Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Давай вместе умоемся?
Я только за совместные водные процедуры, однако… Это уродство природы, высмеянное существами, признавшими в самих себе изящество и величество… К счастью, Арина все понимает… Мгновение от мгновения кажется, что понимает она чересчур много, чтобы оставаться счастливой…
– Не торопись. Подожди пока здесь.
И она уходит в ванную комнату, намеренно покачивая тонкими бедрами, подразнивая, напоминая о сладостях ночи…
И уже минут десять спустя мы стоим перед зеркалом, вместе чистя зубы.
– Ну-ка, сделай так же.
И она оттягивает уголок губ указательным пальцем, держа щетку в зубах. Я повинуюсь.
– Теперь еще вот так.
Она оттягивает второй уголок губ – я опять повторяю за ней.
– Ну? Смешно? – Искаженным голосом пищит она.
– Очень, – схожим тоном соглашаюсь я.
– Иногда так забавно разглядывать собственное лицо, кривляясь перед зеркалом, правда?
Я внимательнее, теперь на полном серьезе, вглядываюсь в отражение: что-то удивительно-забавное и даже по-особенному красивое действительно есть в корченье. Чтобы рассмотреть самого себя с самых разных ракурсов, я пускаюсь дальше растягивать кожу.
– А ты влился в игру! – Смеется она и пускается кривляться вместе со мной, щеголяя обнаженными плечами.
– Понравилось. Я и не думал, что мы можем быть по-глупому милыми, смазливыми.
– Это потому что мы еще молоды.
– Потому что кожа наша в силу лет еще светла и без морщин?
– Именно так, – не без грусти соглашается она. – Странно, что дети так не кривляются.
Отсмеявшись, она продолжает чистить зубы, с вызовом искоса поглядывая на меня, словно ожидая щекотки.
– Одному часто неинтересно.
– Ну а на что молодые родители?
– Они пытаются казаться перед обществом и, что самое страшное, друг перед другом, слишком серьезными.
– Так не только молодые мамки и папки себя ведут, – я киваю в знак согласия. Знаю я множество людей, страдающих манией казаться не по годам серьезными, отчего затуманивается их разум. – Как хорошо, что мы дети, правда?
– Разве мы дети?
Она смешно встряхивает худенькие плечи и игриво улыбается.
– Побудем детьми, позволим себе всякие шалости пока у нас есть время. Иначе потом… Ой-ой…
– Что такое? Что случилось? – Обеспокоенно я дергаюсь, по-глупому держа щетку в зубах.
Она поворачивается ко мне с таким напуганным лицом, как будто она вот только-только заметила пропажу семейной реликвии, какую всем святым поклялась оберегать ценой вечной жизни. Зенки широкие, выпученные, даже кожа под глазом подергивается…
–Неужели я чуть не заговорила о том, что мы условились ни за что не поднимать? О жизни… – Я пожимаю плечами, смутно припоминая каждое вчерашнее обещание. – Она пропитала меня настолько, что даже сейчас, в момент, когда я напрочь решила на несколько дней отрезать от себя прошлое, все равно покоя не дает… А ведь нам нужно обязательно от нее избавиться!
– Алкоголь? – Неуверенно предлагаю я.
– Идея что надо, но поможет ли он расслабиться? Лучше сделаем масочки…
Я усмехаюсь и киваю. Давненько не занимался этим женским уходом за кожей лица. Кажется, последний раз более года назад, когда еще…
– А у тебя есть? – В надежде спрашиваю я.
– Там, в чемоданчике.
Чемоданчик, даже не чемодан. Видно, соображаю я, ничего толком она и не думала с собой увозить, чтобы по полной ограничиться от старых вещей, назойливо напоминающих обо всех невзгодах жизни.
– Надо достать, – заканчивает она и затем отцепляется от меня.
Я остаюсь в ванной. Дверь распахнута. Слышно, как скрипит дверца шкафа, как шуршат колесики чемоданчика, как жужжит молния. Арина возвращается пару минут спустя с двумя одинаковыми масками, убрав чемоданчик обратно в шкаф.
Мы одновременно вместе вскрываем упаковки и наносим содержимое на лицо.
– Ну вот, теперь надо подождать минут пятнадцать. Засекай.
– Часы там, – я киваю куда-то вправо. Странно, что местный измеритель времени не водится в гостиничном номере.
– Идем.
