Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он, видно, настолько доверял своему коллеге внизу, что даже не посмотрел в мою сторону, головы не повернул. Он сосредоточенно разглядывал обивку на стоящем перед ним пустом кожаном кресле и так погрузился в какие-то очень личные мысли, что до вверенного его охране объекта ему в данный момент не было никакого дела.
Мне до него, впрочем, тоже дела не было. Я вошла в коридорчик слева, увидела перед собой единственную дверь и оказалась в приемной. Женщина лет тридцати, чуть полноватая, но очень привлекательная и открыто сексуальная, была, без всякого сомнения, та самая «коза драная», с которой разговаривал охранник-вахтер.
Увидев меня, она выскочила из-за компьютера и, поигрывая бедрами, нырнула в кабинет к своему шефу. Через пять секунд она оттуда вынырнула и, улыбнувшись мне, произнесла покровительственно:
– Проходите, милочка. Олег Георгиевич просил сразу предупредить, что у вас есть двадцать минут. Потом у него встреча с торговым представителем из Монголии.
Я промолчала. Не могу же я связываться со всеми подряд. Да и не она устанавливает здесь порядки, не она формирует сам тип отношения к посетителю. Это все, конечно, идет от ее шефа.
Серебров встретил меня откровенно раздраженным взглядом. Он сидел не за своим огромным столом, за которым, вероятно, проводил совещания со своими работниками, а за низким журнальным столиком в углу кабинета, здесь уместилось бы, наверное, с десяток таких комнатушек, в какой жила его приемная дочь. На столе стояла открытая бутылка французского коньяка и пузатая низкая рюмка, одна.
Вице-президент небрежно кивнул мне на стоящий рядом с диваном, на котором он сидел, стул и плеснул в рюмку немного коньяка. Сделав маленький глоток, он поставил рюмку на столик и посмотрел на меня вопросительно.
– Ну? – сказал он.
– Вы можете ответить мне на один вопрос? – спросила я, изучая его совершенно бесстрастное лицо. Глядя на него, трудно было бы предположить, что вчера погиб близкий для него человек.
Серебров поднял вверх указательный палец и сказал:
– На один.
– Как вы считаете, ваша дочь Геля сама шагнула вниз с одиннадцатого этажа или кто-то помог ей в этом?
Он сделал еще один глоток коньяка. На его лице не отразилось ни боли, ни даже досады.
– Я считаю, – сказал он, глядя на коньяк в рюмке, – что мое мнение не играет никакой роли в этой то ли криминальной, то ли сентиментальной истории. Надеюсь, больше у вас вопросов нет?
«Скотина! – подумала я. – Нельзя так со мной! Я такого обращения не переношу».
– Вопросов нет, – сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. – Есть мнение, которое, как я полагаю, будет играть в этой криминальной, без всякого сомнения, истории очень важную роль. Я хочу, чтобы вы его знали.
Он протестующе поднял руку, но я не дала ему рта раскрыть.
– Я считаю, – продолжала я, – что никак нельзя квалифицировать как самоубийство то, что произошло с вашей дочерью. И что вы имеете к этому происшествию прямое отношение.
Он напрягся. Я поняла, что его внутреннее состояние изменилось. Вежливая и равнодушная презрительная наглость превратилась в агрессивную настороженность.
– В любом случае вы ничего не сможете доказать, – сказал он совершенно неожиданно для меня. – А ваши домыслы не имеют никакого юридического значения.
Я усмехнулась. Он сам мне давал материал против себя. Я-то имела в виду всего лишь его равнодушие к приемной дочери. А он, как мне показалось, совершенно другое. Что именно, он мне, конечно, не скажет, я на это и не рассчитывала. Но в любой его фразе может проскочить информация, которая позволит мне разобраться в его истинных отношениях с Гелей. Нужно быть очень внимательной.
– Я знаю, кто вас настроил! – воскликнул он. – Моя несравненная женушка Ксюша! Она всегда меня ненавидела, даже тогда, когда выходила за меня замуж. Даже в постели! Это из-за ее ненависти у нее нет детей! Я в этом уверен. Это она нагородила вам обо мне черт знает что! А ее престарелый дружок-импотент спел вам ту же песню, что и она!
«О ком это он? – удивилась я. – Первый раз слышу о дружках-импотентах, да еще престарелых. Любовник, что ли? Но Ксения Давыдовна не была похожа на женщину, у которой вообще может быть любовник. Тут что-то другое…».
– Я, собственно, надеялась, что вы мне поможете разобраться в том, что он мне сейчас наговорил, – сказала я, придав своему взгляду выражение сожаления. – Я не привыкла верить на слово, особенно тому, что один мужчина говорит про другого.
О чем я говорила, я не имела ни малейшего представления, но блефовать так уж блефовать! Тем более что у меня и не было другой возможности его раскрутить, – он с первой секунды ушел в глухую защиту, которую можно было только взламывать – угрозами, намеками или обманом.
Он мрачно посмотрел на меня, но стал заметно спокойнее. Вероятно, поверил, что я не так уж и настроена против него.
– Что он вам сказал? – спросил Серебров резко.
