел. Только свекровь очень уж строгая была. Страсть какие они были суровые.
— Обижала она вас?
— Нет, обиды чтоб так не было, а все, разумеется, за веру мою да за бедность сердились, все мужа, бывало, урекают, что взял неровню; ну, а мне мужа жаль, я, бывало, и заплачу. Вот из чего было, все из моей дурости. — Жарко каково! — проговорила Феоктиста, откинув с плеча креповое покрывало.
— Снимите шапку.
— И то.
Феоктиста сняла бархатную шапку, и золотисто-русая коса, вырвавшись из-:под сдерживавшей ее шапки, рассыпалась по черной ряске.
- Старые годы в селе Плодомасове - Николай Лесков - Русская классическая проза
- Старческий грех - Алексей Писемский - Русская классическая проза
- Голос природы - Николай Лесков - Русская классическая проза
- Давай поженимся - Сергей Семенович Монастырский - Русская классическая проза
- Вокзал, перрон. Елка с баранками - Сергей Семенович Монастырский - Русская классическая проза
- Том 2. Драматургия - Иван Крылов - Русская классическая проза
- Береги честь смолоду. Лучшие произведения русских писателей о дружбе, верности и чести - Николай Лесков - Русская классическая проза
- О Квакереях - Николай Лесков - Русская классическая проза
- Административная грация - Николай Лесков - Русская классическая проза
- Леон дворецкий сын - Николай Лесков - Русская классическая проза