Форма входа
Читем онлайн Судьба-злодейка - Александр Панкратов-Чёрный
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Я помню, Софья Андреевна мне говорила:
– Сашенька, у рояля так не стоят.
А затем следовала лекция часа на полтора о том, что это за инструмент – рояль, кем он производится и почему вот так выглядит. Я стоял и с замиранием сердца слушал. И когда она говорила: «А сейчас, Санечка, нота «ля». Ты понимаешь, что ты не попадаешь?» – я понимал, что рояль – это такой хитроумный инструмент, и что в ноту «ля» надо попадать. Это была мука, но это было творчество.
Людмила Александровна Болюбаш, педагог по речи (та самая, которая чуть не «забраковала» меня на вступительном экзамене), когда узнала, что я живу только на одну стипендию, сказала:
– Панкратов, в выходной – обязательно ко мне домой. У тебя очень большие проблемы с речью – надо заниматься.
Я приезжал к ней домой. Она мне наливала огромную тарелку щей, давала две-три котлеты с грудой гарнира…
Я спрашивал:
– Людмила Александровна, а речью заниматься когда будем?
Она отвечала:
– Ты что, с ума сошел, чтобы я еще выходной день на тебя тратила…
Подкармливала меня.
Два стакана чая без сахара и тринадцать кусков хлеба
Учась в театральном училище, я собирал библиотеку. Даже на двадцать рублей стипендии я изыскивал возможность покупать книги. У меня была прекрасная библиотека поэтов. А мама мне каждую неделю присылала посылку – ящичек, а в нем: картошка, кусочек сала, три рубля денег и письмо, в котором самым главным было: «Санка, не транжирь деньги». Ну и из расчета на то, что придет посылочка, я деньги все тратил: покупал книги, и вдруг – посылки нет и нет. Оказывается, мама слегла в больницу с острым приступом гастрита, и посылку мне не отправили. Я голодал трое суток. У меня уже начались какие-то галлюцинации из-за голода. А дело было зимой. Вот еду я в трамвае, гляжу, на полу пятнадцать копеек лежит, вмерзших. Для меня это был целый процесс. Я два круга проехал на трамвае, пока эти пятнадцать копеек выбивал изо льда, чтобы люди не заметили – стыдно было. Потом, чтобы не заметили, как я их поднимать буду, шапку уронил, накрыл шапкой эти пятнадцать копеек, нашел, зажал в кулаке. У нас в студенческой столовой стакан чая без сахара стоил одну копейку, а с сахаром – три копейки, и одну копейку стоил кусочек хлеба. И вот я, проголодав трое суток, прибежал в эту студенческую столовую, взял два стакана чая без сахара и тринадцать кусков хлеба. На меня смотрели как на сумасшедшего, но зато я был сыт.
В эти три голодных дня Георгий Аполлинарьевич Яворовский заметил, что я очень бледный хожу, держусь за стенку, потому что меня шатало от голода. Вот иду я по коридору, чувствую, кто-то меня по плечу хлопает сзади. Оборачиваюсь – Георгий Аполлинарьевич:
– Молодой человек, ну нельзя же так сорить деньгами.
И дает мне пять рублей. Я говорю:
– Георгий Аполлинарьевич, это не мои деньги.
Он отвечает:
– Я что – слепец! Я шел за тобой – у тебя из заднего кармана выпали пять рублей.
Я отвечаю:
– Георгий Аполлинарьевич, ну не может быть у меня таких денег.
Он возмущается:
– Ты хочешь сказать, что я лжец?!
В общем, заставил меня взять эту пятерку. Он отошел, а я держу в руках пять рублей и вспоминаю, что у меня на брюках нет заднего кармана.
Вот у таких людей я учился.
Актерское мастерство «с тряпочки»
Вспоминаю Николая Селиверстовича Хлибко, моего педагога по актерскому мастерству. Крупный, а-ля Меркурьев, сидел он на стуле, обмахиваясь носовым платком, и говорил:
– Саша, я, конечно, не могу прыгнуть, как ты, но ты прыгни, как я не прыгну.
