Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Люсин засмотрелся на всю эту красоту. Потом вдруг обратил внимание, как легко и артистически большие Колины руки ложатся на кремовый обод руля, трогают переключатель скоростей или электрическую зажигалку. Заметив на красной, обветренной коже, золотящейся редкими волосками, венозный контур якоря с рулевым колесом, а чуть поодаль, ближе к большому пальцу, оплетенный вывалившей жало змеей меч, спросил:
– На флоте служил, Коля?
– Почти, Констиныч. В береговой обороне, – улыбнулся шофер.
– Ну все равно кореша…
– Мы друзья – сухопутные крысы? – засмеялся шофер.
– Только не я, Коля! – покачал головой Люсин. – Я, брат, арктические моря бороздил за рыбой на белом пароходе БМРТ.
– Это что же за «бормоте» такое, Констиныч?
– Большой морозильный рыболовный траулер – это, понимаешь, Коль, громадный такой плавучий завод. Вроде до сих пор наплавался. – Он постучал ребром ладони чуть ниже подбородка. – А вспомнишь – так сердце заноет… Весной особенно в море тянет.
– Чего же ушел?
– Да, наверное, не ушел бы, не случись со мной травма. Взяли мы, понимаешь, сельдь, а это дело такое, что, пока весь улов не попадет в бочки, палуба от чешуи да молок скольжины неимоверной, ну, я возьми и приложись темечком. И готово. Сотрясение мозга. Меня на базу, в лазарет. Вылечили вроде, но только я на палубу – горизонт под сорок пять градусов. Понимаешь? Море не могу с палубы видеть! Страшное дело. Хоть совсем уходи с тралового флота. Хорошо, ребята в комитет комсомола избрали, и стал я освобожденным секретарем. Но разве может моряк усидеть в управлении, когда рядом море? А что делать, если в море нельзя? Тут как раз комсомольский набор у нас объявили. Так оно и получилось, Коля, что решил я податься подальше от соленой воды, чтоб соблазна не было.
– А не жалеешь?
– Не. Не жалею… Сбавь, Коля, ход до самого малого. Мы теперь медленно будем ехать аж до Красной Пахры, смотреть будем во все, как говорится, перископы.
Проехали участок дороги от двадцать восьмого километра до сорок пятого, то есть до самой Красной Пахры.
По обе стороны дороги как минимум семь строительных площадок, значит, везде есть цемент. А глины, что называется, навалом. Всюду полно желтой глины. А уж сколько этой глины да цемента в стороне от шоссе, даже страшно подумать!
На сорок пятом километре, сразу за почтой, разворот. Отсюда автобус отправляется в обратный путь. «Волга» медленно съехала с шоссе и по отпечатанной на шлаковой крошке колее свернула к дощатому забору, посеревшему от дождей. Остановилась у телеграфного столба, на котором висел оранжевый почтовый ящик и была прибита покореженная жестяная доска с расписанием автобусного движения.
Напротив, через дорогу, у бетонного закутка стояли на остановке люди.
Машина развернулась и все так же, медленно, двинулась в обратный путь. Но только она поравнялась с деревянным, под красной железной крышей домиком почты, Люсин велел остановиться.
Перебежав шоссе, он прямиком через картофельные грядки по утоптанной до металлического блеска тропке заспешил на почту.
В Москве ни вчера, ни третьего дня дождей не было. Но они вполне могли пройти по области. Ведь даже в сводках погоды – чуть дело доходит до области, как делается полная свобода самым фантастическим предположениям: и если в столице тепло и ясно, то по области возможен град, суховей и заморозки местами. Итак, если по области, в особенности в районе Пахры, прошли дожди, то брызги на серых с манжетами брюках лучше забыть. Другое дело, если дождя не было. В дождь человека может забрызгать любая пролетевшая мимо машина. И эта же случайная машина притащит на своих протекторах и глину, и цемент, и даже птичье гуано. Вы можете стоять на сухом тротуаре, а вокруг вас за сотни миль не будет ни песчинки портландского, скажем, цемента, но вылетит из-за какого-то там поворота десятитонный самосвал с тремя ведущими осями, окатит мутной струей и улетит в небытие по мокрой мостовой, вихляя железными бортами и гремя цепочками. А вот ежели никакого дождя не было, забрызгать брюки можно лишь при соблюдении ряда специфических условий. Тут уж нужно ступить в лужу где-нибудь на стройплощадке или, что, в сущности, то же самое, дать окатить себя проехавшей через эту лужу машине. Это уже значительно лучше. Все же в сухое время глинистые лужи не так часто встречаются возле цементных куч. Можно, конечно, попасть случайно под струю из шланга во время приготовления бетонной массы – и тут все разговоры о дождях окажутся неуместными. Но надо же на чем-то остановиться, выбрать что-то одно, главное… И тут не идет из ума ольховый листок. Сама собой вырисовывается картина: подступающий к поселку ольшаник, уводящая в лес тропинка, вся в рытвинах и колдобинах, наполненных застоявшейся на глинистой почве водой. И тут же, на окраине, строящийся домик из каких-нибудь плит или панелей со шлаковой засыпкой. Все это, конечно, чистейшая фантазия. Но картина получается! Живая, яркая, словно все это видено глазами, и не раз видено. Поросшая чахлым клевером поляна, лениво жующая корова, почему-то черная с белыми пятнами, ржавая перекладина импровизированных футбольных ворот…
Конечно, картину можно и разрушить. Начисто смыть эту жалкую фантазерскую акварель. Во-первых, чтобы забрызгать костюм, не надо отправляться на Старую Калужскую дорогу. Слава Богу, это нетрудно сделать и в Москве. Ольховый листок, правда… Но кто, черт возьми, сказал, что он застрял в манжете в то же или примерно в то же время, когда иностранец забрызгал свои брюки от Лианье или от как там его?.. Картина может оказаться построенной из событий, разделенных во времени и пространстве. В этом случае она никуда не годна. К тому же если здесь прошли дожди, то и вовсе говорить не о чем. Вероятности всех иных событий, кроме случайной машины, окажутся ничтожными. А на случайной машине далеко не уедешь.
