Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ленька, гревшийся в это время у печки, вдруг почувствовал, как у него опять затеплело в груди.
«Ай, да что это у меня такое бывает? — подумал он. — Прямо-таки ни с того, ни с сего».
Но, взглянув на потеплевшие лица комитетчиков, понял, что это бывает не только с ним одним.
Когда все разошлись, Ковтун сказал каким-то помолодевшим голосом:
— Ну, Акимовна, скоро конец моей нудьге: выхожу на волю.
И обеими руками молодецки расправил усы.
В газетах перестали печатать сводки о положении на фронтах. На север и с севера шли только воинские поезда. Люди, пробившиеся в город пешком или на санях, рассказывали, что в сорока верстах от города был слышен орудийный гул, но где именно шли бои, сказать не могли.
Как ни старался Ковтун преодолеть в себе чувство нетерпения, оно беспрерывно пробивалось наружу: то он подходил к окну и долго смотрел сквозь зелень герани на улицу, точно искал там признаков грядущей перемены; то посылал Галю на Сенной базар послушать, о чем говорят в народе; то допрашивал Леньку, не заметно ли по лицам заводского начальства, что дела белых на фронте плохи. Только на четвертый день после совещания пришла, наконец, с таким нетерпением ожидаемая весть. Принесла ее все та же женщина, с которой Ленька уже трижды встречался. Ковтун, услышав в сенях ее голос, когда она здоровалась с открывшим ей дверь Ленькой, так и бросился ей навстречу.
— Шо? Ну, шо? Де воны? Колы?
— Сейчас, сейчас, — говорила она, разматывая платок, — сейчас все узнаешь.
— Ой, Ольга Андреевна, та не томи ж ты меня! Скажи тильки одно слово: колы?
— Завтра в двенадцать часов.
— Завтра?! Та дай же я тебе расцилую, чернявочка ты моя гарнесенька!
И Ковтун в обе щеки начал чмокать розовое от мороза лицо женщины.
Ольга Андреевна торопилась. Ей еще надо было побывать у товарищей в разных концах города. Она кратко рассказала, где идут бои и в какое время, по расчетам командования, следует выступить рабочим, чтобы ослабить тыл белых. Степаныч был уже извещен. Завтра в двенадцать он будет ожидать рабочих там, где спрятано наибольшее количество оружия. Зеленский тоже уже знает, в какой час поднять красное знамя, и горит нетерпением.
— Як ты думаешь, — спросил Ковтун, — сбрить мени усы, чи так оставить? Без усив, може, шпик мене и не признае, колы подвернется по дорози в завод.
— Конечно, сбрить. Не понимай, над чем ты тут размышляешь.
— Та жалко ж! — сказал Ковтун и так поспешно прикрыл усы руками, точно уже увидел перед собой блестящее лезвие бритвы.
За красное знамя
Сторож при калитке, через которую проходили служащие главной конторы, услышал робкий стук в дверь и заглянул в «глазок». Перед калиткой стояла смуглая девочка без платка, в коротеньком расстегнутом пальтишке. Худенькое тело ее дрожало.
— Что такое? Что тебе? — спросил сторож, открывая калитку.
Девочка сложила красные от мороза руки на груди и голосом робкой мольбы сказала:
— Дедушка, родненький, вызовите до мене Леньку из конторы, хлопца рассыльного!
— Леньку? Вот уж не знаю, где его искать, он только и знает, что бегает по всему заводу. Да и отлучаться мне нельзя, — нерешительно сказал сторож.
— Дедушка, пошукайте его, родненький, пошука-айте!..
Губы девочки задрожали, из глаз одна за другой покатились слезы.
— Да что такое? Несчастье какое случилось, что ли? Он кто тебе? Брат?
Девочка хотела ответить, но только всхлипнула и затряслась еще сильнее.
— Ладно уж, — сказал сторож, — пойду в контору, может, он там. А нет, так придется тебе подождать, — он тут часто бегает.
По случайности Ленька оказался в конторе. Предчувствие недоброго шевельнулось у него в сердце, когда он увидел Галю, вытиравшую рукавом слезы.
— Галя, что такое? Зачем ты здесь? — крикнул он испуганно.
Та так и бросилась к нему.
— Забралы… батьку забралы и мамку твою… Двери выломалы и забралы…
Не говоря ни слова, Ленька заметался на месте, не зная, что предпринять. Решившись, он крикнул: «Жди здесь!» и вскочил обратно в калитку. Через минутку он уже рассказывал Ване о случившемся, и они вместе понеслись между рядами станков инструменталки туда, где работал слесарь Зеленский.
— Так, — сказал Зеленский, выслушав прерывистый шопот ребят, — вынюхали, значит, гады. Ну, ничего, освободим. Вот только на металлургию надо дать знать поскорей. Пусть знамя поднимет Иванченко, если уж Ковтуну не судьба.
Зеленский вынул часы и досадливо крякнул:
— Сорок минут осталось. Маловато. — Затем, остро взглянув на взволнованные лица ребят, спросил: — Может, слетаете?
— Ну да, а то как же! — в один голос ответили они.
— Ну, скачите, а я для верности еще кого-нибудь следом пошлю. Иванченко найдете в листопрокатном цеху. Спросите — там каждый его знает. Скажите ему, чтоб знамя поднял в двенадцать, как условились. Справитесь?
