Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом Мисаэль свернул две самокрутки. Не простые цигарки, но толстые, как «гавана» миллионера, и набитые лучшей марихуаной. Такую сигаретку выкуриваешь в постели, перед тем как предаться любви в нереальных пространствах, такая сигарета – наивысшее и подлинное воплощение Философской Идеи сигареты. Мисаэль сунул их в рот прохиндеям, и Хекторо заставил выкурить до конца; весь бордель наполнился ароматом, а жертвы хихикая валились с ног и всякий раз, проблевавшись, требовали еще выпивки.
Когда стемнело, Хекторо с Мисаэлем дотащили чужаков до вертолета и загрузили в кабину. Они хлестали их по щекам и щипали за ляжки, пока те не запустили и не прогрели двигатель, а потом понаблюдали, как железная стрекоза на бешеной скорости отбывает не в том направлении.
Через несколько дней вертолет обнаружили высоко в снегах сьерры. Его нашли индейцы из поселка племени чачи. Накрепко замороженные хлыщи подали индейцам мысль, что в этой штуковине можно хранить мясо, а не зарывать его в снег, отмечая место колышком. Два бандита навсегда заморозились на сиденьях, а индейцы назначили их духами, вечными стражами железной коробки для мяса, ниспосланной им благодетельным промыслом Виракочи.
9. Ножи
– Ну что, пацаны, – сказал Заправила, – все усекли? Мне нужно, чтоб это выглядело, как обычный гоп-стоп, типа ребята слегка увлеклись, врубаетесь? Заберете хрусты и цацки, лады? Что возьмете – ваше, мне оно без надобности. Сварганите дело – получите плюсы: по новому мотоциклу на нос. Может, даже повышу – на мокруху переведу, сечете? Тогда получите по «магнуму», а уж он-то слону яйца отстрелит, идет?
Дионисио с Аникой гуляли под руку по улицам – ждали Рамона, чтобы отправиться в бар. Два бандита шли за ними метрах в десяти, нервно ощупывая рукоятки спрятанных ножей и приглушенно переговариваясь.
– Вдруг он станет отбиваться? – спросил один.
– Хрена с два! – ответил другой. – Глянь, какой жирный увалень. Выпустим ему кишки – и деру.
– Может, и девку почистим?
– А что – может, у нее деньжата при себе. И колечко вон клевое.
– Правда, Заправила велел ее не трогать.
– Он же не сказал «не грабить». – Бандит подмигнул, и напарник одобрительно ухмыльнулся.
Анику, счастливую и расслабленную, переполняла нежность:
– Милый, я хочу тебя поцеловать. Иди-ка сюда на минуточку.
Она утянула Дионисио в тенистый переулок, прижала к изгороди и, закрыв глаза, поцеловала. Бандиты выскользнули из-за угла, решили не упускать случай и, на ходу вытаскивая ножи, бросились к обнимавшейся парочке. Подбежав, они слегка замешкались, потому что Аника закрывала собой Дионисио. Тут один задел ногой консервную банку. Дионисио открыл глаза и увидел бандитов.
Наверное, настоящая смелость – преодолеть страх и сделать то, чего боишься. Дионисио же, хоть сам этого не знал, был храбрым по природе. В нем инстинктивно вспыхивала благородная ярость, мгновенно перекрывавшая порыв спасаться бегством. При виде двух подонков с ножами в нем тотчас взметнулось бешенство – он решил, они хотят ограбить его и Анику. Дионисио толкнул девушку на мостовую, спасая от ножей, а сам приготовился встретить противника.
Сверкавшие гневным презрением глаза, перекошенный рот, широко расставленные ноги и распростертые руки – Дионисио напоминал ягуара, изготовившегося напасть на маленького бобра. Бандиты замерли, косясь друг на друга. Жертва внезапно будто выросла вдвое; то, что казалось жирными телесами, вдруг обернулось литыми мускулами.
– Что вам нужно, засранцы? – произнес Дионисио четко и угрожающе.
Повисло молчание – каждый убийца надеялся, что заговорит другой. Наконец, один сказал:
– Давай лопатник!
– Chinga tu madre, hijo de puta![8] – выплюнул Дионисио. Страшнее ругательства не бывает, за такое оскорбление расплачиваются только жизнью, но ни один из бандитов не двинулся. За спиной Дионисио поднималась на ноги дрожащая Аника с пепельно-серым лицом, и убийцы с облегчением переключились на нее:
– Слышь, ты, лахудра, снимай кольцо.
– Ничего не делай, дорогая. Если кто тебя коснется, оторву ему яйца к чертовой матери и забью в глотку.
Бандиты понимали, что нужно действовать – кто-то должен шагнуть и воткнуть нож мужику в брюхо, но обоим не хотелось начинать. Наконец один устыдился выглядеть трусом и двинулся вперед, перебрасывая нож с руки на руку. С проворством крупного каймана Дионисио перехватил клешню убийцы, дернул его на себя и подсечкой сбил с ног. Сам упал рядом и через колено с хрустом переломил бандиту руку в локте. Тот взвыл, дополз до изгороди и, поскуливая, привалился к ней.
