Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Карлсруэ уже тогда существовала небольшая колония русской учащейся молодежи. — Среди них был ряд знакомых Азефа по Ростову. Азеф вошел в их среду. Поселился на одной квартире, со студентом-ростовцем Козиным, — на четвертом этаже в доме № 30 по Вердерштрассе. Вошел в русский социал-демократический кружок. Старательно изучал электротехнику. Но очень скоро встал вопрос материальный. 800 рублей по тем временам были большими деньгами, но на долго их хватить не могло, — тем более, что, по некоторым указаниям, они не все остались в руках Азефа. Возможность заработков была не велика. На помощь от родных надеяться не приходилось. Азеф бедствовал, производя на встречных впечатление человека «буквально терпящего голод и холод». Долго так существовать он не мог, — и он еще раз с большой легкостью «перешагнул» через еще одно препятствие морального порядка: начал поторговывать теми секретами о революционной деятельности своих товарищей, которые ему были известны. Секреты эти были невелики, но ведь времена тогда были вообще глухие, крупных революционных событий совсем не было, и Азеф не без основания надеялся, что сообщаемые им мелочи заинтересуют полицию.
4 апреля 1893 г. он написал свое первое письмо в Департамент Полиции. Это письмо носило характер предварительного прощупывания почвы. «Сим имею честь заявить Вашему Высокопревосходительству, — писал он, — что здесь месяца два назад образовался кружок лиц-революционеров, задающихся целью» — и т. д. Далее назывался ряд имен, приводились некоторые факты, которые должны были показать, что автор письма может быть полезен в деле осведомления как о революционных настроениях русского студенчества заграницей, так и о пропаганде в Ростове. Никаких конкретных предложений относительно будущего в письме не имелось. Автор просил только в случае, если его сведения окажутся полезными, уведомить его заказным письмом по условному адресу: настоящей своей фамилии он не называл. Процедура приглашения нового агента на службу Департамента, была в то время очень сложной. Письмо Азефа было доложено вице-директору Департамента, от него перешло к заведующему соответствующим делопроизводством. На оригинале письма сохранился ряд пометок: о нем совещались, собирали справки. Только 16 мая собрались ответить. Ответ выдержан в стиле коммерсанта, который не прочь пойти на предлагаемую сделку, но в то же время боится выдать, что она его сильно интересует: «о кружке в Карлсруэ, — писал Департамент, нам известно (на самом деле о нем почти ничего известно не было) и большого интереса он для нас не представляет; поэтому особенно дорожиться вам не приходится, но все же платить мы готовы, — только, прежде всего «назовите себя», так как мы — люди с твердыми принципами и «с неизвестными людьми мы сношений не ведем».
Азеф ответил быстро, и цену запросил совсем «божескую»: за все — про все 50 рублей в месяц, — но имя назвать все еще колебался. У него мелькало опасение, не перехватываются ли его письма революционерами, а потому он боялся, что его секрет будет разоблачен без какой либо реальной для него выгоды.
Но его попытка «темнить» в игре с Департаментом уже потерпела крушение, и виновен в этом был он сам: по молодости и неопытности Азеф сам дал Департаменту нить для установления его личности. Одновременно с предложением в Департамент, почти аналогичное письмо он послал в жандармское управление родного Ростова, а там установить имя автора не представляло труда; имена ростовцев, живших в Карлсруэ, были известны; число их было весьма ограничено, и выяснить, кому именно принадлежит почерк, которым написано письмо из Карлсруэ, было легче легкого. В результате, к тому времени, когда второе письмо Азефа пришло в Департамент, там имелись соответствующие справки из Ростова и его «самоличность» уже была установлена. Сведения ростовской полиции о личных свойствах Азефа вполне удовлетворяли тем требованиям, которые Департамент предъявлял к своим агентам: «Евно Азеф, — писали оттуда, человек неглупый, весьма пронырливый и имеющий обширные связи между проживающей заграницей еврейской молодежью, а потому и в качестве агента может приносить существенную пользу и надо ожидать, что, по своему корыстолюбию и современной нужде, он будет очень дорожить своей обязанностью».
Столь высокие нравственные достоинства Азефа заставили Департамент поторопиться с вырешением вопроса о нем. Через несколько дней после получения его второго письма, в спешном порядке, был составлен особый доклад о нем с указанием, что Азеф может принести «значительную пользу» и что цена, им требуемая, совсем не высока. 10 июня 1893 г. на этом докладе товарищем министра внутренних дел была положена резолюция: «согласен».
Жизненный путь Азефа был предначертан. Первое жалование из Департамента Азефом было получено за июнь 1893 г. Оно, конечно, выправило материальное положение Азефа, но пользоваться им приходилось с осторожностью, так как иначе возникли бы подозрения у товарищей, хорошо осведомленных относительно местных возможностей заработка и о материальном положении родных Азефа. Поэтому еще довольно долго Азеф выдерживал линию почти голодающего студента, — и строчил прошение за прошением во все, какие только можно, благотворительные организации, — преимущественно, еврейские, рассказывая о своем тяжелом материальном положении и прося о помощи. Эти прошения он показывал товарищам, — под предлогом необходимости исправлять его плохой немецкий язык. Таким образом создавалась легенда об источниках существования Азефа, — а иногда и добавочный доход в его бюджете. Только много позднее Азеф перестал скрывать, что его материальные дела явно выправились.