— А то нет! Мы в два счета!
Ребята помчались к калитке, где ожидала Галя. Вдруг Ленька, что-то вспомнив, повернул в главную контору, сорвал с вешалки шапку секретаря завода и скрылся, оставив швейцара с раскрытым от удивления ртом.
Чтобы попасть на металлургический завод, надо пересечь северную окраину, несколько улиц центра города и всю южную окраину. Рассекая воздух и тем облегчая товарищам движение, впереди бежал крепыш Ваня, за ним Галя в секретарской шапке, за Галей Леня.
Мелькали телеграфные столбы, стволы деревьев, киоски. То и дело из-под ворот выскакивали собаки и бросались под ноги бегущих. Скорей! Вот и парадная площадь. Золотые стрелки на огромном чёрном циферблате соборных часов показывают без двадцати двенадцать. Скорей! Скорей! Рябит в глазах от железной решетки городского парка. Мелькнул и исчез каменный столб шлагбаума. Из-под самых ног вспорхнула стайка воробьев. Скорей! Вот и Почтовая улица. Впереди высится черной массой огромная домна. Кажется близко, а ведь еще больше версты. Сердца стучат, готовые выпрыгнуть из груди, от встречного ветра захватывает дух. Скорей!
— Берегись! — раздается позади бегущих. Взрывая копытами грязный снег, их обгоняет золотистый рысак, впряженный в сверкающий черным лаком экипаж. В экипаже — седоусый мужчина в инженерной фуражке. «На завод», думает Ленька. Уцепившись руками за рессоры, он отделяется от земли и повисает на задней оси. Галя и Ваня замедляют бег; они уверены, что теперь предупреждение дойдет во-время.
Когда сторож открыл ворота, чтобы пропустить экипаж, он увидел, что на оси сидит мальчишка. Схватив бесплатного пассажира за полу пальтишка, старик хотел уже выпроводить его за ворота.
— Обожди, дед! — остановил его Иванченко, подошедший в это время к воротам, чтобы встретить Ковтуна. — Кажется, паренек свой. Так и есть — Ленька. Ты как сюда попал, мышонок? Зачем?
— Я… мы… — начал было он, но, почувствовав вдруг страшную слабость в ногах, сел на землю и закрыл глаза.
Встревоженный Иванченко подхватил его под мышки и поставил на ноги. Ленька открыл глаза, виновато улыбнулся и тихо сказал:
— Уморился немножко… Ковтуна забрали… Зеленский прислал сказать, чтоб вы, дядя, сами знамя подняли… красное… чтоб в двенадцать… Я сяду немножко…
— Садись, садись, — заторопился Иванченко, — вот сюда садись. — Он подвел мальчика к скамье. — Так Ковтуна, говоришь, арестовали?
— Арестовали. И маму мою тоже. Галя прибежала на завод сказать. Она сейчас прибежит. И Ваня тоже. Я на задке экипажа опередил их.
— Ладно, освободим твою маму, не журись. Сиди, отдыхай, а подойдут ребята, иди с ними в цех греться.
Ленька со сторожем остался на скамье. Чувство усталости, внезапно охватившее его слабенькое тело, быстро проходило. Он смотрел на тяжелые каменные строения завода, почерневшие от вечной копоти и дыма, и вспоминал, где какой цех. Три года назад, когда еще был жив его отец, работавший здесь литейщиком, Ленька часто бегал сюда. Хотя сторожа и гоняли его, он все-таки умудрялся проскальзывать в цеха, где все вокруг беспрерывно скрежетало, гремело, звенело, ухало, где глаза слепил дождь искр, а в голове мутилось от едкого газа. Однажды Ленька взобрался даже на самый верх доменной печи и с замиранием сердца смотрел оттуда на громоздившиеся внизу рыжие черепичные крыши домов, на бесконечную лиловую степь, по которой, точно игрушечные, бежали вдалеке составы поездов, на темную полосу далекой дубовой рощи. Но с тех пор как умер отец, обожженный расплавленным металлом, Ленька почувствовал к заводу смутную вражду и уж больше не заглядывал сюда.
Из-за угла вышел Иванченко. В руках он держал длинное древко, верхний утолщенный конец которого был обвернут в газетную бумагу. В нескольких шагах от него шли двое рабочих. Иванченко издали кивнул головой Леньке и скрылся за темной кучей железной руды.
— Пошли, — сказал старик, — начинается. Я, парень, знаю. А ты думал что? Эге-е!.. Иванченко мне доверяет… Мы с ним еще в пятом годе!..
- Волшебные очки - Иван Василенко - Детская проза
- Лис и Мышонок - Виталий Бианки - Детская проза
- Мышонок Пик - Бианки Виталий Валентинович - Детская проза
- Злоключения озорника - Герхард Хольц-Баумерт - Детская проза
- Никогда не угаснет - Ирина Шкаровская - Детская проза
- Лёнька едет в Джаркуль - Самуил Полетаев - Детская проза
- О том, почему семечко не хотело прорастать - Е. Розенблюм - Природа и животные / Детская проза / Науки: разное
- Разноцветные пятнышки - Яна Афонина - Детская проза / Периодические издания
- Я и мое чудовище - Дарья Доцук - Детская проза
- Другая дорога - Марина Аромштам - Детская проза