Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И началось. Три месяца почти каждый день Матвей приходил к Алле, они пили чай, слушали радио и говорили о пустяках. Наступил момент, когда они поняли, что такие отношения себя исчерпали, причем каждый понял, что другой тоже это понял. Матвей осторожно обнял Аллу вечером на кухне, а она не убежала, и не закатила ему оплеуху, она прижалась к нему и впилась губами в его губы.
Еще через несколько дней ее родители уехали в гости на весь вечер. Матвей и Алла лихорадочно целовались во мраке комнаты. Расхрабрившись, Матвей позволил себе осторожно погладить ее грудь. Пощечины не последовало, и, воодушевленный, он продолжил изыскания в этой области. Алле нравилось, судя по постанываниям. Справившись с многочисленными пуговицами, он стянул с нее рубашку и зачарованно уставился на большие, такие упругие на ощупь холмы ее грудей.
Остальное было как в бреду. Он смутно помнил, что это было, но блаженство, увенчавшее это, было несказанным.
Такие вечера полубезумия случались с ними довольно регулярно, не реже трех раз в неделю. Изредка, когда в обеих квартирах было полно родителей, молодые люди выходили погулять. Матвей очень не любил такие прогулки. Прогуливаясь, надо о чем-то говорить, а общих тем для разговоров у Аллы и Матвея было маловато, да и те они почти исчерпали во время первой стадии своего романа. То ли дело в квартире, в темной комнате... Там уж не до разговоров!
В общем, более-менее счастливые отношения продолжались месяца... да, еще около четырех после той, первой ночи. Потом начались ссоры. Мелкие, глупые, беспричинные. И оттого очень раздражающие. С того момента их отношения стали развиваться по синусоиде: два-три дня счастья у упоения друг другом, затем ссора и недели две полного молчания. Затем кто-то делает шаг навстречу, и все начинается с начала. Они стали привычкой друг друга. И в виде привычки продержались еще полтора года. До тех пор, пока не выросли из этой школьной полудетской полувзрослой любви. И кретинская история с купальником стала просто последней каплей, после которой они с чистой совестью разбежались в разные стороны.
"Как бы то ни было, я по гроб жизни благодарен Алле хотя бы за то, что она изменила мое дурацкое детское представление о женщинах. По крайней мере, я в полной мере ощутил и осознал, зачем существуют на свете эти удивительные существа - женщины. Кто знает, если б я тогда не влюбился в нее "по своему хотению", до сих пор удовлетворял бы свое либидо посредством попыток решения какой-нибудь теоремы Ферма..."
Потом был краткосрочный, невероятно бурный и запредельно паранормальный роман с Полиной, закончившийся вечером того дня, утро которого ознаменовало вознесение во плоти старого алкаша Альберта. Они тогда просто очень тихо разошлись в разные стороны. Матвей переехал к соседям, а Полина растворилась в неизвестности.
Полгода после этого Матвей вполне успешно вообще обходился без женщин. Учеба в университете съедала все время. Потом, научившись разгребать учебные проблемы по мере поступления и выгадав, таким образом, немного свободного времени, Матвей сошелся с симпатичной девушкой Олей. Оля была весьма горазда на разные выдумки во всем - от учебы до постели. Целых два месяца они находили радость в общении друг с другом. Потом Оля как-то рассудила, что с Валерой со второго курса еще веселее и интереснее, и они расстались, впрочем, довольно легко и без особых сожалений.
Потом появилась Катя. Она возникла как бы из ниоткуда - Матвей не помнил, откуда она взялась, вообще, как они с нею познакомились, - и как бы навсегда. Тихая, покладистая, нежная. Красивая. Просто идеальная женщина!
Так что, уважаемый профессор, без женщин жить нельзя. Я согласен, может быть, из них получаются не самые лучшие археологи или кто там еще, вам, как профессионалу, безусловно, виднее. Но без них было бы невыносимо скучно... Матвей с удивлением вдруг понял, что с пеной у рта распинается перед каким-то дядькой, причем, судя по всему, довольно давно. И тяжесть, с таким трудом изгоняемая второй день из головы, вернулась на прежнее место.
- Вы очень пламенно выступили, молодой человек, но переубедить меня вы не смогли. Бабы - дуры. Подумать только, такая находка! Четвертый век до нашей эры, никак не позже! А эта корова... Впрочем, бог с ней. Сейчас мой поезд подадут. Спасибо за приятную беседу со многими примерами. Если вы, к тому же, такой энтузиаст археологии, как вы мне описали, приезжайте в начале следующего лета. На общественных, так сказать, началах. У нас есть, что копать, но катастрофически не хватает желающих этим заниматься. При том, что половина населения Украины подрабатывает в России и Турции, я лично не вижу в этом ничего удивительного. Выпить вы, я вижу, можете тоже немало, так что споемся, если не сопьемся. Вот вам моя визитная карточка, звоните в середине мая. Желаю всего наилучшего. Спасибо, что помогли скоротать время до поезда.
Профессор выглядел лет на шестьдесят. Одет он был более чем небогато, но сама манера держаться выдавала в нем прирожденного интеллигента. В лице его ощущалось что-то хищно-птичье, ястребиное.