Более быстро перемена в «бытии» Азефа вызвала изменение в его политической идеологии. В течение первых месяцев своего пребывания заграницей он высказывался в весьма умеренном духе, выступал противником крайних методов революционной борьбы и в маленьком карлсруйском кружке примыкал к марксистам. Став агентом-осведомителем Департамента, он быстро передвинулся «влево», и уже в 1894–95 гг. приобрел себе репутацию последовательного сторонника террористических методов борьбы. В студенческих кружках, он постепенно создает себе заметное положение. Говорить на собраниях он не любит, — он не «теоретик», а «практик». Но за налаживание различных технических дел берется охотно. Умело расширяет круг знакомств. Совершает ряд поездок в соседние города Германии и Швейцарии, посещает интересные собрания и рефераты. Уже в августе 1893 г. он едет в Цюрих и в качестве посетителя присутствует не только на открыто происходивших собраниях международного социалистического конгресса, но и на собраниях русских учащихся и эмигрантов. В следующем 1894 г. он посещает Берн, где заводит сыгравшее в его карьере чрезвычайно важную роль знакомство с супругами Житловскими, — основателями «Союза русских социалистов-революционеров заграницей». Этот Союз был невелик и невлиятелен. Тем старательнее основатели его искали адептов. Азеф верно понял, что это может стать для него не лишенным выгоды, — и примкнул к «Союзу», который позже открыл ему дорогу в ряды основателей партии социалистов-революционеров.
В том же Берне и приблизительно в то же время Азеф свел и другое знакомство, сыгравшее большую роль в его жизни: там он встретился со своей будущей женой, — тогда студенткой бернского университета. Она была искренней и убежденной революционеркой и с большими энергией и самоотверженностью пробивала свою дорогу в жизни. Азеф казался ей человеком, ставящим те же цели и идущим теми же путями, что и она… Об его сношениях с полицией она, конечно, и не подозревала.
Нельзя сказать, что путь Азефа был усеян только розами. Он был человек осторожный и осмотрительный. Тем не менее, уже тогда вокруг его имени стали ходить неприятные слухи. К нему и в Ростове далеко не все относились с полным доверием: как человек, он не принадлежал к числу хороших, надежных друзей; любил зло подтрунивать над недостатками, был злопамятен и мстителен. Многие его уже тогда считали человеком, способным на все, — если это ему выгодно. И в самой его внешности многое не располагало к доверию. Некрасивый, рыхлый и грузный, с одутловатым желтым лицом, с большими торчащими ушами, с низким, кверху суженным лбом, с жирными губами и расплющенным носом, — он многих от себя отталкивал чисто физически, — и это подготовляло почву подозрительного к нему отношения.
Плохо говорить о нем начали уже вскоре после его первых докладов в Департамент. Тогда из Ростова написали в Карлсруэ, что последние аресты там были произведены по сообщениям, полученным жандармами из-за границы. Подозрение пало на Азефа, и коллега последнего по студенческому кружку в Карлсруэ, одессит Петерс (имя его встречается и в докладах Азефа) позднее заявил в печати, что в их кружке после этого случая Азефу определенно не доверяли. Но как это нередко бывало, расследованием слухов никто по серьезному не занялся, обвинение не было оформлено и дальше разговоров в кружке дело не пошло. А потом члены первоначального кружка, хорошо осведомленные о деталях этого инцидента, окончили ученье и разъехались в разные стороны. Приезжавшая молодежь ничего не знала, а потому, когда по прошествии нескольких лет один из студентов, некто Коробочкин, откуда то знавший о старых обвинениях, публично назвал Азефа шпионом, то общее сочувствие присутствовавших оказалось на стороне «невинно оскорбленного» Азефа, и Коробочкин, который ничем не мог подтвердить свое обвинение, был исключен из кружка, как клеветник.
- Вершина Крыма. Крым в русской истории и крымская самоидентификация России. От античности до наших дней - Юлия Черняховская - Политика
- Все сражения русской армии 1804-1814. Россия против Наполеона - Виктор Безотосный - Политика
- Смута на Руси: зарождение, течение, преодоление… - ВП СССР - Политика
- Новая Россия. Какое будущее нам предстоит построить - Михаил Делягин - Политика
- Национальная Россия. Наши задачи (сборник) - Иван Ильин - Политика
- Предать Путина. Кто «сдаст» его Западу? - Эрик Форд - Политика
- Россия против Запада. 1000-летняя война - Лев Вершинин - Политика
- Война и наказание: Как Россия уничтожала Украину - Михаил Викторович Зыгарь - Прочая документальная литература / Политика / Публицистика
- Генетическая бомба. Тайные сценарии наукоёмкого биотерроризма - Юрий Бобылов - Политика
- Речь перед Рейхстагом 30 января 1939 года - Адольф Гитлер - Политика