Второй убийца выпучил глаза и попытался убежать. Но Дионисио, вне себя от ярости, не дал ему уйти. Точно горная лавина, он всем весом обрушился на бандита. Тот распластался на земле, потом откатился, и тут, к изумлению Дионисио, Аника, злобно завизжав, молнией бросилась к поверженному бандиту и со всей силы пнула его в живот. Потом ногой ударила в лицо, плюнула, а убийца согнулся пополам, зажимая руками окровавленный рот. Схватив бандита за волосы, Дионисио запрокинул ему голову, а свободной рукой подобрал валявшийся рядом нож.
Он был мягким человеком, обожал кошек, ему нравилось размышлять над непостижимыми философскими фолиантами, играть на музыкальных инструментах и любить женщин. В восемнадцать лет Дионисио шокировал призывную комиссию, заявив, что он пацифист. Но сейчас здесь был совсем другой человек, его вела на крови замешенная праведность Ветхозаветного Бога, и он не перерезал бандиту глотку лишь потому, что Аника ухватила его за руку и в отчаянии взмолилась:
– Не надо, милый!
Дионисио перехватил нож и резко ударил им бандита под челюсть. Лезвие, проколов язык, застряло в нёбе.
– Жри, щенок, – безжалостно сказал он, взял Анику за руку и, не оглядываясь, зашагал прочь.
По дороге к бару они не проронили ни слова. Дионисио все еще кипел от ярости и даже дышал с трудом, а Аника плотно сжимала побелевшие губы. Ее уже тошнило, но она, как и Дионисио, только прибавляла шагу. В баре они увидели Рамона, в одиночестве сидевшего за столом. Оба упали на стулья, Аника закрыла лицо руками, неудержимо трясясь и вздрагивая. Рамон недоуменно посмотрел на нее, потом на Дионисио. У того дергался глаз, взгляд дико блуждал, и дышал он так, словно только что протащил на веревке быка.
– Что… – начал Рамон, но Дионисио махнул рукой – мол, помолчи.
Произошло нечто ужасное, это Рамон понял. Зная по опыту, что надо подождать, когда Дионисио сам расскажет, он встал, поспешил к стойке и вернулся с двойными порциями водки. Аника даже не взглянула на стакан, а Дионисио попытался взять свой, но слишком тряслись руки. Взглянув на Рамона, он выговорил:
– Грабители…
– Да? Что произошло?
– С ножами…
– Ты ранен? С Аникой все в порядке? Что они забрали?
– Ничего… – Дионисио удалось глотнуть из стакана, но больше расплескалось. – Это им худо пришлось… – Потом выпалил: – Видел бы ты, как Зубастик съездила эту сволочь ногой по роже!
Он обнял Анику, и девушка положила голову ему на плечо. Уцепилась за рубашку, из глаз потекли слезы. Дионисио обнял ее крепче, и они дрожа прижались друг к Другу. Он поцеловал Анику в маковку, вдохнул запах волос. Рамон смотрел на них, и его так трогала эта сцена, что самому хотелось поплакать.
Полицейскому потребовался целый вечер, чтобы вытянуть из них всю историю. Дрожь прекратилась, сменившись возбуждением. Рамон точно с пьяными на празднике разговаривал. Когда Аника ушла в уборную, Рамон склонился к приятелю и нетерпеливо сказал:
– Послушай, друг, я же говорил – ты в опасности. Может, хоть сейчас поверишь?
– Брось, Рамон, просто грабители. И сейчас жалеют, что напали. К тому делу это не имеет отношения. – Рамон сочувственно покачал головой, и Дионисио прибавил: – Поначалу они и не думали меня убивать. Денег требовали.
Рамон уже злился.
– Ну прислушайся ко мне хотя бы раз! Матерь божья, до чего же ты наивный! Ты разбираешься только в своих книжках и знаешь, чем заниматься в постели! Я же тебя не просто так предупреждаю, дурень, у меня есть информация, но она секретная, ее нельзя разглашать, и она про то, о чем ты только в газету пишешь. Уезжай из города, или я состряпаю обвинение и для твоего же блага запру тебя в кутузку!
Занервничав от этой вспышки, Дионисио вяло настаивал:
– Они просто грабители.
Аника уже возвращалась, шла осторожно, хотя неустойчиво, и Рамон в отчаянии вскинул руки и прошипел:
– Ты тупоумный сукин сын!
В переулке, куда Дионисио с Аникой всего лишь свернули поцеловаться, бандиты просидели под чьей-то дверью до темноты. Стемнело, и они, постанывая, с трудом убрались. Тот, у кого была сломана рука, все время бессмысленно повторял:
– Это же учителишка, простой учителишка, сучий потрох!
Второй зажимал головным платком рану под подбородком, но кровь капала изо рта, оставляя в пыли дорожку, на которой скоро засуетились муравьи. С докладом у Заправилы оба так и не появились.
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Беспокойный отпрыск кардинала Гусмана - Луи де Берньер - Современная проза
- Мне грустно, когда идёт дождь (Воспоминание) - Рэй Брэдбери - Современная проза
- Пятая зима магнетизёра - Пер Энквист - Современная проза
- Изобретения Мореля - Адольфо Касарес - Современная проза
- В Сайгоне дождь - Наталия Розинская - Современная проза
- Бабло пожаловать! Или крик на суку - Виталий Вир - Современная проза
- Что ты видишь сейчас? - Силла Науман - Современная проза
- Стихотворения - Сергей Рафальский - Современная проза
- Дочь фортуны - Исабель Альенде - Современная проза