Форма входа
Читем онлайн В мир А Платонова - через его язык (Предположения, факты, истолкования, догадки) - Михаил Михеев
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Отсутствие в утопии конца
В проекте своей утопии Платонов словно передразнивает древнегреческого философа Гераклита (с его огнем, мерами возгорающимся внутри вечно живой материи), воскрешает задор средневековых алхимиков, но все-таки "скругляет" и насильно укладывает свою мысль в наезженное русло сталинской (Мичурин-Лысенко и т.д.) диалектики творения "из г... конфетки". Его герой, хирург Самбикин находит в организме мертвого, как ему кажется, неисчерпаемый резервуар для поддержания множества жизней:
Самбикин был убежден, что жизнь есть лишь одна из редких особенностей вечно мертвой материи и эта особенность скрыта в самом простом составе вещества, поэтому умершим нужно так же мало, чтобы ожить, как мало нужно было, чтобы они скончались. Более того, живое напряжение снедаемого смертью человека настолько велико, что больной бывает сильнее здорового, а мертвый жизнеспособней живущих (СМ: 42).
...В момент смерти в теле человека открывается какой-то тайный шлюз и оттуда разливается по организму особая влага, ядовитая для смертного гноя, смывающая прах утомления, бережно хранимая всю жизнь, вплоть до высшей опасности. Свежий труп весь пронизан следами тайного замершего вещества и каждая часть мертвеца хранит в себе творящую силу для уцелевших жить. Самбикин предполагал превратить мертвых в силу, питающую долголетие и здоровье живых (СМ: 25).[101]
Таким образом можно было бы сотворить новую утопию, вполне приемлемую для "власть предержащих". Однако Платонов так и оставляет - и как мне кажется, намеренно - рукопись "Счастливой Москвы" незавершенной. Конец работы над романом - ноябрь-декабрь 1936-го, согласно [Материалам к биографии]. Уже после этого он еще будет писать (и кое-что, правда, не многое, сможет опубликовать) - рассказы, повести, романы, пьесы, очерки и рецензии. Но почему же он так и не доводит до конца этот роман? (Не даром при его публикации в "Новом Мире" были сохранены не вычеркнутые авторской рукой варианты текста.) А ведь по сути дела "Счастливая Москва" кончается ничем. Может быть, писатель думал его продолжить, включив в качестве первой части в следующее свое произведение - "Путешествие по маршруту Радищева" (но в обратном направлении: т.е. уже из Москвы в Ленинград)? Как известно, рукопись этого романа у него украли (вместе с чемоданом, в поезде). Но не потому ли, все-таки, что по его собственным интуитивным оценкам, так сказать, степень "угождения" и выворачивания себя и своей души (или даже "идеологического пособничества" перед властью) уже превысила бы тогда некую предельно-допустимую норму, и он, устыдившись самого себя, к роману охладел? Ну, а может быть, просто так и не смог придумать реального, т.е. конечно же, тоже безусловно фантастического, но все-таки отвечающего его представлениям о художественной реальности - воплощения своему технократическому проекту?
Ответить на эти вопросы трудно. Быть может, некоторую попытку ответа можно предложить, если истолковать следующую запись - из блокнота писателя 1946 года:
Бог есть великий неудачник.
Удачник - тот, кто имеет в себе, приобретает какой-то резкий глубокий недостаток, несовершенство этого мира. В этом и жизнь. А если лишь совершенство, то зачем ты, черт, явился?
Жизнь состоит в том, что она исчезает.
Ведь если жить правильно - по духу, по сердцу, подвигом, жертвой, долгом, - то не появится никаких вопросов, не появится желания бессмертия и т.п. - все эти вещи являются от нечистой совести [Из неопубликованного: 152].
Платонов - наследник великой богоборческой традиции (эпохи от 18-го века и до революции, т.е. вплоть до 1929-30-го годов). В его поздних произведениях (Шарманка, Ноев ковчег) бог - это просто некий "ловко устроившийся" в жизни, всезнающий, эксплуатирующий ее несовершенства и недостатки субъект, или - богатый и почти всемогущий иностранец, профессор, питающийся одной химией и ни во что не верящий (знающий, что все в мире пустяки), который приезжает в СССР только затем, чтобы взять отсюда (и вывезти) на запад человеческую веру (читай: идеологию). - Но ведь это почти в точности булгаковский Воланд - совпадение поистине знаменательное! Однако, в отличие от Булгакова, Платонов почти маниакально продолжает думать над построением новой этики. Его Бог - в отличие от ленинско-сталинского - это неудачник, сознательно обрекший себя на страдания в этом мире (вместе с людьми). Бога-дьявола, царствующего в этом мире, он отвергает и хочет отыскать - или создать, совместными силами, силами человеческой души - иного Бога, или иную веру, которая должна рано или поздно прийти на смену коммунистической идее. Но мысль Платонова так и изнемогла в неравном поединке, и здание новой веры так и осталось не выстроенным.
Скорее всего, Платонову не могли быть известны размышления автора трактата "Дух, душа и тело", отрывок из которого приводился выше (в связи с представлениями о воскресении телесном), но тем не менее писатель вполне мог знать хотя бы следующий анекдот, случившийся, как рассказывают, во время вручения хирургу Войно-Ясенецкому премии, когда сам Сталин обратился к лауреату с таким вопросом:
"Профессор, вы часто вскрываете человеческое тело. Вы там не видели, где находится его душа?" Отец Лука посмотрел на своего собеседника громадными, львиными глазами и тихо произнес: "Часто я в человеческом теле не видел и совести" (Быков 1998: 152).
