Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она лежала на ложе в углу землянки, покрытом травою, под нею был обыкновенный холст, твердый изголовник[148] в головах, на полу рядом стояло ведро с водою из Роси, кружка, миска с похлебкой. Низко нависал сплетенный из лозы и присыпанный землею потолок, с которого то и доле сыпались комочки земли. В землянке не было огня, только через оконце сюда врывался зеленоватый луч месяца. А ей казалось, что у нее лучшее в мире ложе, что у нее есть все, чего только может пожелать человек, есть и самое главное, самое большое — счастье.
И так было не только в эту ночь. Утро показалось ей еще более прекрасным, чем ночь, ибо тогда она впервые увидела глаза своего сына и заглядывала в них, как в душу свою и любовь. День пробежал, как миг: в землянку приходили — так велел обычай — простые жители Будутина, и все они несли свои дары. Вечер еще раз порадовал ее, потому что теперь сын уже хотел спать, а там и сама Малуша ощутила тяжкую усталость, заснула, да так и спала всю ночь, обняв рукою сына.
А через день-другой Малуша начала работать, потому что теперь Желань не могла сама управиться по хозяйству: теперь у них в землянке был целый род — бабка, мать, сын…
Но работа не утомляла Малушу, и никогда она не работала с такой радостью и наслаждением, как теперь. Она следила за сыном, кормила его, бегала на речку, возилась в огороде, помогала Желани — да разве перечислишь все, что делала и что еще хотела сделать Малуша! Мир расцветал вокруг нее, за весною наступило лето, за летом — осень, но вокруг было все так же много солнца, тепла, радости, счастья.
И даже зимою, когда лед сковал Рось, а за стеною землянки гудела вьюга и трещал Мороз, им в землянке было уютно, тепло. Бабка Желань крутила себе да крутила пряслице,[149] Малуша сидела у очага перед люлькой, слегка покачивала ее, вспоминала песню, которую пели в Любече матери над своими детьми, которую она слышала и в своей родной землянке.
Качаю я люльку, качаю, качаю. Малое дитятко, забота большая, — начинала Малуша и прислушивалась к своим словам, потому что это было сказано будто про нее:
Ой, сын мой родимый, милый мой сыночек, Не сплю я с тобою сколько уж ночек. Тебя бы, сыночек, качала, качала. Только я бы радость от тебя видала…
О, какие это были хорошие, радостные слова!
6
Вечером во дворе остановилось несколько всадников. Малушу это не удивило — княжьи дружинники часто ездили за Рось и всегда останавливались у их землянки, прежде чем переправиться через реку. Заслышав издали конский топот, она сама выходила им навстречу — подаст воды напиться, перекинется словом, а там спросит и про Киев, про княгиню Ольгу и Святослава.
На этот раз она не успела выйти воям навстречу, потому что стирала на Роси. И пока добежала, княжьи дружинники — их было четверо — уже спешились, привязали коней к дубкам, пошли, остановились у землянки. Не то разминались, не то ждали ее.
Малуша замедлила шаг, присмотрелась. Среди четырех дружинников она узнала Добрыню.
Малуша обрадовалась.
— Как хорошо, что ты приехал! — сказала она, отойдя в сторону с Добрыней. — Мы так давно не виделись с тобою.
— Я ездил в поле с князем. Далеко побывали.
— Ты сказал — с князем. Разве он…
— Так, Малуша, князь Святослав сел на Киевский стол.
— И как он? Ты его видел, говорил с ним?
— Видел, Малка, и говорил. Князь Святослав жив, здоров, он меня долго расспрашивал о тебе, велел сказать, что помнит о тебе и не забудет.
— Слава Перуну! — радостно произнесла Малуша. — Я не напрасно молилась, он услышал меня. Славен князь Святослав. А тебе, брат, спасибо.
И долго, сидя около землянки, Добрыня беседовал с сестрою. Над Росью все ниже и ниже склонялось солнце, темнели Тени у скал, холодком повеяло от воды, и глубже стали почему-то складки на лице Добрыни.
— Слушай, Малуша, — сказал он, когда они вошли в землянку, — я приехал к тебе по княжьему наказу,
— Что случилось? — сжалось у нее сердце.
— Княгиня Ольга и великий князь Святослав послали меня узнать о здоровье Владимира.
У Малуши отлегло от сердца — они не забыли о ее сыне, помнят, хотят знать о нем.
— Скажи, что растет сильный, здоровый, — ответила она брату. — Да и почему бы ему не быть здоровым? Тут у нас, возле Роси, все есть, зимой было тепло, всего вдоволь.
— Но, Малуша, — продолжал Добрыня, — Владимир — княжич, придет время — князем станет.
— Знаю, Добрыня, — отозвалась она. — Так и я тоже хочу, чтобы он стал князем. Но разве я за ним плохо смотрю? У меня никого на свете нет дороже, чем он, мой сыночек Владимир.
Она и сейчас прислонилась лицом к головке сына, несколько раз его поцеловала. И Добрыня некоторое время молчал, любуясь матерью и сыном.
