Форма входа
Читем онлайн Приключения русского дебютанта - Гари Штейнгарт
Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
— А побочные эффекты?
— Никаких. Выйдем на балкон. Я тебе покажу.
— Дай подумать…
— Что тут думать! Послушай, у меня есть знакомый ветеринар под Лионом, он сидит в совете директоров крупнейшей фармацевтической фирмы. С твоим «ПраваИнвестом» мы можем заполучить весь восточноевропейский рынок. А лучше места сбыта, чем Права, не найти, согласен?
— В общем, да. Но это легально?
— А то, — заверил поэт Фиш. — А что тут такого? — добавил он, видя, что сделка пока не клеится. И подытожил: — Знаешь, «лошадка» никогда не помешает. Я сам прикупил на днях парочку дохленьких в Кентукки. Давай, пошли. — И он вывел Владимира из комнаты.
Морган и Александра смотрели им вслед, завороженные странным зрелищем: исполнительный вице-президент «ПраваИнвеста» сосредоточенно следует по пятам гнома.
Балкон выходил на автовокзал, который, несмотря на величественный блеск полной луны, по-прежнему напоминал облупившуюся мозаику, сложенную из цемента и рифленого металла.
И автобусов.
С Запада прибывали двухэтажные, модель «люкс», с мерцающими телеэкранами и зелеными выхлопами кондиционеров, стелющимися по асфальту. Они извергали потоки чистеньких юных туристов из Франкфурта, Брюсселя и Турина, и те немедленно начинали праздновать вновь обретенную Восточным блоком свободу, обливая друг друга пивом и показывая два победных пальца таксистам, ожидающим пассажиров.
С Востока прибывали автобусы, очень уместно названные «Икарусами»: хронически больные, они содрогались на ходу всем низким, серым корпусом; двери, которые вечно заедало, открывались медленно, выпуская усталые семьи из Братиславы и Кошице либо пожилых служащих из Софии и Кишинева; по пути к ближайшей станции метро служащие крепко прижимали портфели к своим искристым синтетическим костюмам. Владимир почти ощущал запах этих портфелей, в них, как и в кейсе его отца, лежали остатки хлеба с колбасой, припасенных в дорогу; эти остатки пойдут на ужин — среднестатистическому болгарину золотая Права становилась не по карману.
Но раздумья над сей печальной дихотомией, обусловившей в некотором роде историю Владимировой жизни и возбуждавшей в нем одновременно упоение и горечь — упоение от обладания особым привилегированным знанием как Востока, так и Запада, а горечь оттого, что так и не вписался ни в один из этих миров, — эти раздумья были прерваны поэтом Фишем, который поднес щиплющие, царапающие кристаллики лошадиного порошка прямо к носу Владимира, и затем ничего особенного не случилось.
Нет, наверное, он преувеличивал. Что-то, конечно, случилось. На высших этажах мозга Владимира, куда он вознесся, повеял разреженный горный ветерок, не благоприятствующий мыслительному процессу. Автобусы продолжали прибывать и отъезжать, но теперь они были просто автобусами (транспорт, знаете ли, из пункта А в пункт Б), а Фиш, катавшийся нагишом по балкону, подвывая и помахивая луне маленьким лиловым пенисом, был просто воющим молодым человеком с лиловым пенисом. Ничего особенно потрясающего. Более того, небытие уже не было таким уж непредставимым (а сколько раз в детстве Владимир, будучи склонным к мрачности ребенком, закрывал глаза и затыкал уши ватой, пытаясь вообразить Пустоту), но скорее вполне закономерным следствием его дурацкого счастья. Обволакивающая, бездонная радость анестезии.
Когда пятнадцать минут закончились, Владимира, не мешкая ни секунды, бесшумно вернули в его тело. Фиш одевался.
Владимир встал. Потом сел. И опять встал. Все что угодно, лишь бы вернуть сенсорные ощущения. Он провел краешком визитки по пальцам, прежде чем вручить ее поэту. Очень мило. Он чуть было не нырнул головой в Тавлату.
— Я пришлю тебе пробную партию с инструкциями доя начинающих, — говорил Фиш. — И заодно кое-что из моих стихов. Я теперь попал под влияние Джона Донна, — добавил он, застегивая свою нелепую тунику эльфа.
— Скажи, ты хороший человек? — спросила Морган.
Пять утра. После вечеринки. Остров посреди Тавлаты, сообщающийся с Маленьким кварталом единственным пешеходным мостом неясного происхождения; островок, судя по всему, напрочь заброшенный призрачными муниципальными властями Правы: непролазные джунгли разросшихся деревьев и жмущегося к ним кустарника — совсем как слонята, что трутся о ноги матерей. Они сидели на траве под мощным дубом, покрытым, несмотря на наступление осени, густой листвой; грозный великан привлекал гостей в межсезонье своей укромностью. На другой стороне моста лунный свет изливался с высокого неба на узкие контрфорсы собора, отчего Св. Станислав казался гигантским пауком, каким-то образом одолевшим стены замка и устроившимся там ночевать.
Ему задали вопрос: хороший ли он человек?