В этих словах – и признание своих недостатков, и осознание твоих достоинств.
Начинал он, как мы говорили, «с тряпочки». Например, репетируем сцену Коробочки из «Мертвых душ» Н. В. Гоголя. Студентка Ирина С. выходит и начинает свою реплику:
– Ой, здравствуйте…
И тут Хлибко останавливает ее:
– Минуточку, Ирочка. Коробочка может вот так выйти, без тряпочки?
Та в недоумении:
– А зачем ей тряпочка?
Хлибко отвечает:
– Потому что у нее все протерто, все обихожено. Она с тряпочкой должна выйти.
Ирина берет тряпочку, выходит снова, а Хлибко ей:
– Ирочка, вот ты с тряпочкой вышла. Зачем?
– Так вы же сами сказали…
– Это я сказал. А Коробочка? Тряпочку она вынесла с собой в руках зачем? Чтобы что-то протереть. А что можно протереть? Например, столик перед Чичиковым.
Ирина протирает столик. Хлибко продолжает учить:
– А теперь куда ты денешь тряпочку?..
И так далее. Вот так создавалась сцена, с мотивационных вопросов: как ты вышел? с чем? зачем ты вышел?
Потом Хлибко продолжает:
– Вот ты, Ирочка, откуда вышла и куда идешь?
Она отвечает:
– Из комнаты в комнату.
Хлибко возражает:
– Нет, голубушка. Ты вышла из кухни. А что у тебя в кухне было?
Ирина догадывается:
– Самовар…
– Так вот ты оттуда вышла после самовара… А зачем ты вышла?
– Для разговора…
Хлибко возражает:
– Нет, ты вышла, чтобы все протереть, чтобы все сделать удобным, красивым, а уж потом Чичикова слушать…
То есть на наших глазах создавалась целая история, и это было гениально. А когда переходили к диалогу, начинался детальный анализ: что тебя интересует в беседе? как ты слушаешь собеседника? почему ты его слушаешь именно так? одни ли интересы вы с вашим собеседником преследуете в разговоре? Хлибко преподавал не систему Станиславского по принципу «действуй в обстоятельствах», а систему Михаила Чехова по принципу «в какой атмосфере ты находишься». Например, на кладбище нужно разговаривать тихо, потому что атмосфера кладбища тебе это диктует.
Дипломный спектакль мы поставили по моей инсценировке «Мертвых душ». Я работал над спектаклем как драматург и актер. Отдельно ставили сцены с Коробочкой, Ноздревым, губернатором и другими действующими лицами пьесы. А как объединить их в единый спектакль? И Хлипко поставил передо мной эту задачу. Гоголь сжигал свои рукописи. И я придумал, что он сжигает листы рукописи «Мертвых душ» в камине по очереди: одну сцену, вторую, третью… И перед зрителем мы эти сцены по очереди разыгрывали. Я в этом спектакле играл автора. И когда дело дошло до финального монолога, я бросился от камина и закричал:
– Русь, куда ж несешься ты? Дай ответ…
Когда Хлибко увидел эту сцену, он мне предложил:
– Встань на колени и шепчи: «Русь, куда ж несешься ты? Дай ответ…»
Я удивился:
– Разве можно эти слова шептать?
А он ответил:
– Их нужно шептать, ведь это – личное. Ты перед Господом стоишь!..
Он прочувствовал, что кричать это человек не будет. Все актеры кричат, а он советует шептать. Это – осознание Гоголя в келье. Это глубокий личный урок. Гоголь велик для меня по сей день!
Тамара Рождественская, которая ему помогала преподавать актерское мастерство, была, напротив, актриса комедийная. Если меня считать комедийным артистом, то комедийное чувство она мне передала.
– Санька, а ты сделай так, а ты повернись вот эдак, – советовала она мне.
Я спрашиваю:
– Зачем?
А она отвечает:
– А это смешно.