— Все это так, и сердце твое я знаю, Малуша, — проговорил он, оглядывая землянку. — Только негоже княжичу жить здесь…
— Что вы задумали? — вскрикнула она. — Говори, говори, Добрыня!
— Я должен забрать княжича Владимира, — тяжело вздохнул он. — Затем и приехал.
— Забрать? — подняла она встревоженное лицо. — Оторвать его от моей груди? Нет, Добрыня, того не будет, лучше уж в Рось…
— В Рось княжича Владимира? — очень медленно и сурово сказал Добрыня. — Подумай, что говоришь, Малуша! Не твой Владимир — Киевской земли княжич.
Она закрыла глаза. Крепко сжала губы, опустила голову.
— Правда, Добрыня… Я думала, что Владимир мой, но он княжич! Что же останется тогда у меня? Был сын — и я еще жила, возьмешь его — и ничего, ничего у меня нет. Послушай, Добрыня, мне страшно, ох как мне страшно! Душу ты забираешь у меня!
Горе Малуши было так велико, что она ничего больше не могла сказать и, прижавшись к ребенку, молча плакала.
Если бы Малуша в эту минуту посмотрела на брата, она бы увидела, как из его глаз тоже выкатились одна за другою несколько слезинок. — Добрыня плакал, это была, должно быть, самая тяжелая минута в его жизни, ибо гридень еще раз почувствовал, что и он и Малуша — княжьи рабы.
Потом Добрыня смахнул слезы: ни Малуша, ни кто-либо другой не должны видеть, что гридень тоже умеет плакать.
Но Малуша и не смотрела на Добрыню; она не могла оторвать глаз и рук от своего сына, она надолго, а может, и навек, прощалась с ним.
Дальше все было как во сне. Добрыня и дружинники начали собираться в далекий путь: седлали коней, поперек седла Добрыни крепко привязали короб.
Малуша сама вынесла ребенка из землянки, передала на руки Добрыне, а он уложил его в короб. И они так осторожно все это делали, что дитя даже не проснулось.
— Прощай, сестра, — только донеслось до Малуши. — Не сам творю, десницею князя…
Он положил руки ей на плечи и поклонился:
— Прощай!
Дружинники сели на коней, четыре черных всадника, как птицы, полетели на запад, где еще пламенело багряное зарево.
Малуша вошла в землянку и, ничего не понимая, обшарила руками постельку у стены, где недавно лежал ее сын. Постелька была еще теплая, на ней в том месте, где лежал Владимир, осталась впадина. Но сына не было, не будет…
Она бросилась вон из землянки, как будто могла о чем-то умолить брата и дружинников, что недавно уехали. Но на дворе было темно и тихо, нигде не слышно ни голосов, ни конского топота. Они уже отъехали далеко-далеко…
Темная женская фигура метнулась, обогнув землянку, к дубам, у которых недавно стояли на привязи кони, к колодцу, где они поили коней, к круче, с которой она часто смотрела на Рось.
Растерянная женщина смотрела на небо, с мольбой простирала руки вверх, к звездам; но ни одна звезда ей не улыбнулась, на небе не было ни одного облачка, которое могло бы спуститься к ней.
И тогда она упала на росистую траву, обхватила голову руками и зарыдала, застонала, затужила так, как может тужить только мать — безудержно, безутешно…
— Владимир! Сыночек мой! Дитятко мое! Солнышко мое, жизнь моя, радость моя, где ты, где ты, отзовись!
Ты был со мною — и я смеялась, ты был со мною — и не было у меня большей радости, почему же ты ушел от меня, почему покинул?
Боги в высоком небе, люди на широкой земле, помогите же мне, спасите меня, верните мне сына-сыночка!
Тебя бы я, сыночек, качала, качала, только бы я радость от тебя видала…
От самого сердца шли простые слова, плакала, стонала обокраденная, обездоленная мать. Если бы у камня был голос, он отозвался бы на этот крик. Но у камня голоса нет, а больше никто не мог услышать ее среди ночи.
И за все время ей ни разу не пришла и не могла прийти в голову мысль, что она, простая женщина Полянского рода, дала жизнь ребенку, который станет когда-нибудь великим князем Киевского стола, и что через тысячу лет люди вспомнят ее, рабыню Малушу, и удивятся ее великой, святой любви.
7
- Черные стрелы вятича - Вадим Каргалов - Историческая проза
- Святослав. Возмужание - Валентин Гнатюк - Историческая проза
- Князь-пират. Гроза Русского моря - Василий Седугин - Историческая проза
- Святослав (Железная заря) - Игорь Генералов - Историческая проза
- Фёдор Курицын. Повесть о Дракуле - Александр Юрченко - Историческая проза
- Заговор князей - Роберт Святополк-Мирский - Историческая проза
- Дмитрий Донской. Битва за Святую Русь: трилогия - Дмитрий Балашов - Историческая проза
- Всей землей володеть - Олег Игоревич Яковлев - Историческая проза
- Святослав Великий и Владимир Красно Солнышко. Языческие боги против Крещения - Виктор Поротников - Историческая проза
- Чингисхан - Василий Ян - Историческая проза