Я изобразила гримасу, которая должна была выражать задумчивость – брови немного вверх, губы вперед трубочкой, голову чуть-чуть набок.
– Ну, если не повторять всего, что мне пришлось выслушать, – сказала я, – а сформулировать только суть, то он сказал, что вы виноваты в смерти дочери.
– Приемной дочери! – рявкнул он совершенно неожиданно для меня. – Я никогда не считал ее своей дочерью! Я не мог относиться к ней как к дочери. И эта соплячка строила из себя вечную жертву моей нелюбви!
Я чувствовала, что его понесло, и помалкивала, надеясь, что он сейчас в запальчивости наговорит много такого, чего не скажет в спокойном состоянии.
– Она не брала у меня денег! – искренне негодовал Олег Георгиевич. – Она отказывалась принимать от меня подарки, которые заставляла меня делать ей моя жена…
«Я бы тоже отказалась от таких подарков, – подумала я. – Если бы ты сам хоть раз захотел ей что-нибудь подарить, она, может быть, и не отказалась бы».
– Она сама забилась в эту каморку, – продолжал он, – сделала из нее себе комнату. Я просил ее перейти в другую, у меня в доме достаточно места, на десяток таких девок хватит. Нет же! Она назло мне спряталась в этот стенной шкаф!
– Простите, – сказала я, – я не поняла, в каком смысле стенной шкаф?
– В прямом! – сказал он. – По проекту эту комнату предполагалось использовать именно как стенной шкаф, как кладовку. Там даже окна не было, его пробили потом, когда я понял, что выгнать оттуда эту маленькую упрямую дрянь невозможно. Она забивалась туда и сидела там сутками, начинала царапаться и кусаться, когда ее пытались оттуда вытащить. Я в конце концов согласился, хочет жить там, пусть живет. Она и живет там с тех пор… Жила…
– Должна признаться, – запустила я в него провокационную фразу, – что у меня совсем другая картина вырисовывалась со слов…
И я полезла в блокнот, сделав вид, что не могу вспомнить имя человека, на которого он намекал и о ком я не имела никакого представления. Я копалась в блокноте, уверенная в том, что он не выдержит и подскажет мне. Так оно и вышло.
– Рудольфа Ивановича! – буркнул он, потому что еще не высказался до конца, а я держала паузу. – Но какой он врач! Он шарлатан! Диплом у него есть, это верно, я наводил справки. И лицензия в порядке. Но он же прекрасно понимает, что занимается профанацией! Потому что получает за это хорошие деньги! Моя жена платит ему мои же деньги, а он несет ей обо мне черт знает что! Не знаю, всю ли программу этого доктора Косовича вам довелось выслушать, но я когда-нибудь до него доберусь.
«Косович, вероятно, фамилия этого самого Рудольфа Ивановича, – подумала я. – Тем лучше, теперь я гораздо меньше времени потрачу на его поиски».
Поглощенная выпытыванием из Сереброва имени неожиданно возникшего в разговоре доктора, я увлеклась и допустила ошибку. Олег Георгиевич смотрел на меня напряженно, изучающе. Он явно что-то обдумывал и решал. Я пропустила какой-то важный момент в разговоре. Он на какой-то фразе что-то обо мне для себя выяснил, а я этого не заметила. Но что это так, я не сомневалась. Олег Георгиевич говорил еще что-то, но теперь это были совершенно пустые для меня сведения, поскольку сообщались они мне человеком полностью собою владеющим, причем владеющим очень хорошо. Он рассказывал мне, как мало у него остается свободного времени, как редко ему удавалось видеться с Гелей и как трудно было наладить с ней контакт. Так и не удалось этого сделать. Он признавался, что слишком долго не замечал эту девочку в своей жизни, в своей семье, не заметил и ее смерти.
Я иногда верила ему, иногда не верила, но понимала, что уже впустую трачу время. Олег Георгиевич будет давать мне строго дозированную информацию, подмешивая в нее часть придуманных им легенд, немного откровенного вранья, а что-то просто скрывая. И я никогда уже не разберусь в том, что в его рассказе соответствует действительности, а что – нет.
И тем не менее я старательно записывала всю его, опять ставшую бесстрастной, речь на диктофон. И вовсе не для того, чтобы потом в ней разобраться. Я хотела еще раз внимательно прослушать первую часть нашей с ним беседы и определить момент, в который я допустила ошибку. Чтобы понять, на что он в тот момент намекал и какой вывод обо мне после этого сделал. Это была бы в отличие от всего остального полностью достоверная информация.
- Доктора вызывали? - Светлана Алешина - Детектив
- Странница в ночи - Светлана Алешина - Детектив
- Хит сезона - Светлана Алешина - Детектив
- Богатые тоже платят - Светлана Алешина - Детектив
- Новая русская - Светлана Алешина - Детектив
- Все началось с нее (сборник) - Светлана Алешина - Детектив
- Секс, ложь и фото - Светлана Алешина - Детектив
- Обаяние «новых русских» - Светлана Алешина - Детектив
- Госпожа на побегушках - Светлана Алешина - Детектив
- Чушь собачья (сборник) - Светлана Алешина - Детектив