Люсин присел на корточки. Щелчком сбил с бледно-лилового картофельного цветка какую-то букашку, растер серый комок земли между пальцами и сдул мягкую, как пудра, пыль. Она не пачкала рук.
Вроде бы дождя не было.
Он потянул на себя скрипучую, обитую черным потрескавшимся дерматином дверь.
В отделении связи было сумрачно. Крохотные окошки скупо пропускали грустный предвечерний свет. У двери с прорезным овальчиком, за которой что-то кричала в трубку телефонистка, ожидал старик с маленькой девочкой.
За деревянной стойкой одиноко стучал телеграфный аппарат. Чуть поодаль, у столика с весами, дремала женщина. В руках у нее было вязанье. Красный клубочек упал в консервную банку с застывшим сургучом.
На стойке лежала стопка газет и жестянка с гвоздями для заколачивания посылок.
Люсин кашлянул.
Женщина приоткрыла один глаз.
– Можно газетку у вас купить? – спросил Люсин.
– Свежих нет. Остались только вчерашние.
– А мне все равно! Хочу кулек сделать, а то, боюсь, грибы некуда будет класть.
Он взял первую попавшуюся газету и положил на стойку медяк.
– Только мало что-то грибов! – вздохнул Люсин.
– А откуда им взяться, если дождей нет? – проворчал старик.
– А что, разве вчера у вас дождя не было? У нас в Москве был, – не удержавшись, зачем-то соврал Люсин и тут же добавил: – Местами, по области.
– Не было у нас, – сказала женщина и закрыла глаз.
– Почитай, неделя уже, как последний прошел. – Старик погладил девочку по голове. – Мы вот с Ирочкой подберезовиков опосля собрали и рыжиков малость. Да, Ирочка? Конечно, ему, грибу-то, не только дождик, но и сухость нужна, тепло для созревания, но все едино: без дождя грибов не будет.
– Я слышал, дедушка, – Люсин пододвинул табурет к старику, – что в тутошних ольшаниках бывает много грибов. А?
– Ольха, она больно воду любит… – Старик с сожалением покачал головой. – Может, опенка какая-то там и уродится… Али свинушка…
– А у вас тут где поблизости ольха растет?
– Да не знаю, милок. Везде понемногу.
– Серпухов будет говорить! – выкрикнула из-за двери телефонистка. – Пройдите в кабину!
Старик суетливо подхватил девочку и зашаркал к кабине.
Люсин отворил дверь и вышел на крыльцо. Солнце уже закатилось за синюю кайму леса. Вечерняя тоска окрасила листья и травы.
Но картина недостроенного домика на поляне все стояла перед его глазами.
Прямо наваждение какое-то…
Если верить билету, иностранец сошел где-то между тридцатым километром и тридцать восьмым. По шоссе он мог пройти от остановки либо километр назад, либо километр вперед. Не больше.
Получается зона в десять километров. В сторону от дороги вряд ли кто пойдет пешком больше пяти километров.
Нет смысла. Проще доехать по другим путям. Значит, пять километров в одну сторону, пять в другую – получается прямоугольник в сто квадратных километров. Территория приличная, но не безнадежная. Глина, цемент, ольха плюс застойная вода – такое сочетание вряд ли часто встретится. Весь вопрос в том, как его отыскать. Первым делом проверить, какие на этой территории есть объекты, могущие заинтересовать заведомого шпиона. Если возле них указанных признаков нет… Одним словом, понятно… Но сегодня, пожалуй, уже ничего больше не сделаешь. Смеркается уже.
- Мальтийский жезл - Еремей Парнов - Исторический детектив
- Семь Оттенков Зла (ЛП) - Роберт Рик МакКаммон - Исторические приключения / Исторический детектив
- Случай в Москве - Юлия Юрьевна Яковлева - Исторический детектив
- Взрыв произойдет сегодня - Николай Томан - Исторический детектив
- Дом на Баумановской - Юлия Викторовна Лист - Исторический детектив
- Обитель теней - Средневековые убийцы - Исторический детектив
- Весь мир театр (СИ) - Воля Олег - Исторический детектив
- Версальский утопленник - Жан-Франсуа Паро - Исторический детектив
- Кровь и сахар - Лора Шепард-Робинсон - Детектив / Исторический детектив
- Дочери озера - Венди Уэбб - Исторический детектив / Триллер / Ужасы и Мистика