Она мне все время показывала, что смешно, а что нет. Сама она, когда Бабу-ягу играла в детской сказке, всегда жаловалась, что в железной маске надо выходить на сцену: в нее дети стреляли из рогаток, потому что верили, что ее Баба-яга – настоящая. Тамара Рождественская мне часто говорила:
– Санька, ну что ты комикуешь? Ты все время хочешь быть смешным, а ты и так смешной.
У нее я научился чувству меры, которое так важно для комедийного актера.
Оттенки белого
Самым любимым предметом в училище у меня было, как ни странно, искусствоведение. До этого я и не представлял, что живопись так многогранна. Альбина Александровна Нестерова, наш педагог по изобразительному искусству, не просто рассказывала нам биографии художников, а говорила с нами о палитре, красках, о различиях в техниках. На ее занятиях у меня возникало ощущение проникновения в таинства живописи. Альбина Александровна водила нас в Музей изобразительных искусств в Горьком, где выставлялись картины лучших отечественных художников, и на примерах их работ наглядно показывала, что даже стакан можно написать разными способами. Особенно мне запомнилось, как она говорила о том, сколько в белом цвете может быть оттенков. Оказывается, семьдесят пять. Как? А вот так художник видит. Для меня это было открытием, и в то же время я себя чувствовал несчастным человеком: почему я не вижу, что в белом цвете столько оттенков! Значит, я бездарь, значит, я слепой?
И в черном цвете оттенков не меньше. Для меня теперь «Черный квадрат» К. Малевича – это не просто геометрическая фигура, это гамма красок. Ведь в этом черном цвете присутствует и белая палитра!
Это знание и чувствование живописи мне потом очень помогло при поступлении во ВГИК.
Кружок поэзии и КГБ
Пусть стихи мои вспыхнут в огне!Я устал их писать – они плачут,И приносят мне боль, и в окне,Как горящие свечи, маячат…
Учась в школе и театральном училище, я продолжал писать стихи. Впервые меня опубликовали в газете «Кузбасс», когда мне было лет тринадцать. В ней я прочитал, что Михаил Александрович Небогатов, поэт-фронтовик, набирает кружок поэтов в Кемерово. Он был инвалидом Великой Отечественной войны, другом Александра Трифоновича Твардовского. Я взял тетрадь со своими школьными стихами и поехал к нему. Нашел его адрес. Когда я приехал к Небогатову, в гостях у него был Лев Ошанин. Он тогда с певцом Виктором Кохно ездил по Сибири с творческими встречами. Кохно пел песни на стихи Ошанина. Ошанин заехал к Небогатову вот почему: Твардовский тогда выпустил четырехтомник своих стихов (первое более полное его собрание) и через Ошанина, зная, что тот по Сибири поехал и будет в Кемерово, просил передать этот сборник Небогатову.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Судьба-злодейка - Александр Панкратов-Чёрный бесплатно.
Похожие на Судьба-злодейка - Александр Панкратов-Чёрный книги
- Дневники исследователя Африки - Давид Ливингстон - Биографии и Мемуары
- Олег Стриженов и Лионелла Пырьева. Исповедь - Олег Стриженов - Биографии и Мемуары
- Против Сталина и Гитлера. Генерал Власов и Русское Освободительное Движение - Вильфрид Штрик-Штрикфельдт - Биографии и Мемуары
- Оно того стоило. Моя настоящая и невероятная история. Часть II. Любовь - Беата Ардеева - Биографии и Мемуары
- Сибирь. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия длиною в жизнь - Александра Потанина - Биографии и Мемуары
- Моя победа над раком - Анита Мурджани - Биографии и Мемуары
- Большая Медведица - Олег Иконников - Биографии и Мемуары
- Ради этого я выжил. История итальянского свидетеля Холокоста - Сами Модиано - Биографии и Мемуары / Публицистика
- У стен недвижного Китая - Дмитрий Янчевецкий - Биографии и Мемуары
- Мои воспоминания. Книга первая - Александр Бенуа - Биографии и Мемуары