- До свидания. - пробормотал Матвей, и этот старый ястреб, слегка поклонившись, отбыл в направлении вокзала. В этот момент объявили посадку на киевский поезд.
Матвей сидел на молу, тупо уставившись в одну точку где-то на горизонте, и думал одну-единственную мысль: "надо срочно возвращаться в гостиницу. Там еще должно остаться полбутылки, не меньше, этой их хваленой горилки с перцем. А то уже из реальности выпадать начал, это симптоматично. Спал я, что ли, когда ко мне подкрался этот профессор? И о чем мы только с ним говорили?.." Подумав о профессоре, Матвей машинально посмотрел на его визитную карточку. Он точно помнил, что там было что-то про университет, кафедру и тому подобное. Теперь же на карточке значилось: " Великое Белое Братство...".Матвей в ужасе отшвырнул ее. Карточка, несколько раз перевернувшись в воздухе, упала в воду. Матвей заставил себя посмотреть. Никаких букв, только большая черная свастика, катящаяся влево. Забыв треклятый лимонад, Матвей встал и бочком-бочком пошел прочь. Но напоследок не удержался и снова глянул. Даже не глазком - так, краешком глаза. Конечно, никакой свастики уже не было. На белой картонке голубела звезда Давида.
Матвей-писатель
Настало лето, период стагнации во многих отраслях бизнеса, и командировки Матвея закончились. Наступило время тратить заработанное. Отловив тех своих знакомых, которые не успели разбежаться по южным странам, Матвей устроил пару солидных кутежей. Приятели в долгу не остались, и дали несколько ответных вечеринок. Июнь выдался теплый, и погода весьма располагала к расслабленному отдыху тех, у кого имелись для этого средства. Июль же Матвей планировал провести в Крыму вместе с Катей, как только она досдаст сессию в пединституте.
Одна из таких ответных вечеринок происходила на квартире молодого писателя. И помимо знакомых, которые затащили туда Матвея, присутствовали несколько коллег хозяина квартиры. Из этого вечера Матвей вынес стойкое убеждение, что нет ничего хуже на этом свете, чем пьянка с писателями. Ибо, дойдя до определенной кондиции, честолюбивые господа литераторы впадают в амбиции, требуют повышенного внимания к своей гениальной персоне, сбиваясь, читают по памяти фрагменты своих нетленных шедевров... Когда в компании больше одного пьяного писателя - это сущая катастрофа, можете себе представить. Помимо этого впечатления, Матвей обрел еще и недоумение: а чем, собственно, он хуже? Вот возьмет сейчас, да и опишет свои приключения за последние лет пять. Разве трудно? Да одной левой! Правда, после тяжких раздумий, он пришел к выводу, что писать про себя самого крайне скучно. Да и потом читать получившуюся тягомотину никто не станет. Ну, кому может быть интересен вынужденный тридцатикилометровый пеший переход по сибирской тайге, когда чертов вездеход сломался, а мошкара готова сожрать тебя до костей? Об этом и вспоминать-то неприятно... Нет, решил Матвей, лучше уж придумать что-нибудь пооригинальнее. Задавшись этой целью, он две недели кряду испытывал страшеннейшие муки творчества. Придумывалось многое, но рассказ не клеился. И вот по прошествии двух с половиной недель, когда Матвей с друзьями ночь напролет играли в преферанс, на горизонте забрезжил луч надежды. Поспав часа четыре, Матвей засел писать. К вечеру он создал небольшой, но не лишенный изящества рассказик. Вот он:
Дама для Короля
Пуля - дура. Вист - молодец!
(из преферансного фольклора)
Граф Андрей Евгеньевич Медведев после обеда направился в курительную, чтобы выкурить обычную свою трубочку и перечесть письмо от сына, принятого в прошлом годе в пажеский корпус. Прочтя письмо в третий раз и уяснив из восторженной, но абсолютно безграмотной сумбурной белиберды, содержавшейся в нем, что отпрыск как был балбесом, так им и остался, граф скорбно воздел очи горе, вздохнул и ожесточенно запыхтел своей трубкой. Тут его уединение нарушил лакей Степан, который принес приглашение от соседа, князя Б., на званый ужин. Ожидалось почти все уездное общество, изысканные крымские вина, вирджинский табак из далекой Америки и, конечно же, пулька. Сразу же забыв о непутевом наследнике, граф благодушно ухмыльнулся, покрутил правый ус и спросил:
- Все цвета моей жизни - Сесилия Ахерн - Русская классическая проза
- Вальтер Эйзенберг [Жизнь в мечте] - Константин Аксаков - Русская классическая проза
- Дети Везувия. Публицистика и поэзия итальянского периода - Николай Александрович Добролюбов - Публицистика / Русская классическая проза
- Цвет и крест - Михаил Пришвин - Русская классическая проза
- Фарфоровая комната - Санджив Сахота - Русская классическая проза
- Победа - Дмитрий Сорокин - Русская классическая проза
- Серая мышка - Дмитрий Сорокин - Русская классическая проза
- Первый полет - Дмитрий Сорокин - Русская классическая проза
- Виниловый теремок - Дмитрий Сорокин - Русская классическая проза
- Крольчонок в коробке - Дмитрий Сорокин - Русская классическая проза