МИФОЛОГИЯ ВМЕСТО ПРИЧИННОСТИ У АНДРЕЯ ПЛАТОНОВА[102]
В наш язык вложена целая мифология
Л.Витгенштейн[103]
1-го сентября 1999-го года исполняется 100 лет со дня рождения А.Платонова, если можно так сказать, на целое столетие опережающего Пушкина (стоящего ближе к нам). Ведь большинство событий, о которых повествует Платонов - засуха и голод, коллективизация и индустриализация, "социалистическое строительство" и "прорыв в светлое будущее" одной "отдельно взятой" страны и т.д. и т.п. - нам безусловно ближе, чем, скажем, события "Пиковой дамы", "Дубровского" или "Капитанской дочки". Но вот язык, которым написаны платоновские произведения, пожалуй, все-таки гораздо более далек, чужд, отстранен от нас, чем язык пушкинский.
Все, кто читает Платонова, замечают особенный язык, которым говорят его герои и на котором изъясняется сам автор. Но в чем состоят эти особенности, объяснить оказывается довольно трудно. По замечанию одного исследователя, Платонов - "стилист яркой и резкой, можно сказать, агрессивной индивидуальности", часто употребляющий "искривленные, намеренно уродливые", даже "вывихнутые" словосочетания (Носов 1989). С.Залыгин называет Платонова "странноязычным писателем". Если бегло обозреть только наиболее бросающиеся в глаза черты, делающие Платонова одним из самых своеобразных писателей 20 века, надо отметить, мне кажется, следующие:
парадоксальное совмещение недоговоренности в речи с ее же избыточностью, одновременное использование тавтологии, словесного нагромождения и намеренного пропуска, эллипсиса необходимых по смыслу (или даже грамматически обязательных) слов, опущение целых звеньев в рассуждении (примеры будут приведены ниже);
примитивизация языка, игра с неправильностями речи (прохожие мимо, отмыть на руках чистоту);
явное предпочтение конструкций с родительным падежом (мысль жалости, тоска тщетности) и тяготение к всеобщности, чрезмерной обобщенности, как бы "вселенскому охвату" явления (смысл существования, безуспешность жизни и т.п.);
постоянное принуждение читателя к самостоятельной работе над текстом с необходимостью "вычитывать" смысл между строк или достраивать соединительные части в отдельных (как бы только "намеченных", недосказанных автором) мыслях;
загадочное и часто заводящее читателя в тупик балансирование позиции повествователя на грани между стилизацией (под чужую речь) и откровенным пародированием, с иронией и издевкой (но также и с самоиронией!) - по отношению ко всем "самодостаточным" языковым стихиям, которые только возможны, то есть использование и канцелярского стиля (в старой и новой его редакции, в виде советизмов), и жаргонных, просторечных, областных словечек и выражений, отдельных слов и целых цитат с аллюзиями к определенным текстам идеологии, и вторгающихся в речь технических терминов - из языка науки, а также слов старого литературного языка 19 века, церковнославянизмов и библейских речений;
попытка глубинного оправдания идеалов Революции (насколько они еще могли существовать, в период с 1925-го по 1931-й годы, когда были написаны наиболее значительные произведения Платонова), т.е. как бы "насильственное вживление" их, или пропитывание ими самого мировоззрения и героев, и повествователя.
Уникальный язык платоновских произведений состоит почти сплошь из нарушений норм стандартного словоупотребления, призванных создавать и к тому же постоянно поддерживать в сознании читателя эффект остранения (В.Шкловский). Но, ведь, вообще говоря, "затрудненное понимание есть необходимый спутник литературно-культурного говорения. Дикари просто говорят, а мы все время что-то хотим сказать. В естественном состоянии языка говорящий не может задуматься над тем, как он говорит, потому что самой мысли о возможности различного говорения у него нет" (А.М.Пешковский).
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу В мир А Платонова - через его язык (Предположения, факты, истолкования, догадки) - Михаил Михеев бесплатно.
Похожие на В мир А Платонова - через его язык (Предположения, факты, истолкования, догадки) - Михаил Михеев книги
- В этой сказке… Сборник статей - Александр Александрович Шевцов - Культурология / Публицистика / Языкознание
- Священные камни Европы - Сергей Юрьевич Катканов - Публицистика
- Том 8. Фабрика литературы - Андрей Платонов - Публицистика
- От Берлина до Иерусалима. Воспоминания о моей юности - Гершом Шолем - Биографии и Мемуары / Публицистика
- He покоряться ночи... Художественная публицистика - Франсуа Мориак - Публицистика
- Oпасные мысли - Юрий Орлов - Публицистика
- Иосиф Бродский. Большая книга интервью - Валентина Полухина - Публицистика
- Вид с дешевых мест (сборник) - Нил Гейман - Публицистика
- Чувство психологической эстетики - Александр Иванович Алтунин - Менеджмент и кадры / Публицистика / Науки: разное
- Музыка после Вагнера - Евгений Браудо - Публицистика
