Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Здесь тебя не ждут.
Молчал и телефон, и Владик, Надин брат, поздоровавшись с лейтенантом за руку, ощутил: этот – не Гиря. Этому не нужно никого бить, чтобы заставить себя уважать.
Его будут уважать и так.
…Ходики, старенькие ходики в Надиной комнате отбивали такт. Котик на ходиках все водил беспутными своими глазками влево-вправо, влево-вправо, тик-так, тики-так.
Вызванивала тихонько цепочка, тренькали гирьки. Влад давно ушел в «Джебб», отправилась на ночное дежурство мать.
Осмелели мыши и тихо крались к забытому сыру под столом, и старая материна шаль, брошенная на абажур, рассеивала свет, и тени на потолке кривлялись и колыхались, и плыли, и танцевали. Но кривлянье их было нестрашным и безобидным, уютным и домашним – просто тени не умеют долго быть неподвижными.
Недопитая бутылка «Рябиновой на коньяке» забылась полудремой на столе, темнели древней кровью опивки в лафитничках. Лейтенант спал. Надя сидела в его рубашке рядом, и жесткие погоны кололи ее худенькие плечи, ромбик училища, привинченный справа, натер грудь.
Она все всматривалась и всматривалась в лицо спящего. Она знала, что больше не расстанется с этим человеком. Это знание было простым, само собой разумеющимся, ясным и понятным.
И она знала, что Нефедов ее не обманул, не поиграл, как многие, и не выбросит за ненадобностью, как все. Женским своим, древним и темным чутьем она знала, что нужна этому человеку, что он из тех, кто никогда не отпихнет продрогшую собаку от порога, не пнет, не ударит.
Да и в самом деле, с кем бы еще лейтенанту Нефедову было говорить по-французски в Восточной Сибири?
– Tu te couche au Rio, Tu te reive au Macao (Ты ночуешь в Рио, Ты просыпаешься в Макао – франц.)… – все так же тихо звучал голос, и духи и гномы, тролли и лешие, и сам беззаботный властитель леса Пан, и даже таинственная чудь, та самая, на Урале ушедшая под землю от людей чудь белоглазая, да так нигде на поверхность и не вышедшая, все они прислушивались к сладкоголосой этой певице и на время побросали раздувать мехи подземных своих горнов и играть в расшиши самоцветами, и замерла на ветке птица Сирин, и загрустил, затуманился, затосковал Алконост, и лишь чуть шевелила плавниками в глыби Царь-рыба да барражировало у поверхности таинственное зловредное животное Волос, что подплывет к человеку да вопьется в поры его кожи, и дойдет до самого сердца, и пронзит его, и высохнет человек от горя и тоски, на радость Волосу, но что толку горе горевать раньше времени? То ли будет оно, то ли нет, а пока накрыла сказочную долину, где затих город Алмаз, своими темными крылами птица Гамаюн, и уснул город, и успокоился, и вспомнил во сне человек, что он – сын Божий, и в тоске заныло его сердце, будто уже пронзил его Волос, и спал под дождем самолет, и стекали дождинки по фюзеляжу, а ефрейтору-часовому давно уже была смена, и сидел он в жарко натопленной караулке, и слушал «Маяк», а салабоны жарили картошку с мясом и чесноком.
8 градусов по Цельсию
– Взвод, подъем!
Тугая пружина рефлекса выбрасывает тело на центряк казармы из койки раньше, чем включится сознание. Штаны. Портянки. Руки обматывают материю вокруг икр двумя слепыми движениями, ткань ложится ровно, без морщин. Сапоги. Пилотка на голову. Ремень на шею. Куртку в руки. Строй.
Сорок пять секунд.
Еще не проснувшийся взвод выровнял строй.
– Равняйсь! Смирно!
Майор Зубаткин, комендант Алмазинского гарнизона, прошел вдоль строя. Спертый воздух казармы вырывался на волю сквозь распахнутые дневальными двери, промозглое утро вливалось внутрь.
Комендантский взвод – тридцать рослых крепких парней – глазами ели офицера.
– Значит, так, бойцы, – начал майор. – Получена ориентировка, что с прииска Лебединое похищена крупная партия золота. Задача – перекрыть трассу, протрясти все кильдымы (кильдым на армейском сленге – укромное место) и блатхаты, опергруппам и патрулям перейти на круглосуточное дежурство. Все ясно?
– Так точно, товарищ майор! – гаркнул взвод.
– Ведите взвод в столовую. Зарядка отменяется. – Майор кивнул сержанту Загоруйко. – Потом получать оружие. Старших ко мне на инструктаж!
– Налеву! – скомандовал сержант, и взвод в одно движение повернулся.
– Строиться на улице… бегом… арш! – И солдаты кинулись на выход.
Зубаткин прошелся по опустевшей казарме. Откинутые на спинки кроватей одеяла, перевернутые табуретки. Суточный наряд наводил порядок. Дневальный следил за начальником с тумбочки. Майор прошел мимо решетчатой оружейной комнаты. В углу стояли четыре цинки из-под патронов с трассирующими пулями калибра 7,62, опечатанные личной печатью коменданта. В ящиках было золото. По двадцать пять килограммов в каждом.
9 градусов по Цельсию
Зубаткин знал, что делал. Когда он погорел на аморалке в Приволжском округе, перед ним была альтернатива – или в Красноярский край, на станцию слежения «Орион», где который год подряд не просыхали двадцать таких же залетчиков, но зато вокруг были более-менее крупные города и четыре часа лета до Москвы, или сюда, в Алмаз, где офицер спивался за год, потому что вырваться отсюда раньше чем через десять лет не было никакой возможности вообще, только по прошествии этого срока в штабе округа начинали принимать рапорта о переводе.