Арина проводит меня за руку в комнату. Мы плюхаемся, как маленькие, в кровать, не боясь поломать ту. Белые маски потешно смотрятся на наших лицах, но в номере зеркало только в ванной.
– Иди ко мне.
Она обхватывает мою шею, прижимается так плотно, словно в намерении больше никогда не отпускать, и я аккуратно кладу руки на ее обнаженную поясницу, ощущая трепетное тепло женского тела.
– Спустимся за вином? А потом поднимемся обратно в номер, хорошо?
– В таком виде?
– Это слишком, – серьезно, но будто со смехом, отвечает она. – Сначала поваляемся, потом спустимся. Потом выпьем, и тогда я скажу, чем мы займемся.
– Не терпится узнать…
– Что-то не особо-то заметна твоя торопливость.
– Как же она должна проявляться?
Арина пожимает плечами и целует меня в губы и потом вновь опускает голову мне на плечо. С ее темно-каштановых волос струится приятный, сладковатый аромат.
– Не могу лежать без дела, – она приподнимается и нависает на до мной, как грозовая туча над жилым кварталом. На мое лицо падают тень девушки и темно-каштановые волосы, шелковистые на ощупь. – Ну совсем не могу. И не представляла, что это ожидание окажется такой мукой, а все думала, думала…
– Ну, что же думала?
– Что это будет забавно.
– Что же такое «забавно», по-твоему?
Она замялась и серьезно задумалась. Прикусила губу. В ее черных зрачках, окруженных стальной мутью, отражаются маятникообразные колебания различных мыслей.
– Кажется, я никогда не думала о том. Я знала, что это такое только подсознательно, инстинктивно. Объяснить не могу. «Забавно» больше относится к детям, к свободе и ранней молодости, когда смешон всякий вздор, когда безбашенное поведение не вызывает у посторонних желание покрутить пальцем у виска, когда любопытство, смешенное с задором, совершенно нормально…
– Но ты не сказала ничего конкретного, – по-доброму усмехаюсь я.
– Тут ничего конкретного и не скажешь, – как-то даже обижено фыркает она.
– Прости, не хотел задевать…
– «Забавно», – воинственно начала она, – это когда тебя смешит всякая ерунда, хоть слово, хоть какой-то глупый поступок, хоть мороженное или шоколад, отчего безмерно счастлив, отчего переживаешь детство вновь, во второй раз, а потом в третий… Достаточно конкретно?
Вместо ответа я непродолжительно целую ее в губы, чувствуя, как размазываются маски по нашим лицам.
– Я нахожу тебя забавной, это значит, что я вижу тебя счастливой?
– А я и счастлива сейчас, – улыбается она. Ее измазанное белым гелем лицо беспричинно смешит.
– Безмерно?
– Иначе никак.
Я смотрю на экран телефона. Так и мучит желание о забыть часах, о календаре и всем том, что каким-либо образом напоминает о времени и дате.
– Все, пора.
– Все? – Недоверчиво вскидывает глаза она на меня и одновременно с тем вскакивает, порываясь как можно скорее смыть с себя бремя. – Тогда идем скорее смывать это все, а потом…
– А потом… – Добродушно передразниваю ее я, еле поспевая.
Мы тщательно смываем гель, вытираем кожу насухо, наскоро одеваемся и выходим на улицу. Как странно в рабочий день прогуливаться так, словно весь мир – твое автономное творение, за которым ты только следишь. Утренние люди спешат на смены, успевая заскочить за кофе или обедом с собой, и уж точно вальяжно не прогуливаются, как это делаем мы…
- Диалог со смертью и прочее о жизни - Ольга Бражникова - Русская классическая проза
- Человек из анекдота - Ольга Евгеньевна Сквирская - Русская классическая проза / Справочники
- Фарфоровая комната - Санджив Сахота - Русская классическая проза
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Хранитель памяти - Ханна Трив - Русская классическая проза
- Последний рейс - Валерий Андреевич Косихин - Русская классическая проза
- Не считай шаги, путник! Вып.2 - Имант Янович Зиедонис - Русская классическая проза
- Изгой - Андрей Андреевич Пантелеев - О войне / Периодические издания / Русская классическая проза / Социально-психологическая
- Гранатовый браслет. Повести о любви: сборник - Антон Чехов - Русская классическая проза
- Гранатовый браслет. Повести о любви - Иван Тургенев - Русская классическая проза