не прав, — мягко журчала Лариса. — Услышал по телефону одну-единственную фразочку…
— Ничего себе фразочка — «Я тебя уже целую вечность не видел…».
— Но ты же помнишь, как я ему отрезала.
— Потому что знала, что я взял вторую трубку.
— Представь себе, не знала.
— Ну уж… Тут нечего знать — слышно.
Лариса прошлась по комнате, устало потянулась, подсела к Николаю. Запах ее волос, когда-то притягательный, вызвал такой рой воспоминаний, что ему стало не по себе. Отодвинувшись на край дивана, заговорил быстро-быстро, словно прогоняя наваждение:
— Я верил, что твои поездки в Донецк связаны с аспирантурой.
— Так оно и было, — отозвалась Лариса. Голос ее прозвучал глухо, как издалека.
— …что ты оставалась на ночь, потому что либо опаздывала к автобусу, либо дорогу занесло, либо рейс отменили…
И опять как издалека:
— Так оно и было.
— …что ночевала то у Нины Рязаковой, то в общежитии.
— Да, у Нины и в общежитии.
— Все это вранье, омерзительное вранье! И телефонный разговор лишь прояснил то, о чем я догадывался. Стать профессоршей, без труда защитить диссертацию куда как соблазнительно! Пусть намного старше, пусть неказист собой, зато какой взлет!
— Оставь! Ты говоришь пошлости!
— Я только говорю, а ты поступала пошло. Да что пошло! Подло, низко, предательски!
Лариса снова приблизилась к Николаю, положила руку ему на колено.
— Ну хорошо, давай танцевать от этой сакраментальной фразы, которая якобы открыла тебе глаза. Из нее ясно, что если что и было, то кончилось. Он же сказал — «вечность не видел».
— Для близких людей вечностью бывает один день.
— А почему ты буквально не воспринял эти слова: действительно вечность? Да и мало ли что старый дурак мог ляпнуть!
— Ты всегда восторгалась его умом.
— Когда старики влюбляются, они становятся дураками.
— Небось про себя ты его стариком не называла. Да и какой он старик. Сорок восемь только.
Лариса поняла, что ей не мешает повести себя хитрее. Раз уж от всего отпереться не удалось, надо чуточку уступить. Уступит в малом — авось выиграет в большом.
— Признаюсь, я поддерживала в нем надежду, — сказала она, — играла в навязанную мне любовь, но порога…
— Вот и доигралась! — беспощадно бросил Николай.
Его непреклонность окончательно сбила Ларису с толку. Неужели только одни подозрения могли вытравить у него все чувства? Или он знает больше, чем говорит, и держит доказательства ее вины в резерве, как держит про запас опытный следователь самую главную улику? Решила сделать еще один заход: обвинить и его, обвинить, чтобы разжалобить.
— Если без предвзятости, то мы с тобой квиты, — Лариса укоряюще заглянула Николаю в глаза. — Ты тут тоже не растерялся, быстро утешился. — И вдруг, поняв, что нападением ничего не достигнет, резко изменила тактику, заговорила покорно: — Ну, допустим, любовь прошла. Но неужели, пройдя, она выжгла из сердца все остальные чувства? Я не могу этого понять. Мы ведь были друзьями, близкими, тесными.
Николай молчал, и Ларисе показалось, что слова ее проняли его, задели какие-то душевные струны.
— Колюша, стоит ли из-за пустяков делать такую трагедию, какую сделал ты, — продолжала ворковать она. — Если бы все супружеские пары по тому или иному поводу поступали подобным образом, их вовсе на свете не осталось бы.
— Ничего себе — пустяки! — ядовито усмехнулся Николай. — Когда-то за такие пустяки травили, на дуэль вызывали!
— Те времена прошли бесследно. Аминь… И очень плохо, когда сегодняшние мальчишки воспитываются на Вальтер Скотте и Дюма. Ты же сам признался мне, что они формировали твой характер.
— Плохо, когда девчонки воспитываются на бульварных романах.
Суетливо поднявшись, Лариса подошла к столу и жадно принялась есть оставшиеся картофелины, повинуясь не столько желанию утолить голод, сколько необходимости что-то делать.
Николай скользнул взглядом по ее туго обтянутой трикотажем фигуре и невольно вспомнил изваянную в бронзе девушку с веслом в макеевском парке. Он не раз любовался этой скульптурой, где гармония линий сочеталась с логичностью позы, и думал о том, что автор ее знал толк в красивом теле, выбрав такую натурщицу. И когда он впервые увидел Ларису в этом же парке на волейбольной площадке, то сразу подумал: а не она ли послужила оригиналом для скульптуры? Подошел, спросил. Лариса посмеялась над его предположением, но была польщена. С этого началось их знакомство.
— Послушай, Колюша, — голос Ларисы прозвучал по-домашнему миролюбиво, и Николай даже вздрогнул от неожиданности, забыв на какую-то минуту о ней реальной, вот тут находящейся, — бывает такое, что ни одна сторона ничего не может доказать доказательно. Даже в юриспруденции недостаток улик оборачивается в пользу обвиняемого. Так называемая презумпция невиновности.
— То в юриспруденции, — огрызнулся Николай. — А в семейной жизни все основывается на доверии.
Лариса подошла к Николаю, ткнулась коленями в его колени.
— Колюша, пусть я натворила глупостей, пусть споткнулась. Но… Будь великодушным, поддержи. Кто это сделает… кроме тебя? — Заботливым движением поправила воротник на его рубашке. — Коля, милый, родной, ведь у нас за плечами пять лет счастливой жизни!
Отстранив Ларису, Николай сказал неумолимо:
— Это у меня пять лет! У тебя только три! Два ты с ним путалась. Да, да, это так, и не изворачивайся. Ни у какой Нины Рязановой ты не ночевала, мне это достоверно известно.
— Ловко придумал, правдолюбец!
— Это ты неловко придумала. Я был у нее. После защиты диплома она тебя в глаза не видела! Так что миф о невинных ночевках лопнул как мыльный пузырь.
— Она лгала! Нагло лгала! — зашлась Лариса. — Из зависти! Она всегда завидовала мне! Всему! Внешности, способностям, даже замужеству! Ты не представляешь себе, какие коварные женщины есть! На любую подлость идут ради утоления своего тщеславия или из-за каких-то личных интересов.
— С некоторых пор представляю… — многозначительно произнес Николай.
Подойдя к кровати, снял со стены ружье.
Лицо Ларисы исказилось от страха.
— Ты что собираешься делать?! Коля! Колюша! Что ты задумал? — Инстинктивно выставила перед собой руки, будто они могли защитить ее.
Николай постоял, не сводя с Ларисы тяжелого исподлобного взгляда, потом резким движением разобрал ружье, сунул в чехол.
— С прошлым все покончено, и никакие душещипательные сцены меня не разжалобят. Сделала выбор — пожинай плоды своего легкомыслия.
Безнадежность, щемящая тоска появились в глазах Ларисы.
— Ты все взвесил?
— В делах сердечных, в отличие от тебя, я ничего не взвешиваю.
— Коля, одумайся, умоляю…
— Не унижай себя. Это не твой стиль действий. Жилье это я тебе оставлю, деньги на первый случай вот, — Николай выложил на стол несколько сотенных бумажек, — о работе для тебя договорюсь.
Принеся из чулана чемодан, побросал в него что подвернулось под руку и,