Но вокруг были прииски. Золото. Бриллианты.
И гнить здесь ни десять лет, ни пять, ни три Зубаткин не собирался. Год-полтора – поставил он себе задачу. Год-полтора – присмотреться, нащупать, надыбать, нарыть нычку, то есть ручеек, по которому можно пустить золото с прииска налево.
Взять. Взять его сразу. Не по крупинкам, не по кусочкам.
Взять партию. Сразу.
Сховать.
Дождаться, пока уляжется шум.
А где же и сховать, как не в комендатуре, в оружейке? Ну кто, скажите на милость, будет здесь искать?!
Водка. Если есть водка, не нужны в России ни нож, ни грош.
Еще только приходили в чувство охранники с прииска, накачавшиеся с вечера «заряженной» клофелином водкой.
Их еще толком не допрашивали – бесполезно. Пока бесполезно, раз они еще себя не узнавали.
Недаром, ох недаром слыл в Приволжском военном округе сердцеедом майор Зубаткин. Не одна командирская дочь или жена таяла в его ухватистых объятиях, лют до баб был майор Зубаткин. Он брал их приступом, нахрапом, как бульдог, вцепляясь в глотку жертве, валя ее, не отпуская челюстей.
Редко какая могла устоять против бешеного приступа майора. Взяв свое, насосавшись, он сыто отваливался. Но если баба была перспективной, могла помочь продвинуться по службе, Зубаткин ее не бросал.
Ему, зубру любви, соблазнить непутевую Клавдию, продавщицу-экспедитора, возившую на Лебединое паек, труда не стоило. Впрочем, Клавдия была баба сердечная, слабоватая на передок и отказывать не умела.
Ну, а зарядить ящик водки клофелином через шприц, пока счастливая Клавдия тихо посапывала в теплой кроватке, было делом техники.
За золотом майор подъезжал, пока оглушенные охранники валялись под столом, на Клавдиной же полуторке.
Ищи теперь, следак, рисуночки протекторов в вечной российской пыли. Тебе всякий скажет, что Клавдия вчера приезжала. Она всегда приезжает по вторникам, четвергам и субботам…
А вчера была суббота.
Зубаткин зябко передернул плечами. Нервный озноб крался мышью вдоль лопаток, скребал в пояснице.
Слишком гладко. Слишком пока все гладко прошло.
Ну, ничего.
Пусть все утрясется.
А вывезти…
«А вот это посмотрим. Вот это посмотрим, – думал майор. – Морем. Небом. Рекой. Подождем. Пусть все утрясется. А вот по трассе – никогда. Потому что по трассе и будут ловить, не пройдет через хребты незамеченной ни одна машина… Ну и пусть ищут».
Сам Зубаткин и послал в помощь ментам свои опергруппы.
А как же? Он, Зубаткин, свое дело знает…
– Дневальный! – крикнул он. – Дневальный, оглох?!
– Звали, товарищ майор? – Салабон вырос в дверях.
– Пожрать принесли?
– Так точно, товарищ майор! Картоха с треской.
– Давай.
И майор Зубаткин пошел в умывальник. Майор Зубаткин иногда забывал мыть руки после сортира. Но перед едой нужно мыть руки обязательно – это майор Зубаткин помнил всегда.
39 градусов по Цельсию
Внезапно налетевший ветерок наморщил темно-синюю гладь Угрюм-реки, подернул ее ознобом, сорвал горсть золотых монеток с березки и швырнул ее в лицо первому из охранников, выводимых на крыльцо конторы – управления прииском «Лебединое».
Лица четверых охранников, окруженных усиленным конвоем, были бледными и одутловатыми. Внушительные фигуры их, казалось, сдулись.
Толпа приисковых, собравшихся во дворе, забурлила и загомонила.
– Вот они, аспиды! – выкрикнул тщедушный мужичонка в каком-то рваном треухе, из бичей, из тех, что так никогда и не покидают окрестности Алмаза – был фарт, не было его, они спускают все заработанное за полгода старательской каторги за неделю, много – за три, и бичуют до следующего «поля», кто – в кочегарках, кто – по теплотрассам, кто – на «шанхаях», в ветром подбитых бараках, где ютятся в нищих каморках человек по десять в комнатенке, кто, поухватистей, сам собою повиднее, – у марух, случайных подруг, женщин тяжелой судьбы, по разнообразным статьям Уголовного кодекса да по вербовке закинутых на Крайний Север, да так тут и осевших, забуксовавших, затормозивших по бездорожью – навсегда, навсегда, хоть и мнилось им, что ненадолго, что все еще впереди, что вновь в жизни будут цветы и огни.
- Династия. Под сенью коммунистического древа. Книга первая. Лидер - Владислав Картавцев - Русская современная проза
- Листки с электронной стены. 2014—2016 гг. - Сергей Зенкин - Русская современная проза
- Музей революции - Александр Архангельский - Русская современная проза
- Любовь без репетиций. Две проекции одинокого мужчины - Александр Гордиенко - Русская современная проза
- Гармония – моё второе имя - Анатолий Андреев - Русская современная проза
- Рок в Сибири. Книга вторая. Повстанческая армия имени Чака Берри - Роман Неумоев - Русская современная проза
- Дневник похождений кота Гизмунда Первого. 2015 год - Ольга Чалых - Русская современная проза
- Заратуштра - Андрей Гоголев - Русская современная проза
- Русская комедия (сборник) - Владислав Князев - Русская современная проза
- Край снов. Сборник. Рассказы и пьеса - Алексей Жак - Русская современная проза