Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она отчаянно трясет головой и плачет, прижимаясь лицом к его коленям. И сквозь слезы ее он слышит…
— Люблю вас… Люблю… Всю жизнь любила… Никогда не забуду…
Забыв всякие расчеты и колебания, весь подхваченный ее порывом, он наклоняется к ней. Хочет поднять ее лицо. Чувственный порыв угас… нежность и благодарность теснят его грудь. Радостные слезы закипают, просят исхода.
— Уедемте, Наденька!.. Уедемте со мною…
— Нет… нет… нет…
— Я брошу казенную сцену… Может быть, мы найдем счастье…
— Нет… нет… нет…
— Ну, встаньте же!.. Сядьте рядом!.. Послушайте… Ведь вы не любите мужа?.. Да?.. Да?.. Я угадал?.. Ну что же вы молчите? Нельзя любить его и меня в то же время…
— Я не могу его бросить, Павел Степанович!..
— А… вот что!.. Значит, вы его все-таки любите?..
— Нет… Нет… Вас… вас одного!.. И никого в жизни кроме вас я не любила… Теперь я все поняла… Только теперь поняла… когда мы встретились… Но бросить мужа я не могу даже для вас… Не будет мне счастья, если его брошу… Вот как в этих страшных стихах… между нами обоими он вечно будет стоять… Он умрет… Я знаю… он погибнет без меня.
Она ломает руки в беспредельном отчаянии.
Ему так жаль ее, что порыв его гаснет.
— А если б он умер?
— Молчите!.. Молчите…
— Если б вы были свободны? — печально говорит он.
— Павел Степанович… не искушайте судьбу!.. Не надо так говорить!.. Мне страшно…
…Мосолов медленно отходит от окна, с застывшей улыбкой.
Он слышал все, от слова до слова. Когда жена кинулась в дом искать его, он уже подходил к калитке сада. Вся душа его была тут, с ними… Он насилу досидел и полчаса после их ухода. Что ему было до усмешек, которыми его провожали?
Он знал, что в этот вечер решится его судьба.
И она уже решилась.
Он выслушал ее сейчас из уст жены… «Если бы вы были свободны?..» И этот жалобный крик: «Не искушайте судьбу!.. Мне страшно…»
«Вот и кончено… Кончено все…» — думает он, лежа на диване в гостиной, не раздеваясь, только прикрывшись одеялом.
Его знобит в эту душную ночь. Но как легко на сердце. В первый раз легко после мучительного кошмара, терзавшего его весь этот месяц… Все теперь понятно… И то, что было. И то, что будет…
— Простимся, Надежда Васильевна! — говорит Мочалов в эту минуту его жене. — Завтра мы все время будем на людях. И мы, наверное, уже никогда не свидимся… Обнимите меня как товарища…
Крепко его объятие, и долог его поцелуй. Она на мгновение забылась, закрыв глаза, прижавшись лицом к его груди. Она слышит бурное биение его сердца… Оторвалась. Обхватила руками его голову и поцеловала его глаза… Как жаль, что так темно, что никогда она не узнает, что было в этом последнем взгляде… Тоска? Нежность? Желание? Укор?.. «Прощай, моя любовь!.. Моя светлая, единственная любовь…»
Она быстро идет в стеклянную дверь, из столовой ведущую в сад. А он остается на скамье. Он сидит, сгорбившись, понурив голову.
Пусть она плачет и страдает!.. У нее впереди много-много дней. И не раз еще улыбнется ей жизнь, и не раз поманит ее новым миражом. И эти слезы забудутся. И страдания покажутся сном.
Для него все кончено… Впереди старость; медленное угасание таланта, пережившего свою славу; забвение, смерть… Дорога жизни круто пошла под гору. И опереться уже не на что… Когда это случилось?.. Ах, не все ли равно теперь?..
…Надежда Васильевна, по раз установленной привычке, машинально идет в детскую.
Там горит лампадка. Громко сопит нянька, девочка спит…
Долго стоит мать у ее постельки, собираясь с мыслями, стараясь понять все значение, всю огромность случившегося… Отреклась от новой жизни. Отвернулась от невыносимо яркого счастья. Добровольно отвернулась… Во имя чего?.. Что утешит ее в этой потере… «Ты?..» — шепчет она, глядя в маленькое личико…
И вдруг вспоминается почему-то одинокая Рухля… Красавица Лия, как принцесса, не знающая труда…
Она тихонько крестит Верочку, но не целует ее на этот раз. На губах ее еще горит прощальный поцелуй того, кто мимоходом, сам того не зная, подарил ей высшее счастье, возможное здесь, на земле… И сердце ее теперь умерло для радости. Завтра всему конец. Завтра начнутся будни.
Она идет к себе, зажигает свечу, снимает платье…
Вдруг руки ее замирают на крючках лифа. Словно кто толкнул ее. Она идет в гостиную.
Темно… Тихо… Но инстинктивно она чувствует, что она не одна в комнате… Не может быть!.. Неужели Саша вернулся?.. Когда же?.. Когда?..
Она стоит секунду, боясь дышать, прислушиваясь…
Ни звука…
Она подходит ближе, и рука ее касается его волос.
Сердце точно перестало биться… Неужели он слышал?.. Что?.. Что слышал он?..
А теперь — спит он… или притворяется?
