Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пятно темное, потом и болью воняющее. Смерть родителей, тетки да братиков та срамная боль затерла. Все на свете затерла. Пусто. Не было ничего. Крутила тебя в аду конда[8] проклятая, пользовались. Только яркая лампа над столом раскачивалась. Керосину не жалели. Меты[9] вшивы.
Вита плотнее зажмурились. Пошло оно прочь!
Отступило с легкостью. Жизнь впереди, жуть успеет вернуться, толстыми заскорузлыми пальцами похапать, тело развернуть-вывернуть.
Что помнишь, так тот взгляд перепуганный, сквозь очки, на кончик носа съехавшие. Прапорщик боевой, ветеран. Дите малое. Руки у него тряслись. Укусила его тогда или нет? Тут память подводит, изменяет. И ведь его не спросишь.
Смешной он. Серьезный. Смотришь, как губы поджимает, и хихикнуть хочется. Фуражка на голове крутится, ну точно школьник-голодранец, только рогатки и не хватает. Втюрился в Катерину, как сопляк последний. Разве ж она ему пара? В ней блеску господского восемь пудов, даже когда падалью насквозь провоняется. Вот дурной. Все смущается.
…– Ты на кого смотришь, дочь нефеля[10]?! Кому улыбаешься? Совсем мозг растеряла? В арон[11] меня вгонишь, – грохнула вскинутая на плиту кастрюля, выплеснула жирную волну, повисли пряди капусты.
– Да, мама, разве я улыбалась? Да нужен мне тот хлопец. Що, я возниц не видала?
– Ты глаза-то прячь, дура безумная. И так по ножу ходим. Молва о бесстыдной дочери Якова пойдет – кто тебя, харизу[12], защитит? О, замуж бы тебя быстрее спровадить. Забились в щель клопиную, приличного жениха за сто верст искать. Все отец твой, упрямец. Свининой торгуем, точно курой кошерной. Ой, хорошо, бабка твоя умерла, прокляла бы меня и внуков своих до седьмого колена. Субботу твой отец забыл, Тору никогда не раскрывает. Ой, спаси нас бог!
– Мама, не начинай. Не старые сейчас времена. Да сходи – не слышишь, Мишука ревет.
Метнулся по кухне подол, шагнула мама к двери, к младшему сыну торопясь. Распахнулась дверь – и чернота за ней. Выгорело все.
Вита получила удар по колену, мигом проснулась. В темноте Катя крутила руку какому-то низкорослому типу. Тот шипел сквозь зубы, лягался. Катя заломила руку круче, в локте чуть хрустнуло, человечек пискнул, напряженно замер, уткнувшись лицом в узел.
– Та угомонитесь вы, чи ни? – заворчали с соседней лавки.
– Спите, спите, – пробормотала Катя, отбирая у прижатого воришки чайник. – Тут от тесноты человеку ногу свело.
Катя сунула чайник проснувшемуся Проту и повела вора к выходу. Человечек тихо скулил, согнувшись от боли, перешагивал багаж и спящих на полу.
– Проспали мы, – прошептал Прот. – Чайник-то почти новый. Вот жалко-то было бы.
Долетел тихий вскрик – Катя ссадила злоумышленника на насыпь.
– Добрая она сегодня, – прошептал Прот.
– То она спросонку. Сейчас на нас нагавкает, – ответила Вита.
Катя, легко перешагивая через узлы и похрапывающих людей, скользнула на место:
– Что, гвардия, дрыхнете как цуцики?
– То я виновата, Катерина Еорьевна. Задремала, – поспешила признаться Вита.
– Ладно уж, додремывайте. Я снаружи пройдусь. Здесь дышать нечем.
– Спи, – прошептала Вита. – Я посмотрю.
– Да чего там, – Прот понадежнее пристроил чайник под боком. – Это ты спи. Часовые мы аховые. Можно и вдвоем спать. Все равно ничего не сделаем.
– Так я руку вовек не заломаю. Был бы наган…
– Ух, ты настоящим стрелком стала, – необидно усмехнулся в темноте мальчик. – Ты отчаянная. Только нам сейчас тихими да смирными надобно быть. Крестись почаще. Тебя крестное знамение не сильно ломает?
– Та я бильше ни в кого не верю. И креститься можу, и сало жевать. А «Отче наш» меня давно выучить заставили.
– Разумно, – одобрил Прот.
– Допомогло-то мне оно как, – с горечью прошептала Вита.
Мальчик очень осторожно обнял ее за плечи:
– Что делать, жизнь нам во испытание дана. Терпеть наша участь.
– Она-то не сильно терпит, – Вита кивнула на окно.
– Екатерине Георгиевне иные испытания даны, – мягко прошептал Прот. – Она сильнее, так и боль ее куда острее.
– Какие испытания? – сердито зашептала Вита. – Ей бог сповна всего отпустил. Даже с лишком. Вот ты скажи, почему на нее мужчин як мух на мед тягне? Ну, волосья да бюст у нее красноречивые. Так она же ростом с телеграфный стовп. Так нет же, каждый слюни пускае. Ты вот скажи, тебе со стороны виднее.
Прот молчал.
Вита смутилась:
– Ты що? Я же в том смысле, что ты еще молоденький. Или ты… тож? Ну вот, я не подумала. Извини меня, дурищу жидовскую… Я тебя все как малого вижу.
Прот с досадой повертел шеей, но руку с плеча девушки не убрал:
– Меня все за малого держат. Тем и спасаюсь. А про Катерину одно могу сказать – ее то мучает, до чего мы с тобой еще не доросли. Влюблена она. Давно уже. Безнадежно.