— Прежде чем ответить, считаю своим долгом заявить: я пьян, — предупредил Владимир.
— Я тоже пьяная, просто скажи правду.
Правда. И как они до этого дошли? Всего минуту назад Владимир целовал Морган в пропитанные алкоголем губы, ощущал у нее под мышками влажность, которую так любил, прижимался к ее бедру, по-вуайеристски возбуждался, когда по ним скользил свет фар от его машины, — преданный Ян приглядывал за парочкой с набережной.
— Если начинать сравнивать, я лучше многих из тех, кого знаю. — Ложь. Стоило лишь вспомнить Коэна, чтобы понять: он соврал. — Ладно, сам по себе я не бог весть что, но я хочу быть хорошим для тебя. Я уже бывал хорошим для других.
К чему этот идиотский разговор? Она сидела прислонившись к трухлявому бревну, за которым высилась жертвенная куча, сложенная из пустых банок «Фанты» и пакетиков от презервативов. Из волос Морган торчали травинки, вздернутый кончик носа был испачкан губной помадой, с подбородка свисала слюна Владимира.
Хороший ли человек Владимир? Нет. Но он плохо относится к другим только потому, что к нему плохо отнеслись. Современная справедливость в постморальных обстоятельствах.
— Ты хочешь быть хорошим для меня, — повторила Морган на удивление внятно, хотя ее и качало от малейшего дуновения ветерка.
— Да, — подтвердил Владимир. — И я хочу узнать тебя получше. Это как пить дать.
— Ты в самом деле хочешь, чтобы я рассказала о своем детстве в Кливленде? О пригороде, где я росла? О моей семье? О том, каково быть старшим ребенком? Единственной девочкой? М-м… О баскетбольном лагере? Ты способен представить себе, Владимир, что такое баскетбольный лагерь для девочек? В графстве Медина, штат Огайо? Но самое главное, к чему тебе все это? Думаешь, тебе будет интересно узнать, почему иногда я бы предпочла оказаться в лагере, чем сидеть в кафе? И про то, как я терпеть не могу читать чужие стихи, только потому что вынуждена это делать? И как меня бесят люди вроде твоего друга Коэна с их бесконечными разглагольствованиями про чертов Париж двадцатых годов?
— Да. Я хочу обо всем этом услышать. Несомненно.
— Зачем?
Нелегкий вопрос. И вразумительных ответов на него не существовало. Придется что-то выдумывать.
Пока Владимир соображал, задул порывистый ветер и облака потянулись к северу. Запрокинув голову и игнорируя тот факт, что они находятся в самом центре города, можно было вообразить, что остров сдвинулся с места, поплыл, маневрируя по излучинам и рукавам Тавлаты, взяв курс на юг, к выходу в Адриатическое море. А если еще немного проплыть, то они могли бы пришвартовать свой остров к берегам Корфу и резвиться там средь шелеста оливковых деревьев, под гармоничные трели щеглов. Что угодно, лишь бы закончить этот допрос.
— Послушай, — начал Владимир, — тебя бесит, когда Коэн заводит разговор о Париже и культе экспатриантов вообще. Но должен заметить: в этом что-то есть. Самые прекрасные три строчки, которые я прочел в жизни, — те, которыми заканчивается «Тропик Рака». Сначала позволь объясниться: я вовсе не канонизирую Генри Миллера как человека, он был женоненавистником и ярым расистом, и я по-прежнему испытываю глубокие сомнения относительно его писательских талантов. Я лишь выражаю восхищение последними строчками одного из его романов… Генри Миллер стоит на берегу Сены, он только что прошел испытание нищетой и всевозможными унижениями. И он пишет примерно так (прости, если немного ошибусь в цитате): «Солнце заходит. Я чувствую, как эта река течет сквозь меня — грунт, изменчивая атмосфера, глубокая древность. Холмы тихонько окружили ее: курс реки предопределен».
Он просунул руку меж ее теплыми ладонями.
— Я не знаю, хороший я человек или плохой, — продолжил Владимир. — И не уверен, можно ли знать об этом наверняка. Но сейчас я счастливейший человек на свете. Вот река — ее грунт, атмосфера, глубокая древность, и мы с тобой в пять утра посредине этой реки, посреди этого города. У меня такое чувство…
Она зажала ему рот его же рукой.
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Приключения русского дебютанта - Гари Штейнгарт бесплатно.
Похожие на Приключения русского дебютанта - Гари Штейнгарт книги
- Французское завещание - Андрей Макин - Современная проза
- Пляска Чингиз-Хаима - Ромен Гари - Современная проза
- Грустные клоуны - Ромен Гари - Современная проза
- Эстетика. О поэтах. Стихи и проза - Владимир Соловьев - Современная проза
- С носом - Микко Римминен - Современная проза
- Праздник похорон - Михаил Чулаки - Современная проза
- ПРАЗДНИК ПОХОРОН - Михаил Чулаки - Современная проза
- «Подвиг» 1968 № 01 - журнал - Современная проза
- Чародеи - Ромен Гари - Современная проза
- Людское клеймо - Филип Рот - Современная проза