Ей страшно спросить. Ей страшно двинуться…
Она стоит так долго, неподвижная и беззвучная, что ноги у нее немеют. Она совсем потеряла счет времени… Сердце бьется с страшной силой. В ушах звон… Вся жестокость сказанных ею слов вспоминается ей в этот миг и как бы ослепляет ее… Что, если он слышал!..
«Бедненький, бедненький Саша…»
И, как сон, вспоминается еще что-то — страшное и непонятное: первый обед с Мочаловым в городском саду, разбитый бокал, красное вино, как кровь стекающее на пол, и мистический ужас в лице мужа… этот ужас, пронизавший и ее на миг.
И то, что казалось невозможным пять месяцев назад, вдруг становится легким… Словно дрогнула глухая стена, разделявшая их души и жизни… Вот-вот рухнет… И они опять будут стоять рядом, оба жалкие, оба страдающие. Кем-то обреченные идти через пустыню жизни к неизвестной цели.
Да… рука в руку… вместе, всегда… Его страдания, которых она не замечала, внезапно жгучим укором встают перед нею и как бы требуют отчета… Простить… Простить всем сердцем!.. Спасти его, если это можно… Душа просит подвига… Поднять этот крест и нести его до конца… до конца… Смиренно принять долю всех обманувшихся, всех обманутых, всех обманутых женщин… И в смирении — найти горькую радость… Только в этом теперь ее спасение!.. И ее, и его спасение…
Она беззвучно наклоняется над ним и целует его голову. Слеза ее капнула ему на лицо. Надежда Васильевна замерла на секунду… Нет… Не почувствовал… Спит…
Она крестит его широким крестом, шепча молитву, и тихонько выходит…
Тогда он поворачивается и смотрит ей вслед.
Позвать?..
Нет… Поздно…
Как ждал он этой слезы, этого поцелуя ее все эти долгие месяцы, все эти мучительные дни и одинокие ночи, томясь в двух шагах от нее в безумной дрожи желанья, в беспросветном отчаянии неразделенной страсти! И она не сжалилась… Она не подарила ему ни одной слезы, не бросила ни одной улыбки. Она не замечала, что он, как раздавленный червь, умирает под ее ногой… Довольно!.. Довольно…
Куда зовет она его этим поцелуем? На долгую жизнь, полную тех же мук, тех же ошибок и падений — с его стороны; тех же разочарований для нее… Что может он ей обещать? Чем вознаградит за жертву, за этот отказ от новой жизни и счастья?
Не надо жертв… Не надо прощенья… Иной голос звучит в его душе. И он сильнее всех земных голосов, которые он так страстно любил еще недавно… быть может, вчера…
Он зовет к нездешнему счастью, за которое не ждут его ни расплата, ни позор.
На другое утро Надежда Васильевна выходит к чаю бледная, совсем больная, с заплаканными глазами. Мельком кинув на нее взгляд, Мосолов спокойно говорит о прощальном ужине, о готовящейся овации, о лавровых венках от труппы, которые он уже заказал…
Если бы Надежда Васильевна была теперь способна наблюдать, она поразилась бы новой переменой в Мосолове. Нет в нем ни угрюмости, ни враждебности последних дней. Он очень спокоен. Можно было бы подумать, что он рад отъезду Мочалова, если б не его странно рассеянный вид в моменты неожиданных пауз, среди прежней беспечной беседы, если б не ушедший в глубь себя загадочный взгляд.
Весь этот месяц, когда бы он ни лег, Мосолов вставал раньше всех и требовал, чтобы Поля немедленно убирала гостиную. Положим, гость с первого дня знал, что он спит врозь с женой. Но Мосолов на другой же день в разговоре с ним совершенно некстати ввернул фразу о том, что жена страдает бессонницей и головными болями, а он возвращается поздно и предпочитает спать отдельно… Сказал и покраснел до корней волос. Трагик тогда внимательно поглядел на него… Поверил ли он его объяснению?.. Кто знает?.. Мосолов так мучительно боялся всегда, что в труппе догадаются об его разрыве с Надей… Он убил бы Полю, если бы она проболталась…
Теперь ему все равно… Пусть догадываются!.. Пусть сплетничают!.. Равнодушно проходит он через гостиную, мимо неубранной постели…
Он не замечает кроткого взгляда жены, которая из окна смотрит ему вслед, как не заметил утром ее слабой улыбки. Ничего не доходит до его сознания…
- Воспоминания Свена Стокгольмца - Натаниэль Ян Миллер - Историческая проза / Прочие приключения / Русская классическая проза
- Неслучайная встреча - Анастасия Алексеевна Белая - Русская классическая проза
- Венки на волне - Николай Михин - Русская классическая проза
- Сень горькой звезды. Часть вторая - Иван Разбойников - Русская классическая проза
- Девочке в шаре всё нипочём - Александра Васильевна Зайцева - Прочая детская литература / Русская классическая проза
- Дом со звездной крышей - Екатерина Алексеевна Шелеметьева - Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Весёлый зоопарк - Надежда Митрофановна Середина - Детская образовательная литература / Природа и животные / Русская классическая проза
- Наше – не наше - Егор Уланов - Поэзия / Русская классическая проза / Юмористические стихи
- Так жизнь идёт - Надежда Лухманова - Русская классическая проза
- Монолог - Людмила Михайловна Кулинковская - Прочая религиозная литература / Русская классическая проза / Социально-психологическая