– Да що ты выдумываешь? – не поверила Вита. – Кто на ее чувство не ответит? Не бывает таких кобелей. Ей же тильки поманить стоит. Ни, не может того быть. Та она к тому ж, это… Неправильна. Ты ж в монастыре был. Сказать мы никому не скажем, но между нами…
– Ты про это лучше молчи, – оборвал Прот. – Нам не понять. Да и не наше то дело. У Катерины на душе чувство. Тяжкое такое, что все наше поганое злато перевесит. Без надежды она живет.
– Без надежды нияк не можно, – яростно зашептала Вита. – То ад, если без надежды.
– Потому и жалко ее. Она хоть и надеется, но сама себе не верит. Душа у нее трескается. Жалко.
Вита растерянно молчала. Поверить в то, что можно жалеть Катерину Георгиевну, красивую, уверенную, бесстрашную, все умеющую, было решительно невозможно. Нет, ошибся Протка. Дар у него путаный, вот что-то не то и разглядел. Нет, одинокой Катерина никак не может быть. Да она над жалостью к себе первая и посмеется.
– Да что ты испугалась? – прошептал Прот. – Не одинокая она. У нее друзья есть. Собачка пушистая, красивая. Домик тихий. И еще один – большое поместье. Она туда тоже вернется. Хозяйствовать там станет. И тот человек ее тоже любит. Может, и встретятся они. Катерина хоть и не верит, но все к тому делает.
– Що ж ты сразу не сказав? «Душа трескается». Ужасов нашептал. Так встретятся они или как?
– Не вижу. Видно, на грани это решится. Екатерина Георгиевна сама свою судьбу ведет. Редкий человек.
– От то так, – согласилась Вита. – Туточки я согласна. Встретятся. Наша Катерина любую стену лбом прошибет. Мне б таку уверенность.
– Да у тебя сейчас и своей хватает, – прошептал Прот. – Завидую. Ты только ее, уверенность, не порастеряй.
Вита хмыкнула:
– А ты следи. Как только хде прохудится, сразу пхни меня. Заштопаю свою уверенность.
– Пихну, – Прот улыбнулся. – Вита, а ты меня совсем не опасаешься? Дара моего проклятого? Остальные меня касаться не очень-то желают. Даже Екатерина Георгиевна иной раз спохватится.
– Ни, я не боюся. – Вита слегка запнулась. – Ты и так про меня все знаешь. Та вы все про меня всё знаете.
– Я чуть больше знаю, – печально сказал мальчик.
– То про Геру? Та я не больно скрываю, – пробурчала девушка. – Я и ему почти в лицо сказала. Только он не понял. Или подумал, що смеюся.
– Да понял он все, – пробурчал Прот. – Ему бы самому… уверенность заштопать. Сито, а не уверенность.
– При чем тут сито? Он же с Катерины глаз не сводит. А я хто такая поряд с ней? Жидовка порченая…
– Да что ты со своим еврейством каждый раз высовываешься? – рассердился Прот. – Он о тебе как о еврейке и не думает. Ты ему нравишься. Пусть и не так, как Катерина, но все равно. Только запутано у него в голове все.
– А що надо, щоб распутать?
– Сейчас я тебе усе скажу, – ехидно пообещал Прот. – Ага, записывай. Я и так с ума схожу, а если ваши сердечные движения начну отслеживать, то прямо завтра непременно и рехнусь. Я тебе что, бабка-знахарка? Приворотное зелье тебе взболтать? Фигушки. Сами разберетесь. В таких делах никто не помощник.
– Та ладно, – Вита удобнее вытянула ноги, – я не тороплюсь. Как Катерина говорит – без суеты и согласно этой… диспозиции. Если Гера с нами поедет, по-разному может обернуться. Ты только меня перед ним не позорь.
– Уж не знаю, кто из вас двоих глупее, – вздохнул Прот. – Права Екатерина Георгиевна – истинные дети.
Вита промолчала. Сам-то кто? Подумаешь, колдун древний.
Прот хихикнул:
– Слышишь? Строит кого-то наша генеральша.
За окном действительно негромко разговаривали. Вита разобрала знакомый голос Катерины и сбивчивое мужское бормотание.
– За два фунта сахара? – задумчиво переспросила Катя. – А почем нынче фунт? Сто шестьдесят целковых? Однако.
Мужчина снова забормотал.
– Нет. Не торгуйся, – с усмешкой ответила предводительница. – Не дам. Я так, из интереса справлялась. Меня так дешево еще никто не торговал. Гуляй отсюда, кондитер херов.
Претендент проявил настойчивость.
- Мамалыжный десант (СИ) - Валин Юрий Павлович - Альтернативная история
- Переход Суворова через Гималаи. Чудо-богатыри попаданца - Герман Романов - Альтернативная история
- Запах снега - Юрий Валин - Альтернативная история
- Мозаика мертвого короля - Юрий Валин - Альтернативная история
- Самый старший лейтенант. Разведгруппа из будущего - Юрий Валин - Альтернативная история
- Цель - Перл-Харбор - Александр Золотько - Альтернативная история
- Кровь Севера - Александр Мазин - Альтернативная история
- Я из Железной бригады - Мишин Виктор Сергеевич - Альтернативная история
- Путинский облом - Вадим Владимирович Чинцов - Альтернативная история / Попаданцы / Периодические издания
- Хромосома Христа, или Эликсир Бессмертия. Книга пятая - Владимир Колотенко - Альтернативная история